Самарканд. Часть II.

[Муравьиный лев]

Ствол.

Эллины ошибались, полагая, что под землей текут реки смерти и забвения. В подземной надмирности пещеры Хазрата Дауда, в горах, ушедших глубоко в почву артефактах далекого прошлого корни города орошает живая вода. Город – еще одна попытка человека найти бессмертие, стать частью если не вечного, то долговечного. Даже в местах погребения город связан с жизнью. Самарканд похож на горячий от солнца, горящий золотом плод на лягане рыжей земли с пятнами-оазисами полей и садов. Точь-в-точь «золотой» персик, из тех, что в эпоху династии Тан привозили в Китай маракандские купцы. Прозвали их «золотыми» за цвет или цену, сегодня уже не узнать. Возможно, за надежду получить эликсир вечной жизни. Люди ищут бессмертия, очевидного как плод, ясного, как ясно различим взором ствол дерева.
Для меня ствол метафизического дерева Самарканда – согдийская Атлантида под названием Афрасиаб.
После вне- довременья гор Афрасиаб кажется почти современником. Глаз привычно выхватывает латинские галочки и палочки дат (а ум по-детски любопытствует, как выглядели бы эти даты, изобрази их согдийскими петельками). Начало города, теряющееся в первой половине первого тысячелетия до новой эры. Торговые контакты со всем светом. Вездесущий как голливудское кино Александр Македонский. Арабское завоевание, монгольское нашествие… Город рубили как дерево, но он вырастал вновь, ибо корни его крепки и вспоены водой из живого источника.
Источник бессмертия Самарканда известен каждому его жителю. Что же это еще, как не живая вода пророка Хызра. Таинственный мудрец, путешествующий по миру и приходящий на помощь тем, кто особенно в ней нуждается, во всех странах мусульманского мира ассоциируется с идеей бессмертия во плоти и дарующей это бессмертие чудесной водой. Самаркандцы не сомневаются, что Хазрат Хызр особо связан с их городом, недаром же древнейшая мечеть на Афрасиабе, возведенная в восьмом веке, была названа в его честь. Та мечеть погибла пять веков спустя, при нашествии Чингизхана, но место так и осталось почитаемым, и в 1854 году здесь построили новую мечеть. Ее радостный айван с тонкими изящными деревянными колонками и весенней росписью потолка и сегодня замыкает собой островок согдийской Атлантиды на высоком холме цвета папирусных свитков.
Афрасиаб грезит о бессмертии, о воскресении, растущем из умирания. Комплекс мавзолеев Шах-и-Зинда. Не здесь ли надо помнить о смерти. А ее не воспринимаешь. Ее здесь нет. Есть жизнь, и какой же избыток жизненных, творящих сил плещется в многоразличных узорах резной терракоты и поливной майолики, куполах, исчерпавших всего Эвклида, прозрачных, вуалевых росписях.
Вечный странник Хызр незримо ведет по лестнице среди мавзолеев (и как тут не вспомнить лестницу в горах) к собственно Шах-и-Зинде, «Живому царю» Кусаме ибн Аббасу. Двоюродный брат пророка Мухаммада в предании давно стал самаркандцем. О Кусама ибн Аббасе бытует несколько легенд. В одних он погибает от рук язычников, но чудесным образом оживает, в других успевает спастись от врагов, уйдя в щель расколовшегося минбара (и как тут не вспомнить пещеру Дауда). Но во всех легендах, или, точнее, вариантах единого сказания, присутствует Хызр. Он приводит Кусаму ибн Аббаса к загадочному колодцу Шаабан на Афрасиабе, где, испив живой воды, смертельно раненый воин становится «Живым царем», обретает бессмертие. Легенды утверждают, что колодец ведет в пещеру, а в ней в сказочно прекрасном дворце посреди столь же прекрасных садов, возможно, персиковых, живет в ожидании конца света Шах-и-Зинда. Говорят, колодец и пещера расположены глубоко под надгробием Кусамы ибн Аббаса в посвященном ему мавзолее на вершине афрасиабского холма. И снова, как в горах – сначала подъем к святому месту, потом… Нет, спуститься в колодец нельзя. Если верить легендам, это удалось лишь одному смельчаку из войска Тимура, но в наказание за дерзость он ослеп.
И все же спуск после подъема, пусть и запретный, существует. Спуск в тайная тайных земли, в пещеру, хранящую сокровище не иссякающей, вечной жизни.
Поистине, эллины, с их Летой и Стиксом, глубоко ошибались. Подземные источники несут не умирание – жизнь.
Там же, на Афрасиабе, в пятнадцати минутах пешего хода от Шах-и-Зинды, течет родник возле усыпальницы Ходжи Данияра. Предания утверждают, что источник возник после того как Тимур, вернувшийся из семилетнего похода в Малую Азию, повелел захоронить здесь часть мощей пророка Даниила, дабы святое место охраняло рубеж города от врагов. Даниил – один из четырех великих библейских пророков, равно почитаемых в иудаизме, христианстве, исламе. Библейская книга, носящая его имя, повествует, что в молодости он, вместе с соотечественниками, был уведен в плен вавилонским царем Навуходоносором, пережил трех царей, видел завоевание Вавилона персами, стал советником шахиншаха, прошел многие испытания, но не отступил от веры в единого Бога. Книга Даниила даже на фоне других библейских пророческих текстов выделяется обилием темных и загадочных мест. Именно в ней впервые в Библии говорится о воскресении мертвых.
По тихой воде Сиаба плывут утки, важные, словно жены падишаха. Живая вода. Усыпальница Ходжи Данияра стоит недалеко от реки. Рядом с усыпальницей бьет явившийся из-под толщи земли источник – один из тех, что питает корни города, растит и наполняет силой его ствол и крону. Рост ведь тоже часть бессмертия. Живое не терпит статики, оно должно развиваться. Может быть, поэтому бытует поверье, что надгробие в усыпальнице Ходжи Данияра растет. Каждый, кто видел надгробия на мусульманских кладбищах знает, что они невелики. Надгробие в мавзолее Ходжи Данияра достигает почти восемнадцати метров в длину. Что это? Отголоски неизвестных нам согдийских традиций? Случайный результат переделок и поновлений усыпальницы? Или символ?
Ствол города упрямо и доверчиво тянется вверх, от живительных подземных источников к бирюзовой вечности неба, о которой говорят пророческие книги. На берегу Сиаба усыпальница хранит останки человека, верившего в бессмертие души и тела и знавшего о бессмертии духа. Нетленности реченного и записанного слова. И кому как не городу, в котором производили лучшую бумагу своего времени, знать, что в слове мы продолжаемся даже, когда нас уже нет.
Слово как глоток эликсира вечной молодости. Как плеск воды из источников Хызра.
Са-мар-канд.

@темы: "легенда и символ", "слово и образ", "дорога"

Comments

[Galen Erso]

Совершенно изумительный в своей прозрачности рассказ! Спасибо.
Как снова там побывал.

[Муравьиный лев]

Galen Erso,
спасибо) Рада, когда слышу, что кто-то бывал в Самарканде.

[Акша Таквааш]

[~Lady_Loki~]

Очень красиво и интересно написано)

[Zayanphel]

Как оно переплетается — как будто песня. И этот чудесный образ восхождения, и пути вниз, который на самом деле последний этап для пути вверх — очень красиво. И здорово, что этот образ проходит через обе части рассказа.

[Муравьиный лев]

Акша Таквааш, ~Lady_Loki~,


Mary-Vigadel,

И здорово, что этот образ проходит через обе части рассказа.

Он здесь через всю жизнь проходит) Трудно не заметить.
Знаете, а я хотела бы почитать ваше эссе о Москве. Взгляд на Город, связанный с большим, чем сумма исторических событий и памятников.

[Zayanphel]

Муравьиный лев,

Знаете, а я хотела бы почитать ваше эссе о Москве. Взгляд на Город, связанный с большим, чем сумма исторических событий и памятников.

Эссе о Москве вряд ли будет: для меня Москвы как единого города, в общем, нет. Есть центр Москвы с одной атмосферой, есть Замоскворечье с другой, есть "средний слой" и есть окраины. Оно совершенно разное и визуально, и по духу... А ещё в Москве есть город-попаданец, о котором я планирую написать.

[Муравьиный лев]

Mary-Vigadel,

А ещё в Москве есть город-попаданец, о котором я планирую написать.

Интересно) Буду ждать.