Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Какой же праздник без подарков! 
Тем, кто хочет получить маленький "сувенир на память" от Муравьиного льва, предлагаю отметиться в комментариях.
Вы называете персонаж с добавлением "и...". В "и" можете вписать другой персонаж, ситуацию или предмет.
Например, "Урфин Джюс и его огород", "Герцог да Маликорн и его меч", "Тролль и его принцесса".
В качестве подарка получите миниатюру (вероятнее всего, бессюжетную, но кто знает)) на заданную тему.
Условие прежнее: персонажи должны быть мне знакомы и, как минимум, интересны.
Все, что входит в классический список предупреждений на ФБ и Фикбуке, к рассмотрению не принимается.
Остальное жду с любопытством)
Приятного вам дня!
Тем, кто хочет получить маленький "сувенир на память" от Муравьиного льва, предлагаю отметиться в комментариях.
Вы называете персонаж с добавлением "и...". В "и" можете вписать другой персонаж, ситуацию или предмет.
Например, "Урфин Джюс и его огород", "Герцог да Маликорн и его меч", "Тролль и его принцесса".
В качестве подарка получите миниатюру (вероятнее всего, бессюжетную, но кто знает)) на заданную тему.
Условие прежнее: персонажи должны быть мне знакомы и, как минимум, интересны.
Все, что входит в классический список предупреждений на ФБ и Фикбуке, к рассмотрению не принимается.
Остальное жду с любопытством)
Приятного вам дня!
Для Киска-Мурыська
Карлсон и скрипка Шерлока
Люди – барахольщики. Это его твердое убеждение. Люди все время возятся с хламом. Хлам в квартирах, головах, отношениях. Пиетет перед вещами ему непонятен. Зачем усложнять жизнь? Если от чего-то можно отказаться, он отказывается. Не из принципа, а потому что так проще.
Например, вполне можно обойтись без имени. Спросите любого из соседей или сослуживцев, как его имя, и выяснится, что никто не знает. То ли забыли, то ли никогда не интересовались. Для них он – Карлсон. Мистер Карлсон или просто Карлсон, зависит от того, кто к нему обращается. И, кто бы ни обращался, имя для собеседника – лишняя информация. Не скажет же директор музея: «А что, Свен Карлсон, ведь ваша идея сработала – выставка удалась!» В таком разговоре вполне можно обойтись без свенов, сванте и петеров. Тем более что Петера обязательно захочется сделать на англоязычный лад Питером, а вдруг это обидит почтенного сотрудника музея? Возможно, он самый настоящий швед. Нью-йоркцы – народ пестрый, а национальность – вопрос деликатный, эти струны лучше не задевать. Достаточно вам и того, что где-то в Нью-Йорке живет музейный работник неопределенного возраста (о себе он говорит: «мужчина в самом расцвете сил») по фамилии Карлсон. Остальное вы можете уяснить по его внешнему виду. Коренастый – явно самоуверен. Полный – очевидно, любит поесть. Носит старомодного покроя одежду, предпочитая рубашки в крупную клетку и брюки на подтяжках – неприхотлив в быту и скуповат на расходы. А еще он любит поговорить, внезапно меняя тему, перескакивая с одного на другое и безаппеляционным тоном выдавая что-нибудь вроде: «Пустяки, дело житейское» про пироги не говорят!» Характер у него сложный, но любой из вас, даже не будучи детективом, догадается, что человек, подобравший на улице беспризорного котенка, не может быть плохим.
Вот у котенка есть имя. Даже два. Карлсон зовет его иногда Сванте, а иногда – Малыш. Всё зависит… Никто не может сказать, от чего именно зависит смена имен у котенка. Самого котенка это меньше всего волнует. Он одинаково ведет ухом и на «Сванте!», и на «Малыш!» и одинаково не хочет уступить кресло хозяину, притворяясь, что спит.
Впрочем, даже если уступить кресло, хозяин долго в нем не усидит. У Карлсона привычка гулять ночью по крыше. Да, да, почтенный полный музейный работник любит выбираться по пожарной лестнице на чердак, оттуда – на крышу и гулять под звездами так непринужденно, как будто у него пропеллер за спиной и высота ему нипочем. Жильцы соседних домов к этому привыкли, им будет чего-то не хватать, если в субботу с наступлением темноты на крыше не появится знакомый силуэт.
А еще им будет не хватать скрипки. Карлсон приходит на крышу не один, а в сопровождении любимой скрипки. Сначала он разгуливает в тишине, разглядывая городскую иллюминацию. Потом останавливается где-то на середине крыши и долго о чем-то думает. Наконец, подносит скрипку к подбородку, смычок – к скрипке, и начинает играть. И, знаете, это не та игра, что режет уши и вызывает желание кинуть в играющего чем-нибудь тяжелым. Это – настоящая музыка. Похоже, Карлсон сочиняет мелодии сам, во всяком случае, то, что он играет, еще никто никогда не слышал.
Возможно, когда-то он мечтал стать музыкантом. Всемирно известным скрипачом. Новым Паганини. Но какой уж Паганини из толстенького веснушчатого коротышки! В век телекамер и сетевых роликов музыкант должен выглядеть на миллион баксов. Это главнее таланта. Может быть, Карлсон так и решил. А, может быть, решили за него. Кто знает.
Кто знает, может быть, когда-то он мечтал быть детективом. Разгадывать ужасные тайны, распутывать загадочные преступления. Недаром же он работает в музее детективных историй.
Чего только нет в этом диковинном музее! Даже нож Джека Потрошителя. Подделка, конечно, но посетители уверены, что – настоящий. Карлсон только усмехается, слыша приглушенное или не очень «вау!» при виде ножа и других подобных экспонатов.
Настоящая в музее только скрипка. Скрипка, подаренная коллегами с Бейкер-стрит. Директор уверяет, что это копия, но Карлсон знает правду. Какой настоящий музыкант обходится одним инструментом? У Шерлока Холмса было две скрипки, может быть, даже больше. В любом случае, эта – настоящая. Вы только послушайте, как она поет!
Скрипка натолкнула его на идею музыкального выступления во время выставки. «Отличный способ привлечь этих зажравшихся эстетов! – одобрил директор. – Заодно устроим благотворительную лотерею, соберем деньги на обновление экспозиции! Классику слушают люди с кошельками. Надо бы только название подходящее придумать. Что-нибудь броское. «Скрипичный ключ к убийству» или в этом роде».
«Карлсон и скрипка Шерлока», – не моргнув глазом, ответил Карлсон.
«С ума сошли? Кто на это поведется?» – рассердился директор.
«Все», – невозмутимо ответил Карлсон.
Он оказался прав. Зал ломился, и не только от эстетов. Прочитавшие объявление решили, что их ждет комедийный мюзикл с поедателем плюшек и Шерлоком ВВС.
А, когда зазвучала скрипка, даже те, кто понял, что их надули, и никакого мюзикла не будет, почему-то не смогли уйти.
Почему-то они плакали.
Почему-то они улыбались сквозь слезы.
Почему-то они не хотели покидать зал, растерянно и задумчиво оглядывая зал, когда скрипка умолкла и полный веснушчатый музыкант ушел, не поклонившись.
Почему? Кто знает?
Музыка – такой детектив, что даже сыщик с Бейкер-стрит здесь вряд ли смог бы разобраться.
Карлсон и скрипка Шерлока
Люди – барахольщики. Это его твердое убеждение. Люди все время возятся с хламом. Хлам в квартирах, головах, отношениях. Пиетет перед вещами ему непонятен. Зачем усложнять жизнь? Если от чего-то можно отказаться, он отказывается. Не из принципа, а потому что так проще.
Например, вполне можно обойтись без имени. Спросите любого из соседей или сослуживцев, как его имя, и выяснится, что никто не знает. То ли забыли, то ли никогда не интересовались. Для них он – Карлсон. Мистер Карлсон или просто Карлсон, зависит от того, кто к нему обращается. И, кто бы ни обращался, имя для собеседника – лишняя информация. Не скажет же директор музея: «А что, Свен Карлсон, ведь ваша идея сработала – выставка удалась!» В таком разговоре вполне можно обойтись без свенов, сванте и петеров. Тем более что Петера обязательно захочется сделать на англоязычный лад Питером, а вдруг это обидит почтенного сотрудника музея? Возможно, он самый настоящий швед. Нью-йоркцы – народ пестрый, а национальность – вопрос деликатный, эти струны лучше не задевать. Достаточно вам и того, что где-то в Нью-Йорке живет музейный работник неопределенного возраста (о себе он говорит: «мужчина в самом расцвете сил») по фамилии Карлсон. Остальное вы можете уяснить по его внешнему виду. Коренастый – явно самоуверен. Полный – очевидно, любит поесть. Носит старомодного покроя одежду, предпочитая рубашки в крупную клетку и брюки на подтяжках – неприхотлив в быту и скуповат на расходы. А еще он любит поговорить, внезапно меняя тему, перескакивая с одного на другое и безаппеляционным тоном выдавая что-нибудь вроде: «Пустяки, дело житейское» про пироги не говорят!» Характер у него сложный, но любой из вас, даже не будучи детективом, догадается, что человек, подобравший на улице беспризорного котенка, не может быть плохим.
Вот у котенка есть имя. Даже два. Карлсон зовет его иногда Сванте, а иногда – Малыш. Всё зависит… Никто не может сказать, от чего именно зависит смена имен у котенка. Самого котенка это меньше всего волнует. Он одинаково ведет ухом и на «Сванте!», и на «Малыш!» и одинаково не хочет уступить кресло хозяину, притворяясь, что спит.
Впрочем, даже если уступить кресло, хозяин долго в нем не усидит. У Карлсона привычка гулять ночью по крыше. Да, да, почтенный полный музейный работник любит выбираться по пожарной лестнице на чердак, оттуда – на крышу и гулять под звездами так непринужденно, как будто у него пропеллер за спиной и высота ему нипочем. Жильцы соседних домов к этому привыкли, им будет чего-то не хватать, если в субботу с наступлением темноты на крыше не появится знакомый силуэт.
А еще им будет не хватать скрипки. Карлсон приходит на крышу не один, а в сопровождении любимой скрипки. Сначала он разгуливает в тишине, разглядывая городскую иллюминацию. Потом останавливается где-то на середине крыши и долго о чем-то думает. Наконец, подносит скрипку к подбородку, смычок – к скрипке, и начинает играть. И, знаете, это не та игра, что режет уши и вызывает желание кинуть в играющего чем-нибудь тяжелым. Это – настоящая музыка. Похоже, Карлсон сочиняет мелодии сам, во всяком случае, то, что он играет, еще никто никогда не слышал.
Возможно, когда-то он мечтал стать музыкантом. Всемирно известным скрипачом. Новым Паганини. Но какой уж Паганини из толстенького веснушчатого коротышки! В век телекамер и сетевых роликов музыкант должен выглядеть на миллион баксов. Это главнее таланта. Может быть, Карлсон так и решил. А, может быть, решили за него. Кто знает.
Кто знает, может быть, когда-то он мечтал быть детективом. Разгадывать ужасные тайны, распутывать загадочные преступления. Недаром же он работает в музее детективных историй.
Чего только нет в этом диковинном музее! Даже нож Джека Потрошителя. Подделка, конечно, но посетители уверены, что – настоящий. Карлсон только усмехается, слыша приглушенное или не очень «вау!» при виде ножа и других подобных экспонатов.
Настоящая в музее только скрипка. Скрипка, подаренная коллегами с Бейкер-стрит. Директор уверяет, что это копия, но Карлсон знает правду. Какой настоящий музыкант обходится одним инструментом? У Шерлока Холмса было две скрипки, может быть, даже больше. В любом случае, эта – настоящая. Вы только послушайте, как она поет!
Скрипка натолкнула его на идею музыкального выступления во время выставки. «Отличный способ привлечь этих зажравшихся эстетов! – одобрил директор. – Заодно устроим благотворительную лотерею, соберем деньги на обновление экспозиции! Классику слушают люди с кошельками. Надо бы только название подходящее придумать. Что-нибудь броское. «Скрипичный ключ к убийству» или в этом роде».
«Карлсон и скрипка Шерлока», – не моргнув глазом, ответил Карлсон.
«С ума сошли? Кто на это поведется?» – рассердился директор.
«Все», – невозмутимо ответил Карлсон.
Он оказался прав. Зал ломился, и не только от эстетов. Прочитавшие объявление решили, что их ждет комедийный мюзикл с поедателем плюшек и Шерлоком ВВС.
А, когда зазвучала скрипка, даже те, кто понял, что их надули, и никакого мюзикла не будет, почему-то не смогли уйти.
Почему-то они плакали.
Почему-то они улыбались сквозь слезы.
Почему-то они не хотели покидать зал, растерянно и задумчиво оглядывая зал, когда скрипка умолкла и полный веснушчатый музыкант ушел, не поклонившись.
Почему? Кто знает?
Музыка – такой детектив, что даже сыщик с Бейкер-стрит здесь вряд ли смог бы разобраться.
Для mrLokiOdinson
Всё, кроме любви
– Владыка богов приветствует тебя, царь! – Гермес поклонился. – И велит сказать: «Снова глупцы угрожают нашей семье. Младшие сыновья сыновья Геи возомнили себя новыми владыками мира. Мощь их огромна и вид ужасен, но впервые ли нам встречаться с ужасом и силой? Одолеем, если встанем заодно. Ты нужен мне, брат!»
Аид про себя усмехнулся. Ввиду опасности громовержец тут же вспоминает, что они братья.
– Что-нибудь еще? – спросил вестника.
– От себя добавлю, – ответил Гермес. – Отправляясь на битву, не задерживайся, царь. Не медли в дороге даже на миг.
– Не слишком ли ты молод давать советы? – нахмурился Аид. – Прощай!
Гермес снова поклонился. Вышел из сиявшего призрачным светом тронного зала в лабиринтоподобные коридоры дворца.
Здесь, в коридорах, окликнула его Персефона. Прижав палец к губам, поманила за квадратную колонну, увенчанную головами черных быков.
– Матери привет передай, – попросила, когда Гермес неслышно скользнул за колонну. – Скажи, что все время о ней думаю. Вышитое мною покрывало принеси от меня в подарок.
Гермес принял золотой ларец с подарком для хлебоподательницы Деметры.
– Холодно мне здесь, – Персефона зябко повела плечами. – Тоскливо.
– Любящий муж – лучшее средство от тоски, – попытался утешить ее Гермес. – Аид верен тебе. Никаких поводов для ревности. Жены олимпийцев завидуют.
– Жены олимпийцев даже мертвым умудряются завидовать, – невесело улыбнулась Персефона и вдруг спросила. – Почему ты сказал ему не задерживаться в пути? Ты что-то знаешь? Ты видел будущее?
– Владыка богов торопит всех нас собраться на поле сражения, – ответил Гермес. – Потому и сказал: не задерживайся.
– Ты от себя это говорил, не от владыки богов, – возразила Персефона. – Гермес, мы же брат и сестра, дети одного отца! Скажи правду!
Гермес вздохнул чуть приметно. Персефону он жалел, но характер ее зная, ярости царицы не пожелал бы никому.
– Женщина, – вдруг поняла Персефона. – Поэтому ты говорил о верности Аида.
– Девушка, – поправил ее Гермес. – Юная девушка. Она не соперница тебе… сестра.
– Она красивая? – не слушая его, настойчиво спросила Персефона.
– Она тебе не ровня. Царь любит только тебя, царица. Он не заметит другую.
– Если заметит, я ее… уничтожу! – в ярости Персефона сорвала с запястья браслет из листочков мяты, бросила под ноги. Наступила. В сумраке коридора разлился запах, свежий, горький, как оборвавшаяся любовь.
– Кто она? Говоришь, мне не ровня? Значит не богиня. Нимфа? Дочь людей?
На Гермеса глянули потемневшие от ревности глаза.
– Прости, царица! – посланник богов учтиво поклонился. – Мне пора. Битва, где может погибнуть наш мир, важнее женской ревности. Ласковее будь, прощаясь с мужем, тогда Аид не взглянет ни на богиню, ни на смертную.
– Он заключил меня, как пленницу, в своих подземельях, а себе хочет свободы, – проговорила Персефона. – Не бывать же тому. Если он задержится в дороге, кто бы ни была эта женщина, ей не жить.
***
Аид недобро сощурился, направляя бег черных коней к выходу из подземелий. Глаза уже резало предчувствие света. Гелиос, бог живых, не приглушит свое сияние ради царя мертвых. Они никогда не нравились друг другу, хотя сражаться им предстоит на одной стороне.
Подземным богам не полюбить день и весну. Как небожителям не полюбить вьюжный сумрак и морозную тишину равнин подземных. Гиганты же не любят ни то, ни другое. Их стихия – железо и огонь. Если победят гиганты, гигантским пожарищем станут Олимп, и земля, и его царство. Лучше один день терпеть Солнце, чем вечно гореть в огне.
Аид подстегнул коней. Колесницу вынесло из клубящейся туманом горной расселины, подхватило дыханием сыновей Эола, повлекло над Землей. Вспыхнуло навстречу неумолимое сияние Гелиоса, и Аид невольно отвел глаза, посмотрел вниз, на покрытую первой зеленью землю.
Там девушки играли на поляне. Одна из них, звонко смеясь, с силой кинула мяч. Черные волосы ее рассыпались по плечам, щеки раскраснелись, словно для поцелуя, алые губы.
Мяч взлетел высоко над девичьими головами.
Та, что смеялась, подняла глаза.
Глаза у нее были зеленые, как первые весенние травы.
От зрелища стальной колесницы и правившего ею черного всадника, они не заметались испуганными воробьями, не закрылись от страха, не остановились от удивления. Смело выдержала девушка пристальный взгляд Аида. Осталась на поляне, пока ее товарки с визгом разбегались и прятались за деревьями.
Аид вспомнил, как впервые увидел Персефону. Тогда тоже было много девичьего визга, и голос его царицы вплетался в вибрирующий на самых высоких нотах хаос. Дочь Деметры кричала и пыталась убежать.
А эта девушка… Что ее привлекло?
«Не задерживайся, царь», – предостерегал Гермес.
От чего предостерегал? Кто может угрожать владыке мертвых?
Поколебавшись секунду, Аид направил колесницу вниз, на прогретую солнцем поляну, от которой поднимался чуть резкий мятный дух.
***
– Спасибо, что передал мой подарок, – Персефона коснулась кончиками пальцев руки Гермеса.
Владычице Деметре это доставило радость, – ответил Гермес.
– Это доставило ей слезы и боль, – отозвалась Персефона, теребя в руках листочек мяты, – но хорошо, что ты об этом не говоришь. Впрочем, мертвым все равно. И я, похоже, привыкаю к законам подземного мира. Мне начинает нравиться общество чудовищ и призраков. Муж, кажется, доволен.
– Приятно слышать, – осторожно сказал Гермес.
– Никогда не смогу понять, что он нашел в той… женщине. Ни стыдливости, ни робости. Если бы у Афины была свита, ей подошло бы находиться там. Она даже не плакала, умирая. Отвратительно.
Персефона отшвырнула измятый листочек.
– В ней было слишком много жизни. Слишком много.
– Может быть, именно это и привлекло царя, – заметил Гермес. – Даже владыке мертвых иногда хочется жить.
Персефона выпрямилась.
– Да, смерть надоедает. Но все заканчивается ею. Не так ли, брат?
– Прощай, царица, – ответил Гермес. – Надеюсь, впредь ты будешь счастлива.
***
Выходя из расселины, Гермес ощутил несвойственный эти местам аромат. Пахло прогретой на солнце мятой. Он всмотрелся в клубившийся вокруг туман.
Целая поляна мяты.
Откуда она взялась?
Гермес сделал шаг в сторону поляны, и почувствовал, как на плечо ему легла могучая рука.
– Ты торопился на Олимп, вестник, – раздался за его спиной голос Аида. – Мой тебе совет: не задерживайся.
– Да, о царь, – смиренно ответил Гермес, выскальзывая из отпустивших его железных пальцев.
«Слишком много жизни», – вспомнил он слова Персефоны.
Засмеялся.
«Всё заканчивается смертью, царица. Всё, кроме любви».
– Владыка богов приветствует тебя, царь! – Гермес поклонился. – И велит сказать: «Снова глупцы угрожают нашей семье. Младшие сыновья сыновья Геи возомнили себя новыми владыками мира. Мощь их огромна и вид ужасен, но впервые ли нам встречаться с ужасом и силой? Одолеем, если встанем заодно. Ты нужен мне, брат!»
Аид про себя усмехнулся. Ввиду опасности громовержец тут же вспоминает, что они братья.
– Что-нибудь еще? – спросил вестника.
– От себя добавлю, – ответил Гермес. – Отправляясь на битву, не задерживайся, царь. Не медли в дороге даже на миг.
– Не слишком ли ты молод давать советы? – нахмурился Аид. – Прощай!
Гермес снова поклонился. Вышел из сиявшего призрачным светом тронного зала в лабиринтоподобные коридоры дворца.
Здесь, в коридорах, окликнула его Персефона. Прижав палец к губам, поманила за квадратную колонну, увенчанную головами черных быков.
– Матери привет передай, – попросила, когда Гермес неслышно скользнул за колонну. – Скажи, что все время о ней думаю. Вышитое мною покрывало принеси от меня в подарок.
Гермес принял золотой ларец с подарком для хлебоподательницы Деметры.
– Холодно мне здесь, – Персефона зябко повела плечами. – Тоскливо.
– Любящий муж – лучшее средство от тоски, – попытался утешить ее Гермес. – Аид верен тебе. Никаких поводов для ревности. Жены олимпийцев завидуют.
– Жены олимпийцев даже мертвым умудряются завидовать, – невесело улыбнулась Персефона и вдруг спросила. – Почему ты сказал ему не задерживаться в пути? Ты что-то знаешь? Ты видел будущее?
– Владыка богов торопит всех нас собраться на поле сражения, – ответил Гермес. – Потому и сказал: не задерживайся.
– Ты от себя это говорил, не от владыки богов, – возразила Персефона. – Гермес, мы же брат и сестра, дети одного отца! Скажи правду!
Гермес вздохнул чуть приметно. Персефону он жалел, но характер ее зная, ярости царицы не пожелал бы никому.
– Женщина, – вдруг поняла Персефона. – Поэтому ты говорил о верности Аида.
– Девушка, – поправил ее Гермес. – Юная девушка. Она не соперница тебе… сестра.
– Она красивая? – не слушая его, настойчиво спросила Персефона.
– Она тебе не ровня. Царь любит только тебя, царица. Он не заметит другую.
– Если заметит, я ее… уничтожу! – в ярости Персефона сорвала с запястья браслет из листочков мяты, бросила под ноги. Наступила. В сумраке коридора разлился запах, свежий, горький, как оборвавшаяся любовь.
– Кто она? Говоришь, мне не ровня? Значит не богиня. Нимфа? Дочь людей?
На Гермеса глянули потемневшие от ревности глаза.
– Прости, царица! – посланник богов учтиво поклонился. – Мне пора. Битва, где может погибнуть наш мир, важнее женской ревности. Ласковее будь, прощаясь с мужем, тогда Аид не взглянет ни на богиню, ни на смертную.
– Он заключил меня, как пленницу, в своих подземельях, а себе хочет свободы, – проговорила Персефона. – Не бывать же тому. Если он задержится в дороге, кто бы ни была эта женщина, ей не жить.
***
Аид недобро сощурился, направляя бег черных коней к выходу из подземелий. Глаза уже резало предчувствие света. Гелиос, бог живых, не приглушит свое сияние ради царя мертвых. Они никогда не нравились друг другу, хотя сражаться им предстоит на одной стороне.
Подземным богам не полюбить день и весну. Как небожителям не полюбить вьюжный сумрак и морозную тишину равнин подземных. Гиганты же не любят ни то, ни другое. Их стихия – железо и огонь. Если победят гиганты, гигантским пожарищем станут Олимп, и земля, и его царство. Лучше один день терпеть Солнце, чем вечно гореть в огне.
Аид подстегнул коней. Колесницу вынесло из клубящейся туманом горной расселины, подхватило дыханием сыновей Эола, повлекло над Землей. Вспыхнуло навстречу неумолимое сияние Гелиоса, и Аид невольно отвел глаза, посмотрел вниз, на покрытую первой зеленью землю.
Там девушки играли на поляне. Одна из них, звонко смеясь, с силой кинула мяч. Черные волосы ее рассыпались по плечам, щеки раскраснелись, словно для поцелуя, алые губы.
Мяч взлетел высоко над девичьими головами.
Та, что смеялась, подняла глаза.
Глаза у нее были зеленые, как первые весенние травы.
От зрелища стальной колесницы и правившего ею черного всадника, они не заметались испуганными воробьями, не закрылись от страха, не остановились от удивления. Смело выдержала девушка пристальный взгляд Аида. Осталась на поляне, пока ее товарки с визгом разбегались и прятались за деревьями.
Аид вспомнил, как впервые увидел Персефону. Тогда тоже было много девичьего визга, и голос его царицы вплетался в вибрирующий на самых высоких нотах хаос. Дочь Деметры кричала и пыталась убежать.
А эта девушка… Что ее привлекло?
«Не задерживайся, царь», – предостерегал Гермес.
От чего предостерегал? Кто может угрожать владыке мертвых?
Поколебавшись секунду, Аид направил колесницу вниз, на прогретую солнцем поляну, от которой поднимался чуть резкий мятный дух.
***
– Спасибо, что передал мой подарок, – Персефона коснулась кончиками пальцев руки Гермеса.
Владычице Деметре это доставило радость, – ответил Гермес.
– Это доставило ей слезы и боль, – отозвалась Персефона, теребя в руках листочек мяты, – но хорошо, что ты об этом не говоришь. Впрочем, мертвым все равно. И я, похоже, привыкаю к законам подземного мира. Мне начинает нравиться общество чудовищ и призраков. Муж, кажется, доволен.
– Приятно слышать, – осторожно сказал Гермес.
– Никогда не смогу понять, что он нашел в той… женщине. Ни стыдливости, ни робости. Если бы у Афины была свита, ей подошло бы находиться там. Она даже не плакала, умирая. Отвратительно.
Персефона отшвырнула измятый листочек.
– В ней было слишком много жизни. Слишком много.
– Может быть, именно это и привлекло царя, – заметил Гермес. – Даже владыке мертвых иногда хочется жить.
Персефона выпрямилась.
– Да, смерть надоедает. Но все заканчивается ею. Не так ли, брат?
– Прощай, царица, – ответил Гермес. – Надеюсь, впредь ты будешь счастлива.
***
Выходя из расселины, Гермес ощутил несвойственный эти местам аромат. Пахло прогретой на солнце мятой. Он всмотрелся в клубившийся вокруг туман.
Целая поляна мяты.
Откуда она взялась?
Гермес сделал шаг в сторону поляны, и почувствовал, как на плечо ему легла могучая рука.
– Ты торопился на Олимп, вестник, – раздался за его спиной голос Аида. – Мой тебе совет: не задерживайся.
– Да, о царь, – смиренно ответил Гермес, выскальзывая из отпустивших его железных пальцев.
«Слишком много жизни», – вспомнил он слова Персефоны.
Засмеялся.
«Всё заканчивается смертью, царица. Всё, кроме любви».
Для Нитрогликоль
Торт для Фьюри
– Вы уверены, Коулсон?
– Абсолютно, сэр! Мы его сканировали, проверили металлоискателем, взяли пробу на вирусы и наличие радиации, и я даже по собственной инициативе… прошу прощения, сэр, там одной розочки не хватает… я рискнул и убедился… это точно торт.
Агент Коулсон довольно улыбнулся. Видимо, розочка стоила того, чтобы рискнуть.
Фьюри обошел стол, рассматривая возвышавшийся на нем предмет. Квадратный торт из темного шоколада с кокетливыми розочками и кремовой надписью «Фьюри» походил на деталь картины Дали.
Откуда это могло взяться в кабинете шефа ЩИТ?
– Может… она прислала? – предположил Коулсон.
– Она? – задумчиво переспросил Фьюри, продолжая рассматривать торт ястребиным оком. – Она может.
– Кстати, – он повернулся к Коулсону. – В каком состоянии проект?
– Прекрасно! – откликнулся Коулсон. – Мы уверенно идем на опережение.
– Не расслабляться, – строго предостерег Фьюри. – Среди наших противников есть темная лошадка.
– Рыжая лошадка, – попытался пошутить Коулсон.
– Вот это мне и не нравится, – отозвался Фьюри. – Очень не нравится.
– Да, сэр! – показательно посерьезнел Коулсон. – Разрешите идти?
– Идите, – великодушно разрешил Фьюри. – Отдыхайте пока. Впереди много работы.
Коулсон сделал понимающее лицо и вышел. Оставшись один, Фьюри еще раз прошелся вдоль стола, косясь на торт как на скрытую угрозу.
«Да что я, в самом деле! – вдруг подумал он. – Веду себя как параноик. Что, партнер по проекту не может прислать небольшой презент в ответ на оказанную услугу? Не лимузин же ей в самом деле дарить и не счет в банке. Вот получи я такое, следовало бы насторожиться. А торт – милый пустячок с намеком на большое будущее. Ты умница, Хилл! Надо бы сказать тебе об этом».
Он потянулся было к мобильному, но передумал. Его могут прослушивать. Лучше он поблагодарит ее при личной встрече, когда проект будет успешно завершен.
***
– Поздравляю, сэр! – вид у Коулсона был такой, будто агент выиграл джек-пот. – Мы в дюйме от цели! Она вот-вот дожмет конкурента. Можно считать, проект удачно завершен.
– Она тоже так думает, – Фьюри кивнул на стол.
– Еще торт? – Коулсон слегка вытянул шею.
– Полюбуйтесь! – Фьюри широким жестом пригласил Коулсона подойти ближе.
Круглый белый торт сильно смахивал на свадебный. Его поверхность щедро украшали сердечки, между которыми красовалась надпись: «Поцелуй меня, дорогой!»
– О, сэр! – Коулсон потупился и понимающе улыбнулся.
– Рано, Коулсон, рано праздновать! – Фьюри принял прежний суровый вид.
– Да, сэр! Разумеется! – Коулсон согнал улыбку с лица и направился к выходу.
Впрочем, у двери он все-таки не удержался:
– Разрешите вопрос, сэр. Что вы делаете с этими… тортами?
– А что? – насторожился Фьюри.
– Я подумал… сотрудникам не помешает маленький праздник…
Фьюри просверлил взглядом не в меру инициативного подчиненного.
– Торт – это улика, Коулсон. Если хоть кусочек попадет в руки врагов… Что мы делаем с уликами?
– Уничтожаем, – деловито откликнулся Коулсон и с привычным озабоченным видом покинул кабинет.
Фьюри подождал, пока Коулсон закроет дверь, и откинулся в кресле.
Неужели победа?
Похоже на то.
Хилл умница. Да… И все же, при встрече надо дать ей понять, что общее дело еще не означает романтические отношения. Как у всех умниц, у Хилл непростой характер. Она любит быть лидером. А он, Фьюри, простой консервативный мужик, хоть и делает вид, что защищает всю эту гребаную демократию. Пусть она займет свое место, а он останется на своем, и они вместе будут делать общую работу - как партнеры по общему проекту. Америка нуждается в его помощи. Что Америка! Мир нуждается в его помощи. В надежном щите. И карающем мече, если нужно. А нужно почти всегда и почти везде. Так что, он еще долго будет при деле…
***
– Это катастрофа!
Коулсон рухнул в кресло в кабинете шефа, забыв о субординации.
– Катастрофа! – повторил он онемевшими губами. – Она же все время его опережала! Кто мог подумать, что этот шут гороховый в последнюю минуту ее обойдет!
– Джокер – самая нехорошая карта! – смотря в пространство, проговорил Фьюри.
Сейчас он чувствовал только одно желание –¬ напиться. И забыть обо всем случившемся. То, что произошло, было хуже нашествия читаури на Нью-Йорк. Хуже Альтрона. Хуже Халка в Гарлеме. Хилл, умница, его правая рука, его надежда… Ах ты ж, надо было взяться этому рыжему трикстеру, и всё обломать! Трикстер… Вот посмотрите теперь, каков он будет не в сказочке, а в деле!
– Кто за ним стоит? – сцепив пальцы, спросил самого себя Коулсон. – Русские?
– Если бы, – горько усмехнулся Фьюри и мотнул головой в сторону стола.
Только теперь Коулсон заметил третий торт.
Многоярусный.
Красно-золотой.
С толстозадыми амурами по краям.
Мастиковая надпись на торте гласила: «Поцелуй меня в задницу! Твой друг Локи».
***
Как всё просто!
Локи засмеялся, смотря в прозрачное бледно-голубое небо.
По небу плыли равнодушные к земным проблемам облака.
Как всё просто…
Он вспомнил, как почти пять лет назад явился в Митгард. У него была своя философия, и он пытался донести ее до людей. Он шел напролом. Рисковал собой. Рисковал другими.
А всё просто. Жителями этого мира можно манипулировать на расстоянии. Без крови. Без хаоса. Хаос, возможно, наступит потом, но его это уже не интересует.
Он своего добился.
Первое, что сделал новый президент Соединенных Штатов – подписал указ об упразднении организации ЩИТ как слишком дорогостоящей и неэффективной. Финансирование всех проектов Фьюри с сегодняшнего дня прекращено. Структура расформирована.
Власть переходит к другим людям. И, если Локи не потеряет интерес к Митгарду, именно он будет его незримым и единственно реальным правителем.
Торт для Фьюри
– Вы уверены, Коулсон?
– Абсолютно, сэр! Мы его сканировали, проверили металлоискателем, взяли пробу на вирусы и наличие радиации, и я даже по собственной инициативе… прошу прощения, сэр, там одной розочки не хватает… я рискнул и убедился… это точно торт.
Агент Коулсон довольно улыбнулся. Видимо, розочка стоила того, чтобы рискнуть.
Фьюри обошел стол, рассматривая возвышавшийся на нем предмет. Квадратный торт из темного шоколада с кокетливыми розочками и кремовой надписью «Фьюри» походил на деталь картины Дали.
Откуда это могло взяться в кабинете шефа ЩИТ?
– Может… она прислала? – предположил Коулсон.
– Она? – задумчиво переспросил Фьюри, продолжая рассматривать торт ястребиным оком. – Она может.
– Кстати, – он повернулся к Коулсону. – В каком состоянии проект?
– Прекрасно! – откликнулся Коулсон. – Мы уверенно идем на опережение.
– Не расслабляться, – строго предостерег Фьюри. – Среди наших противников есть темная лошадка.
– Рыжая лошадка, – попытался пошутить Коулсон.
– Вот это мне и не нравится, – отозвался Фьюри. – Очень не нравится.
– Да, сэр! – показательно посерьезнел Коулсон. – Разрешите идти?
– Идите, – великодушно разрешил Фьюри. – Отдыхайте пока. Впереди много работы.
Коулсон сделал понимающее лицо и вышел. Оставшись один, Фьюри еще раз прошелся вдоль стола, косясь на торт как на скрытую угрозу.
«Да что я, в самом деле! – вдруг подумал он. – Веду себя как параноик. Что, партнер по проекту не может прислать небольшой презент в ответ на оказанную услугу? Не лимузин же ей в самом деле дарить и не счет в банке. Вот получи я такое, следовало бы насторожиться. А торт – милый пустячок с намеком на большое будущее. Ты умница, Хилл! Надо бы сказать тебе об этом».
Он потянулся было к мобильному, но передумал. Его могут прослушивать. Лучше он поблагодарит ее при личной встрече, когда проект будет успешно завершен.
***
– Поздравляю, сэр! – вид у Коулсона был такой, будто агент выиграл джек-пот. – Мы в дюйме от цели! Она вот-вот дожмет конкурента. Можно считать, проект удачно завершен.
– Она тоже так думает, – Фьюри кивнул на стол.
– Еще торт? – Коулсон слегка вытянул шею.
– Полюбуйтесь! – Фьюри широким жестом пригласил Коулсона подойти ближе.
Круглый белый торт сильно смахивал на свадебный. Его поверхность щедро украшали сердечки, между которыми красовалась надпись: «Поцелуй меня, дорогой!»
– О, сэр! – Коулсон потупился и понимающе улыбнулся.
– Рано, Коулсон, рано праздновать! – Фьюри принял прежний суровый вид.
– Да, сэр! Разумеется! – Коулсон согнал улыбку с лица и направился к выходу.
Впрочем, у двери он все-таки не удержался:
– Разрешите вопрос, сэр. Что вы делаете с этими… тортами?
– А что? – насторожился Фьюри.
– Я подумал… сотрудникам не помешает маленький праздник…
Фьюри просверлил взглядом не в меру инициативного подчиненного.
– Торт – это улика, Коулсон. Если хоть кусочек попадет в руки врагов… Что мы делаем с уликами?
– Уничтожаем, – деловито откликнулся Коулсон и с привычным озабоченным видом покинул кабинет.
Фьюри подождал, пока Коулсон закроет дверь, и откинулся в кресле.
Неужели победа?
Похоже на то.
Хилл умница. Да… И все же, при встрече надо дать ей понять, что общее дело еще не означает романтические отношения. Как у всех умниц, у Хилл непростой характер. Она любит быть лидером. А он, Фьюри, простой консервативный мужик, хоть и делает вид, что защищает всю эту гребаную демократию. Пусть она займет свое место, а он останется на своем, и они вместе будут делать общую работу - как партнеры по общему проекту. Америка нуждается в его помощи. Что Америка! Мир нуждается в его помощи. В надежном щите. И карающем мече, если нужно. А нужно почти всегда и почти везде. Так что, он еще долго будет при деле…
***
– Это катастрофа!
Коулсон рухнул в кресло в кабинете шефа, забыв о субординации.
– Катастрофа! – повторил он онемевшими губами. – Она же все время его опережала! Кто мог подумать, что этот шут гороховый в последнюю минуту ее обойдет!
– Джокер – самая нехорошая карта! – смотря в пространство, проговорил Фьюри.
Сейчас он чувствовал только одно желание –¬ напиться. И забыть обо всем случившемся. То, что произошло, было хуже нашествия читаури на Нью-Йорк. Хуже Альтрона. Хуже Халка в Гарлеме. Хилл, умница, его правая рука, его надежда… Ах ты ж, надо было взяться этому рыжему трикстеру, и всё обломать! Трикстер… Вот посмотрите теперь, каков он будет не в сказочке, а в деле!
– Кто за ним стоит? – сцепив пальцы, спросил самого себя Коулсон. – Русские?
– Если бы, – горько усмехнулся Фьюри и мотнул головой в сторону стола.
Только теперь Коулсон заметил третий торт.
Многоярусный.
Красно-золотой.
С толстозадыми амурами по краям.
Мастиковая надпись на торте гласила: «Поцелуй меня в задницу! Твой друг Локи».
***
Как всё просто!
Локи засмеялся, смотря в прозрачное бледно-голубое небо.
По небу плыли равнодушные к земным проблемам облака.
Как всё просто…
Он вспомнил, как почти пять лет назад явился в Митгард. У него была своя философия, и он пытался донести ее до людей. Он шел напролом. Рисковал собой. Рисковал другими.
А всё просто. Жителями этого мира можно манипулировать на расстоянии. Без крови. Без хаоса. Хаос, возможно, наступит потом, но его это уже не интересует.
Он своего добился.
Первое, что сделал новый президент Соединенных Штатов – подписал указ об упразднении организации ЩИТ как слишком дорогостоящей и неэффективной. Финансирование всех проектов Фьюри с сегодняшнего дня прекращено. Структура расформирована.
Власть переходит к другим людям. И, если Локи не потеряет интерес к Митгарду, именно он будет его незримым и единственно реальным правителем.
Для Yuna-Lian
Роман
Я не умею писать. То есть, совсем. Умел бы – написал роман. Романы, мон, это такие длинные умные истории, в которых все очень круто – и женщины, и тачки, и тот чувак, что их имеет. Самое интересное, мон, история может быть про что угодно, скажем, про компьютерные игры, но женщины и тачки в ней все равно как-то крутятся. Не знаю как. Знал бы – написал роман.
Это был бы роман как раз о компьютерных играх. Видишь ли, мон, когда Господь сотворил человека, он задал ему загадку длиной в целую жизнь. Вот человек живет и пытается разгадать замысел Божии. А компьютерные игры, которые называют порождением дьявола, и в которые, тем не менее, играем ты, я и дохрена народу в нашем мире, они – ключ к разгадке. Не сама разгадка, а только ключ, но это же не так мало, правда, мон?
Мне кажется, эти вавилонские игрища как ничто другое говорят нам о нашей жизни. Вот, смотри, ты начинаешь Skyrim, и у тебя есть разные варианты, множество вариантов, и все они что-то значат и не значат ничего. А еще, вспомни игры, где ты получаешь власть над персонажем. Не всегда безраздельную, но всегда власть. Придумываешь его жизнь, добавляешь ему характеристики и свойства, и чувствуешь себя почти богом, а потом глядь – оказывается, ты работаешь как проклятый, чтобы твой персонаж жил и прокачивался дальше. Ты становишься рабом, мон. Чьим? Вот загадка. А разгадка – она тут же, в тех же играх, только нет того, кто подсказал бы, ткнул тебя в нее носом.
Или все-таки есть?
Я как-то смотрел фильм, знаешь, из этих, про пришельцев из космоса и крутых ребят, что борются с ними на Земле. В том фильме пришельцем оказался бог, честное слово, мон, бог собственной персоной. Только он был в рогатом шлеме, и рога больше напоминали дьявольские, и у него был брат, большой чувак с небольшими мозгами. Это совсем не из Библии, мон, это какое-то древнее язычество, но, знаешь, тогда я подумал, что этот парень в золотом шлеме, он мог разгадать тайну жизни.
Почему я так решил?
Видишь ли, мон, компьютерные игры так похожи на нашу жизнь в деталях, потому что совпадают с ней в главном. У них всех есть схема. Сидят где-то умные чуваки и сочиняют игру, придумывают правила, по которым она должна вестись… по которым мы должны на нее вестись.
В жизни тоже есть схема. Ее сочинили задолго до тебя и до меня. Она такая прочная, такая продуманная и ненасытная, что, даже если ты считаешь себя свободным, ты все равно раб. Ты – в игре.
И вот бог из фильма, он вроде бы пытается захватить власть над Землей, а супергерои его пытаются остановить. У них это получается, в конце концов, но знаешь, почему, мон?
Потому что этот парень, он всё делает для того, чтобы проиграть.
Понимаешь, мон? Согласно схеме, ты должен выиграть. Ты играешь, пока можешь выигрывать. Живешь, пока можешь выигрывать. Тебя так запрограммировали. А пока ты запрограммирован, ты – ничто. Пустота. Дырка в заднице дьявола. Такой же придуманный персонаж, как те, что бегают в компьютерных играх.
Только выйдя из игры, ты можешь быть собой, мон. Быть.
Возможно, ты лишишься чего-то существенного с точки зрения тех, кто в игре. Свободы, как они ее понимают. Может быть, даже жизни, как они ее понимают. Но настоящая жизнь, мон, она того стоит.
Не знаю, смог ли я тебе что-то объяснить. Я ведь, как уже сказал, не умею писать. И мой роман никто не прочтет, и фильм по нему не снимут. Он так и останется в моей сумасшедшей растафарианской голове. Я рассказываю это только тебе. Другие, мон, не поймут, что проиграть – это порой и означает выиграть. Никто не поймет…
А того парня звали Локи.
*мон - "брат" (обращение у растаманов)
Роман
Я не умею писать. То есть, совсем. Умел бы – написал роман. Романы, мон, это такие длинные умные истории, в которых все очень круто – и женщины, и тачки, и тот чувак, что их имеет. Самое интересное, мон, история может быть про что угодно, скажем, про компьютерные игры, но женщины и тачки в ней все равно как-то крутятся. Не знаю как. Знал бы – написал роман.
Это был бы роман как раз о компьютерных играх. Видишь ли, мон, когда Господь сотворил человека, он задал ему загадку длиной в целую жизнь. Вот человек живет и пытается разгадать замысел Божии. А компьютерные игры, которые называют порождением дьявола, и в которые, тем не менее, играем ты, я и дохрена народу в нашем мире, они – ключ к разгадке. Не сама разгадка, а только ключ, но это же не так мало, правда, мон?
Мне кажется, эти вавилонские игрища как ничто другое говорят нам о нашей жизни. Вот, смотри, ты начинаешь Skyrim, и у тебя есть разные варианты, множество вариантов, и все они что-то значат и не значат ничего. А еще, вспомни игры, где ты получаешь власть над персонажем. Не всегда безраздельную, но всегда власть. Придумываешь его жизнь, добавляешь ему характеристики и свойства, и чувствуешь себя почти богом, а потом глядь – оказывается, ты работаешь как проклятый, чтобы твой персонаж жил и прокачивался дальше. Ты становишься рабом, мон. Чьим? Вот загадка. А разгадка – она тут же, в тех же играх, только нет того, кто подсказал бы, ткнул тебя в нее носом.
Или все-таки есть?
Я как-то смотрел фильм, знаешь, из этих, про пришельцев из космоса и крутых ребят, что борются с ними на Земле. В том фильме пришельцем оказался бог, честное слово, мон, бог собственной персоной. Только он был в рогатом шлеме, и рога больше напоминали дьявольские, и у него был брат, большой чувак с небольшими мозгами. Это совсем не из Библии, мон, это какое-то древнее язычество, но, знаешь, тогда я подумал, что этот парень в золотом шлеме, он мог разгадать тайну жизни.
Почему я так решил?
Видишь ли, мон, компьютерные игры так похожи на нашу жизнь в деталях, потому что совпадают с ней в главном. У них всех есть схема. Сидят где-то умные чуваки и сочиняют игру, придумывают правила, по которым она должна вестись… по которым мы должны на нее вестись.
В жизни тоже есть схема. Ее сочинили задолго до тебя и до меня. Она такая прочная, такая продуманная и ненасытная, что, даже если ты считаешь себя свободным, ты все равно раб. Ты – в игре.
И вот бог из фильма, он вроде бы пытается захватить власть над Землей, а супергерои его пытаются остановить. У них это получается, в конце концов, но знаешь, почему, мон?
Потому что этот парень, он всё делает для того, чтобы проиграть.
Понимаешь, мон? Согласно схеме, ты должен выиграть. Ты играешь, пока можешь выигрывать. Живешь, пока можешь выигрывать. Тебя так запрограммировали. А пока ты запрограммирован, ты – ничто. Пустота. Дырка в заднице дьявола. Такой же придуманный персонаж, как те, что бегают в компьютерных играх.
Только выйдя из игры, ты можешь быть собой, мон. Быть.
Возможно, ты лишишься чего-то существенного с точки зрения тех, кто в игре. Свободы, как они ее понимают. Может быть, даже жизни, как они ее понимают. Но настоящая жизнь, мон, она того стоит.
Не знаю, смог ли я тебе что-то объяснить. Я ведь, как уже сказал, не умею писать. И мой роман никто не прочтет, и фильм по нему не снимут. Он так и останется в моей сумасшедшей растафарианской голове. Я рассказываю это только тебе. Другие, мон, не поймут, что проиграть – это порой и означает выиграть. Никто не поймет…
А того парня звали Локи.
*мон - "брат" (обращение у растаманов)
Для Нэко
Колдун Изумрудного города
«Вжик-вжик, вжик-вжик!»
Рубанок сдирает стружку с чурбака, летят-рассыпаются опилки, упрямая и упругая древесная плоть поддается натиску инструмента в человеческих руках.
«Вжик-вжик, вжик-вжик!»
Кто бы мог подумать, что придет время, и ему надоест этот звук. Визг рубанка, цокот долота, жужжание сверла начнут отнимать силы. Раньше, бывало, после целого дня работы он чувствовал такой подъем, будто летел над землей. Хотя мастерил сущие пустяковины: столы и стулья для обывателей да игрушки для их детей. Те самые, про которые обыватели потом говорили, что они «дерутся».
Урфин вспомнил разговоры в стране Жевунов, и ему стало смешно. Любому человеку свойственно иногда ушибаться о мебель. Любой ребенок может упасть с куклой в руке. И всё в порядке, если только не знать, что мебель или кукла сделаны столяром по имени Урфин Джюс. Служба Гингеме превратила столяра и огородника в глазах окружающих в страшного злого колдуна.
Служба… На лице Урфина мелькнуло едкое выражение. Да служи он Гингеме по-настоящему, половина Когиды до сих пор бы оплакивала своих близких. Жевунов спасло то, что между ними и Гингемой стоял человек, а не оборотень или людоед, или любой другой монстр с порубежий Волшебной страны.
Сейчас о нем снова распускают слухи, и чем дальше от Изумрудного города, тем больше боязливых разговоров о невиданных ужасах, творимых королем Урфином. Ужасы и впрямь невиданные – их никто не видел. Их просто нет. Но разве обязательно что-то увидеть, чтобы побежать рассказывать соседу очередную байку? Достаточно кому-нибудь захрапеть ночью, и вот уже зашелестело: «Он хрипел! Его душили! Не иначе, по приказу короля!»
Урфин отложил рубанок. Тяжело облокотился о верстак, на котором лежала заготовка очередного солдата. Хорошо дуболому! Нет желаний, нет цели – и не нужно платить за ее достижение. Деревянное спокойствие.
Урфин вдруг ощутил абсолютное, почти магическое одиночество. Как будто его заколдовали, отделили от мира прозрачной, но нерушимой стеной.
Он устал, безмерно устал от бессонных ночей, проведенных за верстаком, от дней, заполненных льстецами и подлецами, от неразумного упрямства тех, с кем можно было бы создать великую монархию, а они хотят лоскутное одеяло на месте Волшебной страны.
Он устал.
Надо бы отдохнуть.
Урфин снял кожаный фартук, бросил поверх незавершенного дуболома. Нажал одному ему ведомую точку внизу верстака.
В стене напротив выхода бесшумно открылась потайная дверь. Урфин зажег припасенный для такого случая факел и вошел в темноту.
…Подземный ход вывел его к реке. Противоположный берег терялся в рассветных сумерках, и река казалась огромной. По небу плыли облака, похожие на исполинские дворцы с башнями и многоярусными стенами. Сквозь них пробивались лучи восходящего солнца, окрашивая фантастическую декорацию в цвета золота, жемчуга и розовых лепестков.
Урфин выпрямился. Нет, ему никогда не жить по земной мерке. То, что творилось сейчас в небе, было куда понятнее того, что происходит в душе обывателя. Река волновалась, по ее блестящей, в золотых и жемчужных бликах, поверхности то и дело пробегала рябь. Вот появились первые маленькие волны. С высоты многоярусных облаков навстречу воде летел, усиливаясь, ветер.
Урфин вдохнул резкий влажный воздух, быстро разделся и вошел в реку. Оттолкнулся от дна. Поплыл. Глубина в этом месте начиналась почти у самого берега, но глубина его никогда не пугала.
Прохладная вода мягко обняла тело. Река держала его в своих ладонях. Ее быстрое течение казалось самым надежным из всего, что он знал на земле. Нежность воды смывала с него усталость, одиночество, привычную жесткость, превращая в мириады жемчужных отблесков, и отчаяние таяло в яростной победной песне летевшего с неба ветра.
Между нависших над рекой облаков блеснула молния. Молнией отозвалось в голове Урфина ощущение, похожее на то, что бывает у художника.
Он добьется своего. Он создаст свой мир. Мир, в котором уживутся нежность воды и неподвижная устойчивость верстака.
Придет время, и он поймет, как это сделать.
Колдун Изумрудного города
«Вжик-вжик, вжик-вжик!»
Рубанок сдирает стружку с чурбака, летят-рассыпаются опилки, упрямая и упругая древесная плоть поддается натиску инструмента в человеческих руках.
«Вжик-вжик, вжик-вжик!»
Кто бы мог подумать, что придет время, и ему надоест этот звук. Визг рубанка, цокот долота, жужжание сверла начнут отнимать силы. Раньше, бывало, после целого дня работы он чувствовал такой подъем, будто летел над землей. Хотя мастерил сущие пустяковины: столы и стулья для обывателей да игрушки для их детей. Те самые, про которые обыватели потом говорили, что они «дерутся».
Урфин вспомнил разговоры в стране Жевунов, и ему стало смешно. Любому человеку свойственно иногда ушибаться о мебель. Любой ребенок может упасть с куклой в руке. И всё в порядке, если только не знать, что мебель или кукла сделаны столяром по имени Урфин Джюс. Служба Гингеме превратила столяра и огородника в глазах окружающих в страшного злого колдуна.
Служба… На лице Урфина мелькнуло едкое выражение. Да служи он Гингеме по-настоящему, половина Когиды до сих пор бы оплакивала своих близких. Жевунов спасло то, что между ними и Гингемой стоял человек, а не оборотень или людоед, или любой другой монстр с порубежий Волшебной страны.
Сейчас о нем снова распускают слухи, и чем дальше от Изумрудного города, тем больше боязливых разговоров о невиданных ужасах, творимых королем Урфином. Ужасы и впрямь невиданные – их никто не видел. Их просто нет. Но разве обязательно что-то увидеть, чтобы побежать рассказывать соседу очередную байку? Достаточно кому-нибудь захрапеть ночью, и вот уже зашелестело: «Он хрипел! Его душили! Не иначе, по приказу короля!»
Урфин отложил рубанок. Тяжело облокотился о верстак, на котором лежала заготовка очередного солдата. Хорошо дуболому! Нет желаний, нет цели – и не нужно платить за ее достижение. Деревянное спокойствие.
Урфин вдруг ощутил абсолютное, почти магическое одиночество. Как будто его заколдовали, отделили от мира прозрачной, но нерушимой стеной.
Он устал, безмерно устал от бессонных ночей, проведенных за верстаком, от дней, заполненных льстецами и подлецами, от неразумного упрямства тех, с кем можно было бы создать великую монархию, а они хотят лоскутное одеяло на месте Волшебной страны.
Он устал.
Надо бы отдохнуть.
Урфин снял кожаный фартук, бросил поверх незавершенного дуболома. Нажал одному ему ведомую точку внизу верстака.
В стене напротив выхода бесшумно открылась потайная дверь. Урфин зажег припасенный для такого случая факел и вошел в темноту.
…Подземный ход вывел его к реке. Противоположный берег терялся в рассветных сумерках, и река казалась огромной. По небу плыли облака, похожие на исполинские дворцы с башнями и многоярусными стенами. Сквозь них пробивались лучи восходящего солнца, окрашивая фантастическую декорацию в цвета золота, жемчуга и розовых лепестков.
Урфин выпрямился. Нет, ему никогда не жить по земной мерке. То, что творилось сейчас в небе, было куда понятнее того, что происходит в душе обывателя. Река волновалась, по ее блестящей, в золотых и жемчужных бликах, поверхности то и дело пробегала рябь. Вот появились первые маленькие волны. С высоты многоярусных облаков навстречу воде летел, усиливаясь, ветер.
Урфин вдохнул резкий влажный воздух, быстро разделся и вошел в реку. Оттолкнулся от дна. Поплыл. Глубина в этом месте начиналась почти у самого берега, но глубина его никогда не пугала.
Прохладная вода мягко обняла тело. Река держала его в своих ладонях. Ее быстрое течение казалось самым надежным из всего, что он знал на земле. Нежность воды смывала с него усталость, одиночество, привычную жесткость, превращая в мириады жемчужных отблесков, и отчаяние таяло в яростной победной песне летевшего с неба ветра.
Между нависших над рекой облаков блеснула молния. Молнией отозвалось в голове Урфина ощущение, похожее на то, что бывает у художника.
Он добьется своего. Он создаст свой мир. Мир, в котором уживутся нежность воды и неподвижная устойчивость верстака.
Придет время, и он поймет, как это сделать.
@темы: "сам себе праздник", "подарки я люблю"
-
-
08.03.2017 в 09:52Заявка: Профессор Флитвик и семь гномов и/или Профессор Снейп и Чудовище( диснеевское)
-
-
08.03.2017 в 09:56-
-
08.03.2017 в 10:21Ух, прям тоже захотелось чего-нибудь заказать. Пусть будет: Локи и торт =)
-
-
08.03.2017 в 12:54Спасибо за поздравление
Профессора Флитвика я не знаю( О Снейпе знаю только со слов фанатов Рикмана. Гарри Поттера не читала и фильмы не смотрела. Диснеевское Чудовище тоже не смотрела и посмотреть не смогу.
Не обижайся и заказывай что-нибудь другое)
mrLokiOdinson
Нитрогликоль
Спасибо
Локи и торт -
-
-
08.03.2017 в 14:53-
-
08.03.2017 в 21:44-
-
09.03.2017 в 02:44-
-
09.03.2017 в 08:58Ага! Утащила)
Yuna-Lian
Чтоб я хоть что-то понимала в компьютерных играх... Но попробую)
Tagarela
Увы( Визериса я не чувствую.
Может, лучше Урфин Джюс
-
-
09.03.2017 в 14:00Урфин и нежность. Вот так вот =^^=
-
-
10.03.2017 в 07:53Урфин и нежность
Интересная заявка, неожиданная)
А попытаюсь)))
-
-
10.03.2017 в 19:18-
-
11.03.2017 в 02:36-
-
11.03.2017 в 14:32Лови!
-
-
11.03.2017 в 14:33Ага, видела))
-
-
11.03.2017 в 14:45-
-
11.03.2017 в 15:46Рада, что понравилось
А то я немного боялась - все ж таки ООС и АУ)
-
-
11.03.2017 в 16:20-
-
11.03.2017 в 16:45-
-
15.03.2017 в 18:00Воть
-
-
15.03.2017 в 19:44-
-
16.03.2017 в 07:55Вот как ты это хорошо и точно описал
и рассказывать (тока ленишься-аааа!))
-
-
16.03.2017 в 11:24Я не ленюсь, просто иногда не вижу смысла что-то делать)
-
-
16.03.2017 в 11:27Ладно, не буду тебя мучить
(разве только в личке: "расскажи то", "расскажи сё"
-
-
16.03.2017 в 12:11-
-
17.03.2017 в 08:27Вспомнила анекдот. Мазохист просит садиста: "Мучь меня, мучь!"
А садист в ответ, злобно ухмыляясь: "А вот не буду!"
-
-
17.03.2017 в 09:20-
-
19.03.2017 в 16:21Дружище, прости, но мне на эту тему захотелось написать сразу, как только все ЭТО случилось
И ты своей заявкой дала мне прекрасный повод похулиганить)
Надеюсь, без обид, и спасибо за терпение
-
-
19.03.2017 в 21:58-
-
20.03.2017 в 07:14Локи прям в своём репертуаре - если уж пакостит, то со вкусом
Да, думаю, тортики были вкусные, Фьюри много потерял, что не попробовал
-
-
23.03.2017 в 13:58Включайся в игру) Читай, дружище)
Извини, что затянула с подарочком.