Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Принесла еще один текст, написанный по творческим заданиям от Голландская рулетка (книга "365 дней вдохновения"). Задание такое: "Найдите трещину в стене. На что она похожа? Придумайте о ней историю".
Нашла. Придумала. Вот.
Благородные читатели! Нижайше прошу проявить немного терпения и снисхождения, потому как простому раздувальщику мехов сложно раздуть историю, в которой столько небывальщины, и всё – правда.
читать дальшеВы мне, может, не поверите, потому как мастер Шекспир уже рассказал про меня, Френсиса Дудку, и про моих друзей в своей пьесе «Сон в летнюю ночь», и пьеса его разошлась по всему свету, и ее все хвалили, и о нас все узнали, и это весьма приятно, хотя – вот вам честное слово честного афинянина! – наша «Прежалостная комедия и жестокая кончина Пирама и Фисбы» все же лучше. Шекспир приводит ее почти целиком, так что, сами можете сравнить и оценить. А еще, смею заверить, достойнейший мастер Шекспир изложил не всю историю о нашем представлении. Он-то расспрашивал Ника Основу, ведущего нашего актера, да Питера Пигву, хозяина всей затеи и всего театра. А про меня, в общем-то и забыли, хотя, снова смею заверить, без Фисбы, которую я исполнял, спектаклю чего-то бы не хватало. Ну, раз уж так сложилось, решился я примерно и неприглядно изложить, как оно было на самом деле. Примерно потому, что я человек примерный и веду себя благопристойно, хоть и исполняю женские роли – а представьте пьесу, где одни мужчины! На такое и леди не пойдут – там поплакать не над чем, и джентльменам скучно станет – посмеяться не над кем. Значит, давай, Френсис Дудка, напяливай юбки да румянь лицо, чтобы было вам, почтенные зрители, и поплакать, и посмеяться.
А непригядно изложу я дело, потому как не умею приглядывать за слогом и стилем. Это, если честно, моя первая история, которую взялся я изложить. Дальше оно, может, ловчее пойдет. Это как игра в кости – только начни и, если есть азарт, то либо проиграешься до виселицы, либо станешь богачом. У вас, господ поэтов и писателей, сдается мне, тоже так.
Однако затянулся мой пролог. Пора переходить к кульминации. Хотя, у кульминации тоже есть свой пролог, так что, вы уж потерпите.
Почтенный собрат наш Шекспир правильно упомянул, что в первый раз мы, актеры, собрались в доме мастера Пигвы. Там мы обсуждали предстоящее выступление перед милостивым герцогом нашим Тезеем и его прекрасной супругой леди Ипполитой, и роли там же мастер Пигва распределил. Мне досталась Фисба. Мне всегда достается играть влюбленных девиц, хотя у меня уж щетина на подбородке пробивается, и пора бы переходить к мужским ролям. Я об этом мастеру Пигве прямо сказал, но он, старый бочонок с элем, знал, что Фисба у меня выйдет преотменная, и отмахнулся – мол, не беда, сыграешь в маске, главное – чтобы больше томности позе придать и голосу – чувства. Ну да, думаю, жмот ты, Пигва, не хочешь новенького в театр брать, не хочешь делить обещанные лордом-распорядителем увеселений денежки еще на одного. А мне до того надоели страдающие девицы с тонкими чувствами и такими же голосами, что я хоть стену готов был сыграть, через которую Пирам и Фисба переговариваются – просто для разнообразия.
Вот думал я об этом и рассматривал стену в комнате, где мы сидели. Дом у Пигвы старый, стены, как говорится, видели жизнь, и побелка на них изрядно потрескалась. И вот разглядываю я эти трещины, и что-то воображение разыгралось. То кажется, что белена сквозь стену прорастает и хочет заполнить весь дом. То мнятся профили сразу трех ведьм – космы спутанные, нижняя губа отвисла от сладострастия, а нос так и вынюхивает тех, у кого водятся грехи и деньги. То мерещится буря – пятно темное, словно туча, а из него молнии в разные стороны так и бьют.
Дума, нечисто что-то. Я человек как человек, меланхолией не страдаю, стихи не пишу – с чего бы такие фантазии? Не понравилось мне, что я увидел, хотя в тот день мне всё было не по душе. Особенно же не по душе оказалась трещина напротив меня – широкая и похожая на то, как если бы от большого сырного круга, поставленного стоймя, осталась бы только половинка, да и ту мыши выгрызли. Другими словами, трещина смахивала на глумливую ухмылку. И не предвещала та ухмылка ничего хорошего.
Э, думаю, кто-то хочет над нами посмеяться. И ему-то будет смешно, а нам не очень. Я это нутром почуял и, хоть не хотелось, а сказал: мастер, говорю, Пигва, пьеса о Пираме и Фисбе, конечно, очень хороша, она просто великолепна, и герцог потрясен будет, и леди Ипполита тоже, но давайте сыграем что-нибудь другое. Тут все на меня уставились, как на еретика, а мастер Пигва говорит: что-то ты, Дудка, не то дудишь, нескладная у тебя музыка выходит. А Ник Основа назвал меня ослиной башкой, хотя на поверку вышло, что ослиная башка на его плечах оказалась. И тут все как загалдят! Ты, кричат, представление нам сорвать хочешь, перед его светлостью опозорить, награды лишить! Да ничего, отвечаю, такого не хочу, я и сам награду получить не прочь, только в этой пьесе щель есть! Щель! Вы что, не понимаете? Щель в стене! Трещина!
Теперь они на меня посмотрели, как на полоумного. Ну и что, спрашивают, при чем тут щель? А при том, говорю. Трещина, хоть в настоящей стене, хоть в картонной – все равно лазейка, тайный ход, по которому какой хочешь дух к людям прошмыгнет и обратно ушмыгает. А мы тут, на окраине города, до леса рукой подать и скоро середина лета, самый долгий день, самая короткая ночь, когда духи везде носятся и всюду суют свой нос. И – мы со своей щелью в стене! Да мы же просто клад для них! Они через наше представление, как сквозь щель горохом покатятся по всем Афинам.
Тут все еще пуще загалдели, что я умом повредился, что у меня нервическая горячка, и Бедлам по мне скучает. Медник Том по прозванию Рыло даже предложил меня связать, а столяр Миляга отскочил в другой угол – испугался, что я его в припадке буйства убью.
Вдруг Ник Основа просиял и говорит умиротворенным таким, мягким таким голосом: не надо, говорит, друзья, его вязать, всё можно решить очень просто. Дудка, говорит он мне, ты боишься, что духи нам напакостят через трещину в стене? Так у нас не будет стены! Настоящую стену все равно на сцену не втащишь. Декорацию мастерить дорого и времени нет. Поэтому стену будет изображать один из нас. Намажем его глиной, известкой и пусть стоит, разведя руки и растопырив пальцы – мол, это и есть та самая стена, через щель в которой Пирам и Фисба переговаривались, чтоб мне треснуть!
Все восхитились. Все сказали, что план хорош.
Я тоже сказал, что план хорош, хотя думал совсем иначе. Но, если бы я продолжал упираться, меня, в самом деле, связали бы и отправили в Бедлам. Мы все плюем через левое плечо, чтобы отвести беду, все боимся сглаза и порчи, все верим, что эльфы подменяют младенцев, а вот скажи, попробуй, что ты видел эльфа. Тут же полоумным прослывешь. Или вот, ты чувствуешь, что какое-то дело пойдет не так, как ждали – ну, и чувствуй себе на здоровье, про себя. А скажешь об этом вслух – и тебя обругают, или засмеют, или выгонят. А в пабе за кружкой эля все хвастают, какое у них чутье на беду и на счастье. Болтать все молодцы, а кто по-настоящему знает да верит, тот, оказывается, дурак.
В общем, я согласился и больше уже ни о чем не говорил до конца встречи. Только, когда мы расходились, обернулся и посмотрел на ту щель в стене. Она стала еще шире, прямо улыбка до ушей. И мне показалось, что я, в самом деле, вижу уши – остроконечные уши эльфа. И будто кто-то запел:
«Я Робин Добрый Малый,
Веселый дух, ночной бродяга шалый,
В шутах у Оберона я служу».
Ну, если ты добрый, подумал я, так не тронь меня, Робин. Хотя, по чести, не такой я осел, чтобы желать встречи с тобой.
Что ж. Остальное вы знаете – и как Нику Основе приставили ослиную голову, и как в него влюбилась королева фей, и все прочее. А если не знаете – посмотрите пьесу мастера Шекспира. Он подробно все изъяснил. Только вот эта деталь с трещиной в стене подзатерялась. А теперь и она вам известна.
Да, еще одно. Робин все-таки и надо мной подшутил. Ох, зло подшутил! У меня с той самой короткой ночи в году проснулся зуд в голове и в пальцах. Хочется писать разные истории. Вот эту правдивую я вам рассказал, а дальше, может, сочинять стану. Брошу играть влюбленных девиц, заделаюсь писателем. Может, даже какой-нибудь знатный господин захочет, чтобы я что-нибудь для него сочинил. Я не прочь, если он и от своего имени мною написанное издаст. Френсис Дудка – что за имя, право, для писателя?! Вот, скажем, Френсис Бэкон – совсем другое дело.
А вам спасибо за терпение, почтенные читатели, храни вас Бог и да обходят вас стороной проказы духов.
Нашла. Придумала. Вот.
Благородные читатели! Нижайше прошу проявить немного терпения и снисхождения, потому как простому раздувальщику мехов сложно раздуть историю, в которой столько небывальщины, и всё – правда.
читать дальшеВы мне, может, не поверите, потому как мастер Шекспир уже рассказал про меня, Френсиса Дудку, и про моих друзей в своей пьесе «Сон в летнюю ночь», и пьеса его разошлась по всему свету, и ее все хвалили, и о нас все узнали, и это весьма приятно, хотя – вот вам честное слово честного афинянина! – наша «Прежалостная комедия и жестокая кончина Пирама и Фисбы» все же лучше. Шекспир приводит ее почти целиком, так что, сами можете сравнить и оценить. А еще, смею заверить, достойнейший мастер Шекспир изложил не всю историю о нашем представлении. Он-то расспрашивал Ника Основу, ведущего нашего актера, да Питера Пигву, хозяина всей затеи и всего театра. А про меня, в общем-то и забыли, хотя, снова смею заверить, без Фисбы, которую я исполнял, спектаклю чего-то бы не хватало. Ну, раз уж так сложилось, решился я примерно и неприглядно изложить, как оно было на самом деле. Примерно потому, что я человек примерный и веду себя благопристойно, хоть и исполняю женские роли – а представьте пьесу, где одни мужчины! На такое и леди не пойдут – там поплакать не над чем, и джентльменам скучно станет – посмеяться не над кем. Значит, давай, Френсис Дудка, напяливай юбки да румянь лицо, чтобы было вам, почтенные зрители, и поплакать, и посмеяться.
А непригядно изложу я дело, потому как не умею приглядывать за слогом и стилем. Это, если честно, моя первая история, которую взялся я изложить. Дальше оно, может, ловчее пойдет. Это как игра в кости – только начни и, если есть азарт, то либо проиграешься до виселицы, либо станешь богачом. У вас, господ поэтов и писателей, сдается мне, тоже так.
Однако затянулся мой пролог. Пора переходить к кульминации. Хотя, у кульминации тоже есть свой пролог, так что, вы уж потерпите.
Почтенный собрат наш Шекспир правильно упомянул, что в первый раз мы, актеры, собрались в доме мастера Пигвы. Там мы обсуждали предстоящее выступление перед милостивым герцогом нашим Тезеем и его прекрасной супругой леди Ипполитой, и роли там же мастер Пигва распределил. Мне досталась Фисба. Мне всегда достается играть влюбленных девиц, хотя у меня уж щетина на подбородке пробивается, и пора бы переходить к мужским ролям. Я об этом мастеру Пигве прямо сказал, но он, старый бочонок с элем, знал, что Фисба у меня выйдет преотменная, и отмахнулся – мол, не беда, сыграешь в маске, главное – чтобы больше томности позе придать и голосу – чувства. Ну да, думаю, жмот ты, Пигва, не хочешь новенького в театр брать, не хочешь делить обещанные лордом-распорядителем увеселений денежки еще на одного. А мне до того надоели страдающие девицы с тонкими чувствами и такими же голосами, что я хоть стену готов был сыграть, через которую Пирам и Фисба переговариваются – просто для разнообразия.
Вот думал я об этом и рассматривал стену в комнате, где мы сидели. Дом у Пигвы старый, стены, как говорится, видели жизнь, и побелка на них изрядно потрескалась. И вот разглядываю я эти трещины, и что-то воображение разыгралось. То кажется, что белена сквозь стену прорастает и хочет заполнить весь дом. То мнятся профили сразу трех ведьм – космы спутанные, нижняя губа отвисла от сладострастия, а нос так и вынюхивает тех, у кого водятся грехи и деньги. То мерещится буря – пятно темное, словно туча, а из него молнии в разные стороны так и бьют.
Дума, нечисто что-то. Я человек как человек, меланхолией не страдаю, стихи не пишу – с чего бы такие фантазии? Не понравилось мне, что я увидел, хотя в тот день мне всё было не по душе. Особенно же не по душе оказалась трещина напротив меня – широкая и похожая на то, как если бы от большого сырного круга, поставленного стоймя, осталась бы только половинка, да и ту мыши выгрызли. Другими словами, трещина смахивала на глумливую ухмылку. И не предвещала та ухмылка ничего хорошего.
Э, думаю, кто-то хочет над нами посмеяться. И ему-то будет смешно, а нам не очень. Я это нутром почуял и, хоть не хотелось, а сказал: мастер, говорю, Пигва, пьеса о Пираме и Фисбе, конечно, очень хороша, она просто великолепна, и герцог потрясен будет, и леди Ипполита тоже, но давайте сыграем что-нибудь другое. Тут все на меня уставились, как на еретика, а мастер Пигва говорит: что-то ты, Дудка, не то дудишь, нескладная у тебя музыка выходит. А Ник Основа назвал меня ослиной башкой, хотя на поверку вышло, что ослиная башка на его плечах оказалась. И тут все как загалдят! Ты, кричат, представление нам сорвать хочешь, перед его светлостью опозорить, награды лишить! Да ничего, отвечаю, такого не хочу, я и сам награду получить не прочь, только в этой пьесе щель есть! Щель! Вы что, не понимаете? Щель в стене! Трещина!
Теперь они на меня посмотрели, как на полоумного. Ну и что, спрашивают, при чем тут щель? А при том, говорю. Трещина, хоть в настоящей стене, хоть в картонной – все равно лазейка, тайный ход, по которому какой хочешь дух к людям прошмыгнет и обратно ушмыгает. А мы тут, на окраине города, до леса рукой подать и скоро середина лета, самый долгий день, самая короткая ночь, когда духи везде носятся и всюду суют свой нос. И – мы со своей щелью в стене! Да мы же просто клад для них! Они через наше представление, как сквозь щель горохом покатятся по всем Афинам.
Тут все еще пуще загалдели, что я умом повредился, что у меня нервическая горячка, и Бедлам по мне скучает. Медник Том по прозванию Рыло даже предложил меня связать, а столяр Миляга отскочил в другой угол – испугался, что я его в припадке буйства убью.
Вдруг Ник Основа просиял и говорит умиротворенным таким, мягким таким голосом: не надо, говорит, друзья, его вязать, всё можно решить очень просто. Дудка, говорит он мне, ты боишься, что духи нам напакостят через трещину в стене? Так у нас не будет стены! Настоящую стену все равно на сцену не втащишь. Декорацию мастерить дорого и времени нет. Поэтому стену будет изображать один из нас. Намажем его глиной, известкой и пусть стоит, разведя руки и растопырив пальцы – мол, это и есть та самая стена, через щель в которой Пирам и Фисба переговаривались, чтоб мне треснуть!
Все восхитились. Все сказали, что план хорош.
Я тоже сказал, что план хорош, хотя думал совсем иначе. Но, если бы я продолжал упираться, меня, в самом деле, связали бы и отправили в Бедлам. Мы все плюем через левое плечо, чтобы отвести беду, все боимся сглаза и порчи, все верим, что эльфы подменяют младенцев, а вот скажи, попробуй, что ты видел эльфа. Тут же полоумным прослывешь. Или вот, ты чувствуешь, что какое-то дело пойдет не так, как ждали – ну, и чувствуй себе на здоровье, про себя. А скажешь об этом вслух – и тебя обругают, или засмеют, или выгонят. А в пабе за кружкой эля все хвастают, какое у них чутье на беду и на счастье. Болтать все молодцы, а кто по-настоящему знает да верит, тот, оказывается, дурак.
В общем, я согласился и больше уже ни о чем не говорил до конца встречи. Только, когда мы расходились, обернулся и посмотрел на ту щель в стене. Она стала еще шире, прямо улыбка до ушей. И мне показалось, что я, в самом деле, вижу уши – остроконечные уши эльфа. И будто кто-то запел:
«Я Робин Добрый Малый,
Веселый дух, ночной бродяга шалый,
В шутах у Оберона я служу».
Ну, если ты добрый, подумал я, так не тронь меня, Робин. Хотя, по чести, не такой я осел, чтобы желать встречи с тобой.
Что ж. Остальное вы знаете – и как Нику Основе приставили ослиную голову, и как в него влюбилась королева фей, и все прочее. А если не знаете – посмотрите пьесу мастера Шекспира. Он подробно все изъяснил. Только вот эта деталь с трещиной в стене подзатерялась. А теперь и она вам известна.
Да, еще одно. Робин все-таки и надо мной подшутил. Ох, зло подшутил! У меня с той самой короткой ночи в году проснулся зуд в голове и в пальцах. Хочется писать разные истории. Вот эту правдивую я вам рассказал, а дальше, может, сочинять стану. Брошу играть влюбленных девиц, заделаюсь писателем. Может, даже какой-нибудь знатный господин захочет, чтобы я что-нибудь для него сочинил. Я не прочь, если он и от своего имени мною написанное издаст. Френсис Дудка – что за имя, право, для писателя?! Вот, скажем, Френсис Бэкон – совсем другое дело.
А вам спасибо за терпение, почтенные читатели, храни вас Бог и да обходят вас стороной проказы духов.
@темы: "рассказцы"
-
-
02.02.2025 в 13:13Блестяще!
-
-
02.02.2025 в 13:32спасибо
-
-
02.02.2025 в 16:16-
-
02.02.2025 в 16:20Ха, святая правда! Было в моей жизни такое: у одного из прошлых шефов новое дело шло через пень-колоду - постоянно какие-то препоны. Мы, офисные работники, ему прямой речью сказали, что дела не будет. Нет, пошел дальше. В итоге потерял очень многое, серьезные проблемы огреб втечении многих лет.
-
-
02.02.2025 в 16:37-
-
03.02.2025 в 08:30спасибо
у одного из прошлых шефов новое дело шло через пень-колоду - постоянно какие-то препоны. Мы, офисные работники, ему прямой речью сказали, что дела не будет. Нет, пошел дальше. В итоге потерял очень многое, серьезные проблемы огреб втечении многих лет.
Одна из бывших моих шефов постоянно поминала "благодать". Мол, благодать должна быть в коллективе, тогда будет нам всем успех и удача. На Востоке "баракА" (благодать) — понятие привычное, эти разговоры никого не удивляли. Но любые попытки намекнуть о необходимости и ей тоже проявить "бараку" в деле (например, не гонять в командировки сотрудниц с маленькими детьми или не урабатывать людей до того, что они засыпали на ходу) натыкались на лютое раздражение. В результате, благодать так и не снизошла: коллектив дружно уволился (пять заявлений единовременно), а саму шефиню выпнули с теплого местечка в богатом министерстве. Правда, вряд ли она поняла, что благодать — это, как ни странно, реальное состояние, зависящее от совместных усилий, а не повод для манипуляций людьми.
Оладушка,
спасибо