Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Название: Третья сила
Автор: Муравьиный лев
Бета: net-i-ne-budet, wakeupinlondon
Размер: мини, 2583 слова
Пейринг/Персонажи: Джорах Мормонт
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Одни верят в богов, другие — в стечение обстоятельств. Он верит в третью силу.
Предупреждения: POV, dark!Джорах
В горло нацелился. Усмехается. Тянет время. По всему видно, не первый год в бойцовых ямах. Знает, как угодить публике.
Тысячи раскрытых ртов на трибунах сливаются в гигантскую орущую глотку: «Добей его! Эй, я на тебя ставку сделал, шевелись! Мяса!»
«Мяса и зрелищ!». Поколения миэринцев выросли с этими словами на устах. Их возбуждает окровавленное мясо с отсеченными ногами; глазами, вылезшими из орбит, бесстыдно выставленными на солнечный свет внутренностями. Сидящих на трибунах мужчин и женщин сотрясает в этот миг острое, душное наслаждение, которое они не променяют на самую прекрасную ночь любви. В любви ты отдаешь себя, а наши зрители давно забыли, что это значит. Они хотят только получать.
Сегодняшний день обещает свободным гражданам Миэрина особое лакомство. Я ведь не просто безымянное сочленение костей и мышц, которое через несколько мгновений будет интересно разве что чересчур любознательному мейстеру. Я — вестеросец. Враг уже потому, что у меня другой цвет волос. Враг вдвойне, поскольку пришел с Разрушительницей оков, обрекающей знатных миэринцев на лютую смерть. Они знают, что Миса меня изгнала, но они также помнят, что появились мы вместе. Для них моя смерть станет ее унижением.
Противник, по виду южанин (может быть, из Волантиса), слегка оглядывается на трибуны: не задерживаем ли мы почтенных зрителей?
Зрители вскакивают, словно марионетки в «шагающем театре». До сих пор помню, как шестилетним мальчишкой замер от восторга, когда бродяга-кукольник, хитро подмигнув, нажал незаметный рычажок, и в расписном деревянном коробе, стоявшем на столе, из ничего появились пестрые декорации и такие же пестрые фигуры: принцесса, рыцарь, смерть. Старик гордился хитрым устройством, с помощью которого разыгрывал свои нехитрые представления. Наше представление удивительно напоминает бродячий театр. Те же принцесса, рыцарь, смерть… И хитрое устройство. Сегодня оно снова придет в движение.
Пытаюсь посмотреть в сторону королевы. Я не жду, что она остановит поединок, хотя пора бы понять, почему миэринцы так требуют добить меня. Я смотрю на нее, потому что она прекрасна. Истинная королева, от древней крови Валирии. Единственная, достойная править Вестеросом.
Волантиец заносит надо мной меч. Я вздрагиваю всем телом. Смешно: пройдя десятка два сражений, поединков, вылазок во вражеский лагерь и уличных драк, оказываешься все так же не готов к смерти, как в первом бою.
«Валар моргулис», — мелькает в голове древний девиз-заклятие.
«Валар дохаэрис!» — слышится отчетливо, как если бы кто-то произнес вслух холодные, чистые слова. Холодный и чистый звездный свет разливается в воздухе, провонявшем кровью, потом и похотью.
Занесенный надо мной клинок падает вниз, не причинив вреда. «Волантиец» кричит от боли, запрокидывает голову и валится рядом — мертвый.
На место убитого заступает чемпион Миэрина в черненых доспехах.
Зрители визжат от возбуждения, но миэринец как будто не слышит их. Сегодня он устанавливает свои правила. Не дождался, пока южанин прикончит меня, чтобы в свою очередь уложить его, возможно, тем же ударом в спину. Зато теперь ждет, чтобы я поднялся. Я поднимаюсь. Мы ведем свою игру, где я должен остаться в живых. Этот приговор нам вынес особенный судья, которого я называю третьей силой.
Одни верят в богов, другие — в стечение обстоятельств. В детстве боги были частью моего мира, настолько важной, что мир без них не существовал. Я не был любителем ритуалов. Не ходил в септу, если к этому не вынуждала присяга новому королю или отпевание близких. Не читал молитвы, хотя знал все наизусть (когда можешь запомнить на слух «Рок Валирии», что стоит запомнить несколько обращений к Семерым). Боги были в самой жизни, надежные, как отец, понятные, как дом, необходимые, как воздух.
Так продолжалось до разгрома Королевской Гавани.
К тому времени я уже не был наивным мальчишкой. Что-то успел повидать, о чем-то узнать с чужих, но достоверных слов. И всегда находилось объяснение, примирявшее меня с очевидностью. Когда веришь, легко простить своему богу даже то, что прощению не подлежит.
Но зрелище Королевской Гавани, взятой войсками Тайвина Ланнистера… Никакие боги не допустили бы такого. Одно дело бой, другое — бойня.
Среди женских воплей, детских тел с раздробленными черепами, ослепших от боли мужчин, ползавших среди собственных внутренностей, и текущей по улицам кровавой жижи я вдруг отчетливо понял: боги не карают нас за грехи и не взирают равнодушно на чуждые им людские судьбы. Богов просто нет.
Пусто сделалось на душе, как всегда бывает, когда расстаешься с чем-то близким, привычным. Желая убраться подальше от себя самого, я оказался в переулке на границе между зажиточными кварталами и «бедной стороной». И, конечно же, столкнулся с мародерами Ланнистеров. Два пехотинца, перемазанные кровью и грязью, возились у входа в почерневший от старости дом — взламывали мечами внутренний дверной засов. Носы у них были свернуты набок, один влево, другой вправо, как у близнецов в площадном фарсе.
Меня разобрала злость. Почти не соображая, что делаю, я отшвырнул их от двери. Мародеры попытались наброситься на неожиданного соперника с двух сторон, но быстро поняли, что лучше убраться.
Я позволил им уйти. Никогда не получал удовольствия от крови.
Оставшись один, я не знал, что делать. Почти безотчетно толкнул уже взломанную дверь и оказался в довольно просторной сумрачной комнате.
Кто-то был здесь. Из дальнего угла неслось испуганное дыхание.
Я подошел ближе.
Так и есть. Девушка, совсем молоденькая, светловолосая. Одета просто, даже бедно. Красивой не назвать, но в ней была какая-то трогательная, влекущая прелесть. Сама еле живая, она закрывала собой нескольких детей разного возраста, видимо, младших сестер. Забрать кочергу из ее дрожащих рук было не труднее, чем отнять игрушку у младенца.
Представив, как выгляжу в ее глазах, я выскочил из дома. А выскочив, сообразил, что сюда еще могут заглянуть более резвые парни. Эддард Старк уже наверняка приказал от имени короля Роберта навести порядок в городе, но до утра женщины будут законной добычей солдат, в том числе солдат Роберта Баратеона, и даже лорд Старк здесь бессилен.
Я вернулся и сел прямо на полу недалеко от входа, положив меч на колени.
Первые гости оказались не храбрее кривоносых взломщиков. Со следующими пришлось поговорить серьезнее, но обошлось без увечий с обеих сторон. В третий раз я задался вопросом, стоило ли ввязываться — слишком большой и дружной оказалась компания.
В эту самую минуту в переулке показался Торас из Мира. Он пришел с огненным мечом, гвардейцами и рассветом. Ночь резни и разгула закончилась, и те из солдат, кто не хотел угодить на виселицу за неподчинение королю, волей-неволей должны были оставить город и отойти в разбитый за стенами Гавани лагерь.
За целую ночь я не обмолвился с девушкой ни единым словом. Не узнал ее имя. Никогда не интересовался ее судьбой. Может быть, боялся, что этот мой порыв окажется бесполезен. Слишком много зла, ото всего не укроешься.
Торас из Мира предложил мне принять веру Огненного бога: видимо, решил, что я и впрямь рыцарь света, защищающий слабых. Но я уже не верил ни в старых, ни в новых богов, а только в стечение обстоятельств. Не знаю, стал ли я хуже — можно быть примерным верующим и при этом отменным негодяем, одно другому не мешает. Я просто бросил руль и плыл по течению, пока не доплыл до Пентоса, где лорд Варис предложил мне выполнить одно деликатное задание.
Тогда мне показалось странным, что многомудрый Варис выбрал человека, не умевшего ладить с обстоятельствами. Плохой шпион опаснее целого войска, а то, что я слал ему… да любой мальчишка мог разузнать на базаре или в гавани Пентоса все подробности женитьбы кхала Дрого на сестре Визериса Таргариена, а сам Визерис никогда не скрывал, что хочет отвоевать Железный трон.
Теперь я понимаю: дело не в донесениях. Мастер над шептунами разглядел то, чего я не видел. Откуда-то он знал о моем приключении в разоренной столице и понял, чего я хочу на самом деле. Варис всегда верил в третью силу.
Наверное, только этот вкрадчивый евнух не отнес гибель Визериса Таргариена на счет обстоятельств. Представляю, как он сидит, сцепив пальцы на круглом животе, и говорит негромко, дружески и почти ласково:
«А вы догадливы, сир Джорах! Не всякий сообразил бы, куда ушел Визерис с церемонии, где его сестра утверждала право родить кхалу наследника. Несостоявшийся король мог отправиться рыдать в свою палатку или пить "конский огонь". Что еще делать человеку с рухнувшими надеждами?
Но вы будто в зеркале увидели, как Визерис похищает драконьи яйца, принадлежащие сестре, и пошли за ним.
Кстати, на что вы рассчитывали? Что чужеземца впустят в "запретное стойбище" — палатку кхала? Что потом отпустят живым?»
Я не рассчитывал, так же, как в ночь разгрома Королевской Гавани. По самую рукоятку всадил кинжалы в преградивших мне путь стражников-рабов (все свободные были на торжестве) и прошел на женскую половину.
Визерис уже был там. Ему дорогу открыла ложь: якобы для ритуала понадобились драконьи яйца, и кхалиси попросила брата принести их.
Разыгралась смешная и жалкая сцена: потомок драконов, принц из династии, повелевавшей чуть не всем миром, упрашивал преступника и изгоя позволить ему унести вожделенную добычу.
А я почти все время молчал и неотрывно смотрел на Визериса. Окажись кто-нибудь рядом, подумал бы, что благородный рыцарь пытается устыдить негодяя.
На деле я просто не мог видеть брачное ложе Дрого. Оно было таким большим — куда ни повернись, споткнешься о собственные мысли, которые не хочется ворошить.
Кончилось тем, что Визерис швырнул сумку с драконьими яйцами на пол и ушел.
Я вернул яйца в сундук, где они хранились. Ни при каких обстоятельствах Дрого не должен был узнать, что мы беседовали с Визерисом на половине кхалиси. Три яйца походили на раскрашенные в разные цвета шишки, которыми на Медвежьем острове украшают дома в праздник самой короткой ночи.
«Не напомните мне, о чем вы подумали, закрывая сундук?» — непременно полюбопытствовал бы Варис, удостойся я беседы с ним.
Я подумал о девушке из Королевской Гавани. Что ее ждет, если Визерис Таргариен все-таки найдет способ вернуть Семь королевств? Сам Визерис мало что мог, но кто не знает, как возводят на трон кукольных королей. Холеный юноша идеально подходил на роль куклы, страшной куклы — истукана, равнодушного ко всему, кроме власти. Я вынужден был признать, что не хочу такого короля для той девушки.
Забавно. Я все пытался уберечь ее от зла, а она, возможно, уже давно была мертва.
Весь следующий день я не видел кхалиси, а на закате за мной явились посланные от Дрого. Я удивился, что они пришли столь поздно: дорнийские кинжалы в Ваэс Дотраке были только у меня. Убийцу стражников можно было схватить еще утром.
Разговор с кхалом вышел долгий. Он задавал короткие вопросы и сверлил рысьими глазами, пытаясь понять, правду ли слышит. Я отвечал, поглаживая перстень. Нескольких багровых капель в серебряной змеиной голове, приподнимающейся над безымянным пальцем, могут оборвать жизнь за один вдох. Волочить за лошадью живого Мормонта… я не собирался развлекать всадников этим зрелищем.
Нащупывая перстень, я рассказал кхалу о Визерисе. Никогда не мог похвастать красноречием, а тут слова подбирались одно к одному, будто кусочки смальты в мозаиках Великой Септы Бейлора.
Я убедил Дрого, что Таргариен безумен и от него надо избавиться. Кхал меня услышал.
Следующим вечером кхаласар праздновал Благословение Небесного Жеребца. Визерис напился и, потеряв голову от отчаяния и злости, стал нешуточно угрожать кхалиси. Я делал вид, что не могу его остановить, хотя не было ничего легче. Девушка из Королевской Гавани не поверила бы, что ее защитник отступил перед шатавшимся от выпитого вина юнцом. Но я послал в пекло рыцарскую честь и доброе имя. Мне нужно было одно — чтобы Визерис Таргариен больше никогда не претендовал на престол Семи королевств.
Мое желание исполнилось. Визериса короновали расплавленным золотом.
А вскоре вслед за ним отправился к предкам могучий вождь могучего народа. Царапину, полученную Дрого в схватке с братом и стараниями овечьей колдуньи превращенную в загнившую рану, еще можно было исцелить — до того, как я приподнял закрывавший ее глиняный пластырь. Меня охватило жестокое чувство всесилия, окончательное как приговор и неодолимое как судьба, когда из серебряной змеиной головы на грудь кхала скользнула одна кровавая капля. Не стоило Дрого говорить о том, какую резню он устроит в Вестеросе.
Удивительна беззаботность всадников. Подарить андалу лучшего коня и тут же рассказать, как собираются испоганить его землю. Что же, все мы платим, в том числе за беззаботность.
Перед кхалиси я виноват безмерно больше, чем она полагает. Ничто не искупит такую вину, даже самая лютая смерть. Я не могу не думать об этом — и не могу поступать иначе. Влюбленный живет по своим законам, а мною движет любовь. Я убиваю ради Дейнерис Бурерожденной, готов умереть за нее, боготворю ее, ибо она — единственная, кто может завоевать Железный трон без резни и достойно править Вестеросом. Вот мое проклятье и сила, сохранившая меня в живых среди огня, железа и благородных людей вроде сира Барристана Селми.
«Давно ли ваш слуга влюблен в вас?» — спросил Ксаро Ксоан Даксос из кичливого Кварта. Давно ли Ксаро Ксоан задумал выйти за пределы богатого торгового города и превратить карликовое государство в столицу империи? Провинциальный городок Королевская Гавань, куда из Кварта шлют указы и назначают наместников. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, как часто снился этот сон Ксаро Ксоану с момента появления Матери драконов у квартийских ворот. А влюбленный слуга выслушивал гневные слова кхалиси о том, что она никому больше не верит, каялся в том, что не углядел за пропавшими драконами, и бегал к чародейке Куэйте выяснять, куда же они пропали. Одного я не сделал — не наведался к самому богатому толстяку в Кварте и не взял его за причиндалы, чтобы узнать все квартийские секреты. Будущая королева Вестероса сама должна была убедиться, что зря поставила на Даксоса, и прогнать даже тень мысли о браке с ним.
Снова наступили тяжелые дни. Я тревожился за нее, однажды не выдержал и принялся отговаривать от опасного путешествия в Дом магов, а когда она исчезла в той проклятой башне, меня охватил настоящий ужас. Если бы Дейнерис не твердила, что никому больше не верит, не пришлось бы проводить ее через пекло. Но она достойно выдержала испытание, королева по праву рождения и по самой сути.
Она все больше осознавала себя королевой. У власти жестокое обаяние. Кто-то делает ударение на первом слове, как Безумный король или Джоффри. Кто-то на втором, как пытался делать это Ренли Баратеон. Дейнерис хотела бы равновесия. Миэрин показал, что она может быть жестокой, но я знаю, что жестокость ей не по сердцу. Она послушалась, когда я посоветовал купить армию Безупречных в Астапоре, и послушалась снова, когда отсоветовал казнить мудрых господ в Юнкае. Возможно, мне удалось бы спасти от драконьего огня и тех двух миэринцев, что стали поминальной жертвой в честь Барристана Селми (он бы не одобрил такие поминки), но вдруг обнаружилось, что пока я почти забыл про север, север меня не забыл. Тайвин Ланнистер постарался, чтобы королева узнала, как я шпионил за ней в Пентосе и Травяном море. Все мы платим, в том числе за любовь.
Все, что сделано мною, сделано ради любви. Ради любви я вернулся в Миэрин и сражаюсь сегодня в Большой бойцовой яме. И ради любви я останусь в живых.
Накануне у нас был разговор с моим соперником, тем, что сейчас смотрит на меня сквозь прорези шлема, ожидая, когда я выполню свое обещание. Чемпион Миэрина, любимец знатных женщин, он начал сдавать в последний год. По ночам он кричит, запутавшись в кошмарных снах, днем не видит солнца — ему все кажется серым. Он все больше боится, что очередной боец, угождая публике, вспорет ему живот или искалечит ноги. Тяжело раненных сбрасывают в ров еще живыми. Я рассказал ему историю, и он согласился уступить мне жизнь, которая ему не нужна — в обмен на один точный удар. Честный бой с предсказуемым исходом.
Я снова смотрю на Дейнерис Бурерожденную и вижу ее королевой Вестероса.
«Вестерос, — понимающе усмехнулся бы Варис. — А знаете, сир Джорах, вы ведь так и остались в том старом доме, что защищали в ночь взятия Гавани».
Это правда. Я без боя уступил Дейнерис-женщину молодому и смелому сопернику. Но я никому не уступлю Дейнерис-королеву, способную замирить мою страну. Ибо самая большая любовь, которая пришла ко мне после изгнания с Севера — родная земля. Я не могу остановить безумных королей и их не менее безумных протекторов в самой Гавани, но я остановил нескольких опасных безумцев на юге. У меня нет армии, власти, я не учился политике и дипломатии. Но у меня есть то, что способно менять мир.
Одни верят в богов, другие — в стечение обстоятельств. Мне открылась третья сила.
«Воля», — назвал бы ее Варис.
Воля влюбленного человека, добавлю я.
Тысячи раскрытых ртов на трибунах сливаются в гигантскую орущую глотку: «Добей его! Эй, я на тебя ставку сделал, шевелись! Мяса!»
«Мяса и зрелищ!». Поколения миэринцев выросли с этими словами на устах. Их возбуждает окровавленное мясо с отсеченными ногами; глазами, вылезшими из орбит, бесстыдно выставленными на солнечный свет внутренностями. Сидящих на трибунах мужчин и женщин сотрясает в этот миг острое, душное наслаждение, которое они не променяют на самую прекрасную ночь любви. В любви ты отдаешь себя, а наши зрители давно забыли, что это значит. Они хотят только получать.
Сегодняшний день обещает свободным гражданам Миэрина особое лакомство. Я ведь не просто безымянное сочленение костей и мышц, которое через несколько мгновений будет интересно разве что чересчур любознательному мейстеру. Я — вестеросец. Враг уже потому, что у меня другой цвет волос. Враг вдвойне, поскольку пришел с Разрушительницей оков, обрекающей знатных миэринцев на лютую смерть. Они знают, что Миса меня изгнала, но они также помнят, что появились мы вместе. Для них моя смерть станет ее унижением.
Противник, по виду южанин (может быть, из Волантиса), слегка оглядывается на трибуны: не задерживаем ли мы почтенных зрителей?
Зрители вскакивают, словно марионетки в «шагающем театре». До сих пор помню, как шестилетним мальчишкой замер от восторга, когда бродяга-кукольник, хитро подмигнув, нажал незаметный рычажок, и в расписном деревянном коробе, стоявшем на столе, из ничего появились пестрые декорации и такие же пестрые фигуры: принцесса, рыцарь, смерть. Старик гордился хитрым устройством, с помощью которого разыгрывал свои нехитрые представления. Наше представление удивительно напоминает бродячий театр. Те же принцесса, рыцарь, смерть… И хитрое устройство. Сегодня оно снова придет в движение.
Пытаюсь посмотреть в сторону королевы. Я не жду, что она остановит поединок, хотя пора бы понять, почему миэринцы так требуют добить меня. Я смотрю на нее, потому что она прекрасна. Истинная королева, от древней крови Валирии. Единственная, достойная править Вестеросом.
Волантиец заносит надо мной меч. Я вздрагиваю всем телом. Смешно: пройдя десятка два сражений, поединков, вылазок во вражеский лагерь и уличных драк, оказываешься все так же не готов к смерти, как в первом бою.
«Валар моргулис», — мелькает в голове древний девиз-заклятие.
«Валар дохаэрис!» — слышится отчетливо, как если бы кто-то произнес вслух холодные, чистые слова. Холодный и чистый звездный свет разливается в воздухе, провонявшем кровью, потом и похотью.
Занесенный надо мной клинок падает вниз, не причинив вреда. «Волантиец» кричит от боли, запрокидывает голову и валится рядом — мертвый.
На место убитого заступает чемпион Миэрина в черненых доспехах.
Зрители визжат от возбуждения, но миэринец как будто не слышит их. Сегодня он устанавливает свои правила. Не дождался, пока южанин прикончит меня, чтобы в свою очередь уложить его, возможно, тем же ударом в спину. Зато теперь ждет, чтобы я поднялся. Я поднимаюсь. Мы ведем свою игру, где я должен остаться в живых. Этот приговор нам вынес особенный судья, которого я называю третьей силой.
Одни верят в богов, другие — в стечение обстоятельств. В детстве боги были частью моего мира, настолько важной, что мир без них не существовал. Я не был любителем ритуалов. Не ходил в септу, если к этому не вынуждала присяга новому королю или отпевание близких. Не читал молитвы, хотя знал все наизусть (когда можешь запомнить на слух «Рок Валирии», что стоит запомнить несколько обращений к Семерым). Боги были в самой жизни, надежные, как отец, понятные, как дом, необходимые, как воздух.
Так продолжалось до разгрома Королевской Гавани.
К тому времени я уже не был наивным мальчишкой. Что-то успел повидать, о чем-то узнать с чужих, но достоверных слов. И всегда находилось объяснение, примирявшее меня с очевидностью. Когда веришь, легко простить своему богу даже то, что прощению не подлежит.
Но зрелище Королевской Гавани, взятой войсками Тайвина Ланнистера… Никакие боги не допустили бы такого. Одно дело бой, другое — бойня.
Среди женских воплей, детских тел с раздробленными черепами, ослепших от боли мужчин, ползавших среди собственных внутренностей, и текущей по улицам кровавой жижи я вдруг отчетливо понял: боги не карают нас за грехи и не взирают равнодушно на чуждые им людские судьбы. Богов просто нет.
Пусто сделалось на душе, как всегда бывает, когда расстаешься с чем-то близким, привычным. Желая убраться подальше от себя самого, я оказался в переулке на границе между зажиточными кварталами и «бедной стороной». И, конечно же, столкнулся с мародерами Ланнистеров. Два пехотинца, перемазанные кровью и грязью, возились у входа в почерневший от старости дом — взламывали мечами внутренний дверной засов. Носы у них были свернуты набок, один влево, другой вправо, как у близнецов в площадном фарсе.
Меня разобрала злость. Почти не соображая, что делаю, я отшвырнул их от двери. Мародеры попытались наброситься на неожиданного соперника с двух сторон, но быстро поняли, что лучше убраться.
Я позволил им уйти. Никогда не получал удовольствия от крови.
Оставшись один, я не знал, что делать. Почти безотчетно толкнул уже взломанную дверь и оказался в довольно просторной сумрачной комнате.
Кто-то был здесь. Из дальнего угла неслось испуганное дыхание.
Я подошел ближе.
Так и есть. Девушка, совсем молоденькая, светловолосая. Одета просто, даже бедно. Красивой не назвать, но в ней была какая-то трогательная, влекущая прелесть. Сама еле живая, она закрывала собой нескольких детей разного возраста, видимо, младших сестер. Забрать кочергу из ее дрожащих рук было не труднее, чем отнять игрушку у младенца.
Представив, как выгляжу в ее глазах, я выскочил из дома. А выскочив, сообразил, что сюда еще могут заглянуть более резвые парни. Эддард Старк уже наверняка приказал от имени короля Роберта навести порядок в городе, но до утра женщины будут законной добычей солдат, в том числе солдат Роберта Баратеона, и даже лорд Старк здесь бессилен.
Я вернулся и сел прямо на полу недалеко от входа, положив меч на колени.
Первые гости оказались не храбрее кривоносых взломщиков. Со следующими пришлось поговорить серьезнее, но обошлось без увечий с обеих сторон. В третий раз я задался вопросом, стоило ли ввязываться — слишком большой и дружной оказалась компания.
В эту самую минуту в переулке показался Торас из Мира. Он пришел с огненным мечом, гвардейцами и рассветом. Ночь резни и разгула закончилась, и те из солдат, кто не хотел угодить на виселицу за неподчинение королю, волей-неволей должны были оставить город и отойти в разбитый за стенами Гавани лагерь.
За целую ночь я не обмолвился с девушкой ни единым словом. Не узнал ее имя. Никогда не интересовался ее судьбой. Может быть, боялся, что этот мой порыв окажется бесполезен. Слишком много зла, ото всего не укроешься.
Торас из Мира предложил мне принять веру Огненного бога: видимо, решил, что я и впрямь рыцарь света, защищающий слабых. Но я уже не верил ни в старых, ни в новых богов, а только в стечение обстоятельств. Не знаю, стал ли я хуже — можно быть примерным верующим и при этом отменным негодяем, одно другому не мешает. Я просто бросил руль и плыл по течению, пока не доплыл до Пентоса, где лорд Варис предложил мне выполнить одно деликатное задание.
Тогда мне показалось странным, что многомудрый Варис выбрал человека, не умевшего ладить с обстоятельствами. Плохой шпион опаснее целого войска, а то, что я слал ему… да любой мальчишка мог разузнать на базаре или в гавани Пентоса все подробности женитьбы кхала Дрого на сестре Визериса Таргариена, а сам Визерис никогда не скрывал, что хочет отвоевать Железный трон.
Теперь я понимаю: дело не в донесениях. Мастер над шептунами разглядел то, чего я не видел. Откуда-то он знал о моем приключении в разоренной столице и понял, чего я хочу на самом деле. Варис всегда верил в третью силу.
Наверное, только этот вкрадчивый евнух не отнес гибель Визериса Таргариена на счет обстоятельств. Представляю, как он сидит, сцепив пальцы на круглом животе, и говорит негромко, дружески и почти ласково:
«А вы догадливы, сир Джорах! Не всякий сообразил бы, куда ушел Визерис с церемонии, где его сестра утверждала право родить кхалу наследника. Несостоявшийся король мог отправиться рыдать в свою палатку или пить "конский огонь". Что еще делать человеку с рухнувшими надеждами?
Но вы будто в зеркале увидели, как Визерис похищает драконьи яйца, принадлежащие сестре, и пошли за ним.
Кстати, на что вы рассчитывали? Что чужеземца впустят в "запретное стойбище" — палатку кхала? Что потом отпустят живым?»
Я не рассчитывал, так же, как в ночь разгрома Королевской Гавани. По самую рукоятку всадил кинжалы в преградивших мне путь стражников-рабов (все свободные были на торжестве) и прошел на женскую половину.
Визерис уже был там. Ему дорогу открыла ложь: якобы для ритуала понадобились драконьи яйца, и кхалиси попросила брата принести их.
Разыгралась смешная и жалкая сцена: потомок драконов, принц из династии, повелевавшей чуть не всем миром, упрашивал преступника и изгоя позволить ему унести вожделенную добычу.
А я почти все время молчал и неотрывно смотрел на Визериса. Окажись кто-нибудь рядом, подумал бы, что благородный рыцарь пытается устыдить негодяя.
На деле я просто не мог видеть брачное ложе Дрого. Оно было таким большим — куда ни повернись, споткнешься о собственные мысли, которые не хочется ворошить.
Кончилось тем, что Визерис швырнул сумку с драконьими яйцами на пол и ушел.
Я вернул яйца в сундук, где они хранились. Ни при каких обстоятельствах Дрого не должен был узнать, что мы беседовали с Визерисом на половине кхалиси. Три яйца походили на раскрашенные в разные цвета шишки, которыми на Медвежьем острове украшают дома в праздник самой короткой ночи.
«Не напомните мне, о чем вы подумали, закрывая сундук?» — непременно полюбопытствовал бы Варис, удостойся я беседы с ним.
Я подумал о девушке из Королевской Гавани. Что ее ждет, если Визерис Таргариен все-таки найдет способ вернуть Семь королевств? Сам Визерис мало что мог, но кто не знает, как возводят на трон кукольных королей. Холеный юноша идеально подходил на роль куклы, страшной куклы — истукана, равнодушного ко всему, кроме власти. Я вынужден был признать, что не хочу такого короля для той девушки.
Забавно. Я все пытался уберечь ее от зла, а она, возможно, уже давно была мертва.
Весь следующий день я не видел кхалиси, а на закате за мной явились посланные от Дрого. Я удивился, что они пришли столь поздно: дорнийские кинжалы в Ваэс Дотраке были только у меня. Убийцу стражников можно было схватить еще утром.
Разговор с кхалом вышел долгий. Он задавал короткие вопросы и сверлил рысьими глазами, пытаясь понять, правду ли слышит. Я отвечал, поглаживая перстень. Нескольких багровых капель в серебряной змеиной голове, приподнимающейся над безымянным пальцем, могут оборвать жизнь за один вдох. Волочить за лошадью живого Мормонта… я не собирался развлекать всадников этим зрелищем.
Нащупывая перстень, я рассказал кхалу о Визерисе. Никогда не мог похвастать красноречием, а тут слова подбирались одно к одному, будто кусочки смальты в мозаиках Великой Септы Бейлора.
Я убедил Дрого, что Таргариен безумен и от него надо избавиться. Кхал меня услышал.
Следующим вечером кхаласар праздновал Благословение Небесного Жеребца. Визерис напился и, потеряв голову от отчаяния и злости, стал нешуточно угрожать кхалиси. Я делал вид, что не могу его остановить, хотя не было ничего легче. Девушка из Королевской Гавани не поверила бы, что ее защитник отступил перед шатавшимся от выпитого вина юнцом. Но я послал в пекло рыцарскую честь и доброе имя. Мне нужно было одно — чтобы Визерис Таргариен больше никогда не претендовал на престол Семи королевств.
Мое желание исполнилось. Визериса короновали расплавленным золотом.
А вскоре вслед за ним отправился к предкам могучий вождь могучего народа. Царапину, полученную Дрого в схватке с братом и стараниями овечьей колдуньи превращенную в загнившую рану, еще можно было исцелить — до того, как я приподнял закрывавший ее глиняный пластырь. Меня охватило жестокое чувство всесилия, окончательное как приговор и неодолимое как судьба, когда из серебряной змеиной головы на грудь кхала скользнула одна кровавая капля. Не стоило Дрого говорить о том, какую резню он устроит в Вестеросе.
Удивительна беззаботность всадников. Подарить андалу лучшего коня и тут же рассказать, как собираются испоганить его землю. Что же, все мы платим, в том числе за беззаботность.
Перед кхалиси я виноват безмерно больше, чем она полагает. Ничто не искупит такую вину, даже самая лютая смерть. Я не могу не думать об этом — и не могу поступать иначе. Влюбленный живет по своим законам, а мною движет любовь. Я убиваю ради Дейнерис Бурерожденной, готов умереть за нее, боготворю ее, ибо она — единственная, кто может завоевать Железный трон без резни и достойно править Вестеросом. Вот мое проклятье и сила, сохранившая меня в живых среди огня, железа и благородных людей вроде сира Барристана Селми.
«Давно ли ваш слуга влюблен в вас?» — спросил Ксаро Ксоан Даксос из кичливого Кварта. Давно ли Ксаро Ксоан задумал выйти за пределы богатого торгового города и превратить карликовое государство в столицу империи? Провинциальный городок Королевская Гавань, куда из Кварта шлют указы и назначают наместников. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, как часто снился этот сон Ксаро Ксоану с момента появления Матери драконов у квартийских ворот. А влюбленный слуга выслушивал гневные слова кхалиси о том, что она никому больше не верит, каялся в том, что не углядел за пропавшими драконами, и бегал к чародейке Куэйте выяснять, куда же они пропали. Одного я не сделал — не наведался к самому богатому толстяку в Кварте и не взял его за причиндалы, чтобы узнать все квартийские секреты. Будущая королева Вестероса сама должна была убедиться, что зря поставила на Даксоса, и прогнать даже тень мысли о браке с ним.
Снова наступили тяжелые дни. Я тревожился за нее, однажды не выдержал и принялся отговаривать от опасного путешествия в Дом магов, а когда она исчезла в той проклятой башне, меня охватил настоящий ужас. Если бы Дейнерис не твердила, что никому больше не верит, не пришлось бы проводить ее через пекло. Но она достойно выдержала испытание, королева по праву рождения и по самой сути.
Она все больше осознавала себя королевой. У власти жестокое обаяние. Кто-то делает ударение на первом слове, как Безумный король или Джоффри. Кто-то на втором, как пытался делать это Ренли Баратеон. Дейнерис хотела бы равновесия. Миэрин показал, что она может быть жестокой, но я знаю, что жестокость ей не по сердцу. Она послушалась, когда я посоветовал купить армию Безупречных в Астапоре, и послушалась снова, когда отсоветовал казнить мудрых господ в Юнкае. Возможно, мне удалось бы спасти от драконьего огня и тех двух миэринцев, что стали поминальной жертвой в честь Барристана Селми (он бы не одобрил такие поминки), но вдруг обнаружилось, что пока я почти забыл про север, север меня не забыл. Тайвин Ланнистер постарался, чтобы королева узнала, как я шпионил за ней в Пентосе и Травяном море. Все мы платим, в том числе за любовь.
Все, что сделано мною, сделано ради любви. Ради любви я вернулся в Миэрин и сражаюсь сегодня в Большой бойцовой яме. И ради любви я останусь в живых.
Накануне у нас был разговор с моим соперником, тем, что сейчас смотрит на меня сквозь прорези шлема, ожидая, когда я выполню свое обещание. Чемпион Миэрина, любимец знатных женщин, он начал сдавать в последний год. По ночам он кричит, запутавшись в кошмарных снах, днем не видит солнца — ему все кажется серым. Он все больше боится, что очередной боец, угождая публике, вспорет ему живот или искалечит ноги. Тяжело раненных сбрасывают в ров еще живыми. Я рассказал ему историю, и он согласился уступить мне жизнь, которая ему не нужна — в обмен на один точный удар. Честный бой с предсказуемым исходом.
Я снова смотрю на Дейнерис Бурерожденную и вижу ее королевой Вестероса.
«Вестерос, — понимающе усмехнулся бы Варис. — А знаете, сир Джорах, вы ведь так и остались в том старом доме, что защищали в ночь взятия Гавани».
Это правда. Я без боя уступил Дейнерис-женщину молодому и смелому сопернику. Но я никому не уступлю Дейнерис-королеву, способную замирить мою страну. Ибо самая большая любовь, которая пришла ко мне после изгнания с Севера — родная земля. Я не могу остановить безумных королей и их не менее безумных протекторов в самой Гавани, но я остановил нескольких опасных безумцев на юге. У меня нет армии, власти, я не учился политике и дипломатии. Но у меня есть то, что способно менять мир.
Одни верят в богов, другие — в стечение обстоятельств. Мне открылась третья сила.
«Воля», — назвал бы ее Варис.
Воля влюбленного человека, добавлю я.
@темы: "Фандомная Битва", "рассказцы"