Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Великая Богиня не только ткачиха, но и пряха, выпрядающая нити жизни. Клубок, который Марья-царевна дает Андрею-стрелку, в прямом смысле заключает в себе его жизнь. Пока он идет туда — не знаю куда, клубок разматывается, чтобы закончиться возле леса, на краю которого стоит избушка на курьих ножках.
читать дальшеВ литературной обработке А.Н.Толстого есть немало драматичных эпизодов. Выразительно и экспрессивно противостояние стрелка и кота Баюна; эмоциональное напряжение отличает сцену, где Марья-царевна ищет ответ на последнюю царскую задачу. Главное же трагическое действие происходит тихо и незаметно, между строк. Всего-то клубок размотался. А ведь это означает смерть главного героя. Попав в настоящее загробное царство, прежний Андрей-стрелок не вернется из путешествия туда — не знаю куда. Он умер, а мы и не заметили, как не замечают спящие люди еженощной гибели Солнца.
Речь однако о смерти мифологической, которая отличается от смерти реального мира. Вспомним: в обрядах инициации ребенок тоже "умирает", чтобы возродиться в статусе взрослого мужчины — при этом все, включая самих посвящаемых, верят в подлинность такой смерти. Наш герой умирает смертью инициируемого, ни на минуту не забывая о цели путешествия. Он уверенно просит избу повернуться к нему передом, к лесу задом, входит и видит... прядущую седую старуху. Клубок, данный солнечному богу женским божеством, размотался, но другая, старшая, ипостась того же божества уже выпрядает новую нить жизни. Правда, право на новую жизнь еще нужно заработать.
Старуха встречает незваного гостя традиционным: "Фу, фу, русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь".
Интересно, что во всех сказках баба-яга упоминает "дух", запах. Согласно представлениям древности, обитатели мира мертвых не видят живых, но безошибочно чуют их (и как тут не вспомнить зомби из голливудских зомбиапокалипсисов, которые непременно найдут себе жертву, хотя видеть им, собственно, нечем). Слова бабы-яги, которая чует в стрелке живого, подтверждает, что умер он мифологической смертью. Хотя радоваться тут особо нечему: в представлениях древности мифологическая смерть более реальна и часто более необратима, чем "обычная". Про мифологическую смерть я писала в очерке о Дарте Вейдере и для интересующихся тем, что это такое, мне легче дать ссылкуficbook.net/readfic/6007821, чем заново обяснять. *Заодно, может, что-то новое про Вейдера узнаете, может даже лайкнете мой опус
*. Я же остановлюсь на другом.
Андрей-стрелок бодро отвечает: "Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека. Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь".
Ответ стрелка любопытен дважды. Для начала, он прямо называет старуху бабой-ягой, хотя вроде бы не может знать, кто она на самом деле. Он не встречался с ней прежде. Марья-царевна его о возможности такой встречи тоже не предупреждала. Откуда стрелок знает, кто перед ним? А оттуда, что мертвые, согласно мифологическому мышлению, обретают знание, недоступное живым (инициация, кстати, еще и поэтому является имитацией смерти: не умерев, нельзя приобрести знания, необходимые для взрослой жизни). Будучи живым, Андрей-стрелок зависел от советов жены. Теперь у него есть собственная мудрость.
Но самым любопытным выглядит предложение стрелка выпарить его в бане. На поверхности это демонстрация удали и остроумия, которая должна расположить (и, действительно, располагает) хозяйку к гостю. За поверхностью скрывается более глубокое значение: баня, как и печь, явно связана с древними обрядами инициации, поскольку она осмыслялась как точка перехода из мира живых в мир мертвых. Но есть еще один, третий, смысл. Андрей уже умер, но еще не погребен. То есть, "пациент ни жив ни мертв", и нужно совершить необходимые обряды, чтобы помочь ему умереть окончательно (иначе он не сможет возродиться). А что делают с покойником? Правильно, омывают. И снабжают съестными припасами в дорогу.
Вот и баба-яга отправляет Андрея париться в баньке. Андрей утирается данным ему в дорогу полотенцем, яга видит полотенце и признает в нем рукоделие своей дочери. После чего, само собой, наркывает стол, чтобы угостить стрелка, оказавшегося ее зятем. Покойник омыт, снабжен ритуальной едой — пора хоронить.
Андрей спрашивает ягу, как пройти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Увы, у яги тоже нет ответа. Она, как выясняется, не самая древняя ипостась женского божества; образно говоря, Верданди, а не Урд. Старейшей ипостасью оказывается лягушка, живущая в заповедном болоте. Лягушки, как и змеи, являются одним из древнейших олицетворений женского божества и связанных с ним идей плодородия и смерти (вспоминаем Царевну-лягушку).
Лягушка, существо, неотделимое от нижнего мира и воды (образы первобытного хаоса), действительно, знает ответ на загадку, у которой нет ответа. Она берется доставить Андрея-стрелка к цели и, раздувшись до размеров горы, переносит его через огненную реку (река может служить одновременно последней границей, отделяющей жизнь от смерти, и воспоминанием о ритуале кремации). Следуя указаниям лягушки, Андрей-стрелок находит "терем — не терем, избу — не избу, сарай — не сарай", некое строение без окон и крыльца. Угадали, что это? Угадали. "Дом" для покойника. Сейчас назвали бы гробом, в глубокой древности это мог быть сруб, в котором умершего сжигали или оставляли истлевать. В этот гроб иложится заходит стрелок, чтобы спрятаться за печью (снова напоминание об огне и инициациях) и дождаться того — не знаю чего.
читать дальшеВ литературной обработке А.Н.Толстого есть немало драматичных эпизодов. Выразительно и экспрессивно противостояние стрелка и кота Баюна; эмоциональное напряжение отличает сцену, где Марья-царевна ищет ответ на последнюю царскую задачу. Главное же трагическое действие происходит тихо и незаметно, между строк. Всего-то клубок размотался. А ведь это означает смерть главного героя. Попав в настоящее загробное царство, прежний Андрей-стрелок не вернется из путешествия туда — не знаю куда. Он умер, а мы и не заметили, как не замечают спящие люди еженощной гибели Солнца.
Речь однако о смерти мифологической, которая отличается от смерти реального мира. Вспомним: в обрядах инициации ребенок тоже "умирает", чтобы возродиться в статусе взрослого мужчины — при этом все, включая самих посвящаемых, верят в подлинность такой смерти. Наш герой умирает смертью инициируемого, ни на минуту не забывая о цели путешествия. Он уверенно просит избу повернуться к нему передом, к лесу задом, входит и видит... прядущую седую старуху. Клубок, данный солнечному богу женским божеством, размотался, но другая, старшая, ипостась того же божества уже выпрядает новую нить жизни. Правда, право на новую жизнь еще нужно заработать.
Старуха встречает незваного гостя традиционным: "Фу, фу, русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь".
Интересно, что во всех сказках баба-яга упоминает "дух", запах. Согласно представлениям древности, обитатели мира мертвых не видят живых, но безошибочно чуют их (и как тут не вспомнить зомби из голливудских зомбиапокалипсисов, которые непременно найдут себе жертву, хотя видеть им, собственно, нечем). Слова бабы-яги, которая чует в стрелке живого, подтверждает, что умер он мифологической смертью. Хотя радоваться тут особо нечему: в представлениях древности мифологическая смерть более реальна и часто более необратима, чем "обычная". Про мифологическую смерть я писала в очерке о Дарте Вейдере и для интересующихся тем, что это такое, мне легче дать ссылкуficbook.net/readfic/6007821, чем заново обяснять. *Заодно, может, что-то новое про Вейдера узнаете, может даже лайкнете мой опус

Андрей-стрелок бодро отвечает: "Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека. Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь".
Ответ стрелка любопытен дважды. Для начала, он прямо называет старуху бабой-ягой, хотя вроде бы не может знать, кто она на самом деле. Он не встречался с ней прежде. Марья-царевна его о возможности такой встречи тоже не предупреждала. Откуда стрелок знает, кто перед ним? А оттуда, что мертвые, согласно мифологическому мышлению, обретают знание, недоступное живым (инициация, кстати, еще и поэтому является имитацией смерти: не умерев, нельзя приобрести знания, необходимые для взрослой жизни). Будучи живым, Андрей-стрелок зависел от советов жены. Теперь у него есть собственная мудрость.
Но самым любопытным выглядит предложение стрелка выпарить его в бане. На поверхности это демонстрация удали и остроумия, которая должна расположить (и, действительно, располагает) хозяйку к гостю. За поверхностью скрывается более глубокое значение: баня, как и печь, явно связана с древними обрядами инициации, поскольку она осмыслялась как точка перехода из мира живых в мир мертвых. Но есть еще один, третий, смысл. Андрей уже умер, но еще не погребен. То есть, "пациент ни жив ни мертв", и нужно совершить необходимые обряды, чтобы помочь ему умереть окончательно (иначе он не сможет возродиться). А что делают с покойником? Правильно, омывают. И снабжают съестными припасами в дорогу.
Вот и баба-яга отправляет Андрея париться в баньке. Андрей утирается данным ему в дорогу полотенцем, яга видит полотенце и признает в нем рукоделие своей дочери. После чего, само собой, наркывает стол, чтобы угостить стрелка, оказавшегося ее зятем. Покойник омыт, снабжен ритуальной едой — пора хоронить.
Андрей спрашивает ягу, как пройти туда — не знаю куда, принести то — не знаю что. Увы, у яги тоже нет ответа. Она, как выясняется, не самая древняя ипостась женского божества; образно говоря, Верданди, а не Урд. Старейшей ипостасью оказывается лягушка, живущая в заповедном болоте. Лягушки, как и змеи, являются одним из древнейших олицетворений женского божества и связанных с ним идей плодородия и смерти (вспоминаем Царевну-лягушку).
Лягушка, существо, неотделимое от нижнего мира и воды (образы первобытного хаоса), действительно, знает ответ на загадку, у которой нет ответа. Она берется доставить Андрея-стрелка к цели и, раздувшись до размеров горы, переносит его через огненную реку (река может служить одновременно последней границей, отделяющей жизнь от смерти, и воспоминанием о ритуале кремации). Следуя указаниям лягушки, Андрей-стрелок находит "терем — не терем, избу — не избу, сарай — не сарай", некое строение без окон и крыльца. Угадали, что это? Угадали. "Дом" для покойника. Сейчас назвали бы гробом, в глубокой древности это мог быть сруб, в котором умершего сжигали или оставляли истлевать. В этот гроб и
@темы: "легенда и символ"
То есть баба-яга охраняет не последний рубеж к тому свету.
А в таких срубах хоронили покойников финно-угорские народы, да.
Интересно, а в детстве читать было страшно, особенно когда понимаешь что такое смерть и сто такое клубок.
Мне вот интересно, а кто были родителями Яги?
спасибо)
То есть баба-яга охраняет не последний рубеж к тому свету.
Не последний. Обычно, когда говоришь о старейшей ипостаси Великой Богини, люди думают, что будет кто-то в антропоморфном облике. Пусть страшный, но человек. А оно, внезапно, лягушка.
солнце которое рождается утром - это то же солнце или другое с точки зрения мифа? А во время зимнего солнцеворота?
Обычно — то же самое (как Иисус Христос, каждый раз умирая в причастии, остается тем же самым Иисусом Христом). Но за все мифологии мира не скажу. Подозреваю, что где-то верили в однодневное солнце, на смену которому приходит другое.
Mad Lory,
спасибо
Акша Таквааш,
спасибо
~Lady_Loki~,
а она там есть
Медовая Эстер,
а в детстве читать было страшно, особенно когда понимаешь что такое смерть и сто такое клубок.
Угу. Мне страшновато было слушать.
Мне вот интересно, а кто были родителями Яги?
По идее, у Яги не должно быть родителей. Она сама — прародительница, ипостась Великой Богини. Самовозникшая, из хаоса или первичного океана.
В некоторых сказах или сказках читали вариант про ведьм и нечисть таёжную, что ими становились: воспитывалась девочка-сирота, а в назначенный срок старая колдунья умирала, передавая ей свою душу и силу. Или приходила женщина, сломленная горем, или даже мужчина, и по своему добровольному решению проходили (в тайге, под руководством более старшего существа-нечеловека) обряд инициации, после которого решившийся переставал быть человеком и насвегда становился чуждым миру людей.
возникли как бы сами собой вместе с Лесом, болотами и остальными своими "угодьями". Как дерево из земли вырастает. Или река начинается.
В некоторых сказах или сказках читали вариант про ведьм и нечисть таёжную, что ими становились: воспитывалась девочка-сирота, а в назначенный срок старая колдунья умирала, передавая ей свою душу и силу. Или приходила женщина, сломленная горем, или даже мужчина, и по своему добровольному решению проходили (в тайге, под руководством более старшего существа-нечеловека) обряд инициации, после которого решившийся переставал быть человеком и насвегда становился чуждым миру людей.
Интересно. Если будет время и желание, может, сделаешь пост про такие сюжеты? Тем более, можешь сравнить с собственными ощущениями — насколько вот это вот все становится реальностью в воображении человека, когда он живет в лесу или хотя бы ходит по лесу.
А с лесом у нас странные отношения: с детства мечтали ходить по лесу просто так, но до 28 лет практически не получалось - сперва мать не пускала, сильно (и обоснованно) боясь энцефалитных клещей, а после 23-х научить необходимым навыкам ориентировки и выживания некому было, пока в турклуб не попали. До сих пор - смех и грех - в голове сидит жёсткий материнский запрет на гуляние по ближайшему пригородному лесу летом. Зимой - да, а в сезон, когда снега нет - это нам надо в область ехать...))) Не можем сказать, что для леса мы своя.
С другой стороны - почти с любой улицы нашего городка на севере видны лесные массивы (и только с юга лесостепь))). И то, что Лес - это не берёзовый околок во поле, который можно пройти с края до края за пару часов, а бескрайний массив, в котором можно потеряться с концами или блуждать день-два. И что не лес тут растёт под боком у города, а это городок расположен у края лесов, на севере переходящих в тайгу, покрывающую
полмирагромадные территории Сибири - это очень плотно сидит в сознании. Да, да, тот самый "пригородный лес" - это ближайший кусок леса, зажатый между городом и берегом водохранилища, и его невозможно обойти по периметру, как лес в Тверской области, где мы однажды ходили. Мы тогда просто обалдели, когда поняли, что ухитрились заблудиться в леске, имеющем меньше двух километров протяжённости.))))у нас давно уж в памяти перемешались сказки, сказы, якутские и бурятские сказки и сказовая фантастика современных авторов. Так что максимум можем примеры привести.
Понятно.
Лес - это не берёзовый околок во поле, который можно пройти с края до края за пару часов, а бескрайний массив, в котором можно потеряться с концами или блуждать день-два. И что не лес тут растёт под боком у города, а это городок расположен у края лесов, на севере переходящих в тайгу, покрывающую полмира громадные территории Сибири - это очень плотно сидит в сознании.
Как ни странно, понимаю. Муж маминой сестры был родом с Алтая, и что такое лес и горы, мама узнала еще в школьном возрасте, когда на Алтай с сестрой и ее мужем ездила. С тех пор она много где побывала, но это впечатление так и осталось, кажется, самым сильным. *А мое самое сильное впечатление — Гималаи, увиденные из самолета. И вроде бы летишь
над горами, а смотришь на них снизу вверх. И понимаешь, насколько человеческий язык беден: выразить эту мощь слов не найдется.*
Mad Lory,
Одной из любимых книг детства были "Амурские сказки" Нагишкина.
Ага, знаю)
У народов Приамурья с тайгой отношения особые. Человек такая же ее часть, как любой зверь или дерево. Например, если проспишь зиму с медведицей в берлоге, то сам медведем станешь. А тигрица может стать девушкой и выйти за человека.
Похожие элементы в корейских сказках есть (что понятно, одна территория). Но там, наоборот, медведица становится человеком. Вообще, превращения туда и обратно — популярный мифологический мотив.
Про зверей-людей - нас когда-то очень впечатлили рассказы про Седого Медведя, хранителя тайги. И про то, как старатели подобрали мальчонку-заморыша, брошенного сироту, выходили его - а он потом оказался принявшим человеческий облик медвежонком, у которого мать убили... Подобные рассказы до сих пор одни из наших любимых: тайга и человек, человек и тайга... любой человек может обернуться зверем, а зверь - человеком.