Иван Фирсов. Имя на холсте.

среда, 24 июля 2019

15:34

Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?

"Юный живописец" — одна из самых популярных картин моей молодости. Где только не попадалась — учебниках по истории, журналах по искусству, сборниках вроде "Бригантины", подборках открыток. Можно сказать, я выросла с именем Фирсова. И только в очень взрослом возрасте выяснила, что об этом имени долго ничего не знали.

До начала XX века "Юный живописец" значился как работа Лосенко. Что могло показаться странным. Антон Павлович, "Ломоносов русской живописи", академик и адъюнкт-профессор, обожал классицистический пафос, развевающиеся плащи и театральные жесты. Вот такие, например, тоже известные по учебникам

К скромным жанровым сценам Лосенко не был склонен от слова совсем. Но на "Юном художнике" стояла его подпись. Чего вам боле? читать дальшеИ все же, чем дальше развивалось искусствоведение, тем больше возникало сомнений в авторстве картины. «Ничто - ни колорит, ни письмо, ни отношение к жизни, - не указывали на то, что она писана этим гладким, холодным художником…», — замечал Александр Бенуа, занимавшийся не только живописью, но и историей искусства. Спорили, сомневались, называли разные имена в качестве возможных авторов, пока в 1913 году Игорь Грабарь, на ту пору попечитель Третьяковской галереи, не засучил рукава и не занялся с реставраторами Д.Богословским и А.Федоровым расчисткой подписи, в неподлинности которой уже был уверен. И точно, под ней обнаружилось другое имя — J.Firsove.
Сначала имя ничего не сказало Грабарю. Он даже решил сначала, что речь идет о неизвестном французском или немецком художнике, пока его не осенило: «Фирсов, просто русский Фирсов, наверное, какой-нибудь Иван Фирсов, русский художник, живший в Париже!»
Стали поднимать архивные документы, особенно те, что относились к знаменитой Канцелярии от строений, и выяснили
— действительно, Фирсов, действительно, Иван. Москвич, купеческий сын, проявивший талант и склонность к искусству и принятый в живописную команду Канцелярии от строений. "Универсальный солдат", как все художники Канцелярии — «работал» театральные декорации, писал иконы, занимался украшением плафонов и стен в царских дворцах и особняках вельмож. В 1762 году Фирсов становится придворным театральным декоратором, а два года спустя по именному указу Екатерины II его велено «для лучшей живописной и театральной науки обучения отпустить в чужие края на два года, и для съезда его выдать ныне 150 рублей, и в бытность его в те два года в чужих краях и для обратного сюда возвращения производить ему нынешнее его жалование по 500 рублей в каждый год, которое требовать Придворной Конторе из Нашей Соляной Конторы по-прежнему, и пересылку тем деньгам чинить от одой Придворной Конторы, куда надлежит». Проще говоря, отправляют Фирсова на стажировку заграницу, а куда ехать, он сам должен был определить. Художник определил Париж, куда отправился вместе с другим екатерининским стипендиатом, первым великим русским танцовщиком Тимофеем Бубликовым, и где до 1768 года посещал классы Парижской академии. Он привлек к себе внимание, ему покровительствовал известный классицист Вьен, в будущем директор Римской французской академии и главный художник Людовика XVI. Но, судя по всему, развевающиеся плащи и трагические жесты изрядно надоели Фирсову уже на родине. Хотелось чего-то человеческого и человечного — то, что так притягивало посетителей парижских Салонов в Шардене. И Фирсов создает своего "Юного живописца" — мечту о свободном творчестве и уютной домашней жизни. В ней все просто, живо и притягательно: и усердное вдохновение художника-подростка, и выражение лица девочки, уставшей позировать старшему брату, и ласково-строгие уговоры молодой мамы, и вся залитая солнцем, тишиной и покоем обстановка мастерской. Дом-студия, семья как творческий союз... Все осталось мечтой. В 1768 году Фирсов возвращается на родину и оказывается буквально на «госбарщине». Работа по оформлению оперных и балетных постановок, дававшихся при дворе, была настолько изматывающей и, главное, несовместимой с тягой художника к жанровой живописи, что Фирсов то ли запил, то ли заработал нервную болезнь. Возможно и то, что у него было врожденное заболевание, проявившееся в результате тяжелых нагрузок и конфликтов с окружением. Так или иначе, в 1783 году Фирсов оказывается в "смирительном доме". Дважды он выходил из него и оказывался там снова, пока, после 1785 года его следы не затерялись окончательно. Невеселое завершение, казалось бы, удачливой жизни.
А, впрочем, действительно, удачливой. Имя могло раствориться во времени, однако, дошло до потомков. Единственная станковая картина — и лучшая работа — могла пропасть, как пропали многие творения современников Фирсова — и все-таки сохранилась. Боле того, сохранились еще три работы Фирсова — панно "Цветы и фрукты" для Екатерининского дворца в Царском селе и два декоративных холста, изображающие амуров