Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Автор: Муравьиный лев
Название: Вира
Категория: джен
Размер: мини
Персонажи: Один, Локи, Тор в эпизоде
Рейтинг: G
Жанр: джен, частично – POV Локи.
Саммари: Он отдал силу. Он потерял свободу. У него ничего нет. Но он еще может внести выкуп, который заставит Одина посмотреть на все другими глазами.
Дисклеймер: все принадлежит Марвел и Локи
Размещение: размещайте!
Легко увидеть преступление.
Особенно то, которое не совершали.
Нравится ему золото, следует признать. Лишь сейчас, по возвращении в Асгард, понятно, как он соскучился по гордо сверкающим в лазоревой выси шпилям, блеску кованых альвами доспехов, ослепительному сиянию палат Всеотца.
Правда, сейчас эти палаты тонули в сумраке. Небо Асгарда затянули холодные тучи и сквозь хрусталь высоких окон лился зимний свет, печальный, как память об умершем. Сердце болезненно и часто забилось. Он знал, кто укрыл небо белым траурным покрывалом. Плакала ли Фригг, выпрядая нити воспоминаний о приемном сыне? О том, кого дворец Одина видел найденышем, принцем, царем, а теперь видит пленником?
читать дальшеСнова пленник. Определенно, Асгард всегда будет нуждаться в нем как трофее. В памяти мелькнуло далекое воспоминание, услышанный когда-то рассказ о Чаше. Таинственный самовозникший сосуд. Когда асы только возводили Обитель Вечности, споры о первенстве и наследии решались у подножия алтаря, на котором стояла Чаша. В руках правого она становилась легче пера, неправого – наливалась чудовищной тяжестью. Тот, кому Чаша позволяла донести себя до порога дома, признавался главой и наследником рода.
Когда Один взял ребенка с ётунского жертвенника, показался ли он ему легче пера? Тору уж точно груз достался потяжелее.
При этой мысли губы растянулись в улыбке, больно задевая стягивавший их металл. Он привык к боли, но все имеет предел. Сейчас ему было худо. Запястья, стянутые стальными оковами, занемели, тело ныло, раны словно подожгли изнутри читаурской серой. Снизу подбирался тошнотворный холодок – предвестник обморока.
По губам снова поползла улыбка, кромсая о металл мягкую плоть.
«Нет, Всеотец, ты не увидишь меня распростертым перед троном! Возможно, тебе и хотелось бы повторить сцену в Хранилище, поменявшись на этот раз ролями, но ничего не выйдет. Я упаду только мертвым».
***
… Тяжелая рука попыталась кинуть его вниз, на колени, как того требовал закон Асгарда. Он качнулся, но, собрав последние силы, устоял. Только мертвым, только мертвым!..
– Оставь его, сын!
Суровым голосом, прозвучавшим с высоты трона, владела та же безмерная усталость, что и истерзанным телом у подножия.
Защитник миров отступил от пленника.
– Тор, мой наследник! Прими от меня первую благодарность за совершенные труды и подвиги! Ты показал себя достойным сыном Одина! – голос, обращенный к владыке грома, стал мягче.
«Что бы там ни было, я не перестану восхищаться тобой, Всеотец. Услышать собственные слова! Услышать их как укор и обвинение! На такое способен только ты».
– В честь твоего возвращения, – повелитель асов попытался улыбнуться, – вечером будет праздник. А пока иди, приветствуй мать и друзей, им не терпится поздравить тебя с победой.
Тор замешкался, бросив тревожный взгляд на брата. Было видно, что он борется с собой, желая заговорить. Всеотец сжал подлокотник трона. Заметив это нетерпеливое движение, богатырь откинул колебания и шагнул вперед:
– Отец, прошу, выслушай! Локи…
– Иди, мальчик мой, – тихо, но повелительно произнес Один.
Спорить – хуже будет. Тор молча поклонился и вышел, отчаянно надеясь, что в душе отца не умерла привязанность к безумцу, стоящему сейчас перед троном.
***
– Позор!
Один стремительно спустился с возвышения.
Позор асов. Теперь это прозвище закрепится за ним навечно. Впрочем, глядя в разгневанное лицо Всеотца, можно предположить, что вечность вот-вот предстанет перед Локи Асгардским в несколько ином качестве. Вечный покой. Неужели даже он может его обрести?
– И смертные тоже хороши! – яростно продолжал Один, подойдя к пленнику. – Не думал, что опустятся до такого!
Старый воин потянул могучими руками пахнущий кровью металл. Отвратительный намордник, треснув, с тусклым звоном разлетелся по драгоценной мозаике пола. Локи судорожно втянул воздух расширившимися ноздрями. Дышать с запечатанным ртом не так легко, особенно, если силы на исходе.
– Говорить можешь? – спросил Один, разламывая стальные наручники, словно сахарный крендель, что подносят молодым на свадьбе.
– Могу, – Локи с трудом разлепил онемевшие, исцарапанные губы.
Слова, выталкиваемые пополам с хрипом, звучали так же исцарапано.
– Так говори! Я очень хочу услышать хоть что-нибудь, способное изменить приговор! – рявкнул царь, ухватив Локи за волосы и приблизив к нему искаженное гневом лицо.
Голова с хищным профилем задралась вверх. Черноволосый воин вызывающе засмеялся.
– Ты еще веселишься, глупец! – Один рванул волосы так, что из груди пленника вырвался стон. – Рассказать, какая кара ждет тебя по закону?
– По… за..кону… я могу… внести… виру, – задыхаясь, вымолвил Локи.
– Виру? – владыка ветров сейчас сам был похож на ураган. – И что же ты можешь предложить как выкуп за себя, да еще соразмерный содеянному?
– Мое прощение.
Слова прозвучали неожиданно ясно, словно Локи говорил на королевском совете.
Рука Одина дрогнула.
– Повтори, что ты сказал!
– Я готов простить тебя, – все так же ясно и спокойно произнес Локи.
Вот и конец. Радуйся, мятежный ас, тебе удастся избежать свирепого мщения закона! Даже Гунгнир не понадобится. Эта рука одним ударом отнимет заемную жизнь, как когда-то подарила ее.
***
Удара не последовало. Один отпустил спутанную черную гриву и пристально взглянул в потемневшие от боли и усталости глаза. Их цвет изменился. Из зеленых они стали синими и напомнили сыну Бора ожерелье, что закрепило союз молодого владыки асов с Фригг.
Локи выдержал взгляд. Он тоже изменился, младший принц Асгарда. Теперь этот титул ему в любом случае не подходил.
Испытующий – самое точное определение, призвание и сан. Их мало, но они – соль миров. Невидимые и всюду пребывающие, они являются в разных обличьях и под разными именами, неся особую помощь и выполняя особенную миссию. Они помогают мирам двигаться вперед, счищают с цивилизаций коросту слабости и уныния, не дают гангрене самодовольства поразить жизнь. Они готовят смену эпох. Стань асгардская язва Главой Испытующих, все встало бы на свои места. Владыка Девяти Миров исподволь готовил к этому младшего сына, но не успел. Тот не понял, какую власть должен унаследовать, и потребовал куда меньшего, но куда большей ценой. И теперь вместо Силы, Движущей Мирами, перед Одином стоял побитый мальчишка, не сумевший противостоять даже смертным. Мальчишка, которому грозит жестокий приговор, и всей власти царя может не хватить на его спасение.
– Объясни! – коротко потребовал Один, отступая на шаг.
Хведрунг осторожно повел головой. В затылке ломило после отцовского «поглаживанья».
– Объяснять придется многое, – начал он. – Буду ли я выслушан?
– Зависит от того, что ты скажешь. Я и так нарушаю обычай, разговаривая не просто с врагом Асгарда, но предателем.
Локи усмехнулся и тут же ощутил ожог от пощечины.
– Даю тебе последнюю возможность оправдаться, – холодно проговорил Один. – Или ты говоришь, разумно и почтительно, или я зову стражу и передаю тебя Высокому Суду.
Один не бросал слова на ветер. Его приемный сын это хорошо знал. Но, вместо того, чтобы подчиниться, поверженный ас улыбнулся еще шире. Улыбка перешла в смех. Локи уже было не удержать. Хохот сотрясал его тело, гремел под сводами тронного зала, вырывался вместе с солнечными лучами в световые окна, – насмешливый, глумливый, сумасшедший, вобравший в себя невыразимую боль, тоску и одиночество. Все, что он пережил, вылилось в это чудовищное веселье. Хохот унес крохотный остаток сил. Перед глазами замельтешили черные точки. Они множились, росли, кружились и, наконец, слились в тягучую, жужжащую черноту. Локи попытался сопротивляться, но не смог. Он все-таки упал…
***
Руки – первое, что он почувствовал, придя в себя. Отцовские руки заботились о нем, чем-то смазывая его раны. От их уверенной теплоты тоже становилось тепло и спокойно. Впервые за целую вечность боль соглашалась уйти. Ему захотелось прижаться к рукам, когда-то спасшим его от смерти. Прижаться и долго не отпускать от себя. Но он знал, что это невозможно. Ему неизвестно даже, что будет, когда он откроет глаза. Все же его раны – весьма слабый противовес обвинению, а о главном он все еще не сказал.
– Надо было сразу признаться, что искромсан, а не валять дурака, мы не на сватовстве у Скади.
Локи жадно ловил слова, возвращавшие прежнего Одина. Отца. Любимого. Боготворимого. Такие родные и почти забытые интонации… Неужели Митгард был лишь диким сном?
Он все еще не открывал глаза. Боль уступила место усталости. Сейчас он лишний раз моргнуть был не в силах.
– Выпей! – в губы ткнулось горлышко какого-то сосуда, по вкусу – серебряное.
– Что это? – прошептал Локи.
– Спрашиваю я, а ты пей.
Эта рука, сражавшая великанов, могла быть удивительно осторожной. Сейчас она приподняла его голову, будто вынимала спящего младенца из люльки. Локи сделал глоток.
Старый добрый мед. Сколько же доброго им позабыто.
Ласковый жар разлился по телу, возвращая прежнюю крепость. Когда-то он тоже умел целить, и его руки были нежны. Про того, кто испытывал безмятежную радость, говорили: «Локи коснулся». Но это было давно. Забылись легкие музыкальные касания, исцелявшие печаль и недуги. Теперь он может только наносить и отражать удары. Даже силу внезапно ослабевшему Тору вернул ударом магического ножа. Это случилось на вершине той странной башни, которой владеет Железный Человек. Неплохой, к слову, человек, но и он не мастер разгадывать загадки, хоть и мнит себя умнейшим из смертных.
В той башне Локи встретился с зеленым исполином, по милости которого валяется сейчас на полу тронного зала. «Мелковат!» – сказало чудище. Знал бы ты, друг, что половина моей силы, стекшей с острия ножа, гудит в мышцах Тора! Кто же позаботится впредь о силе громовержца, если Локи Асгардского все же приговорят к Трем Камням? Может быть, оставить ему запас? Пусть смешает с таким же медом и хранит в такой же серебряной фляге. Надо подумать…
Один закончил возиться с его ранами.
– Теперь ты можешь подняться. Одевайся! Обычай велит, чтобы обвиняемый говорил с царем стоя.
«На коленях. Но об этом ты умолчал. Похоже, митгардские замашки проникают и в Асгард. Как это у смертных называется – демократия? И все же, неужели, отец, ты заботился только о том, чтобы можно было продолжить допрос? Нам так никогда и не понять друг друга?»
***
– …Что произошло в Митгарде, я знаю. Меня интересует, что ты задумал против Асгарда.
Родные интонации исчезли. По тронному залу, заложив руки за спину, ходил царь, и царем владела одна мысль: обезвредить козни врага. По пятам за царем следовал солнечный луч, пробившийся сквозь рукоделие Фригг.
– Я никогда не предавал Асгард. Моей целью было благо нашего мира, – даже тень улыбки не прошла по лицу Локи, затягивавшего ремни на кожаном камзоле.
Золотые бляхи на миг блеснули в сумраке тронного зала. Солнечный луч, устав сопровождать царя, переместился на них.
Настал черед усмехаться Одину:
– Благо нашего мира? С того дня, как ты провел вражеских лазутчиков в Хранилище?
– Именно так, – Локи помедлил, заметив, как наливается вниманием отцовский взгляд. – Я видел: Тор не готов принять власть. Я говорил об этом. Но что значил один голос в сравнении с голосами дружины, обожающей своего предводителя, и тинга, ценящего лишь способность выбить дно пивной бочки одним ударом и осушить ее одним глотком? Даже ты, несмотря на сомнения, уступил восторженной молве и готов был доверить руль корабля хмельному кормчему. Я не лгал, утверждая: Тор опасен. Он сам признал потом, что бредил войной.
– А ты – нет?
– Цирк, который я устроил в Митгарде, ты называешь войной? – удивился Локи. – Да пожелай я настоящей войны, защитники Среднего мира (довольно средние, замечу, защитники) не знали бы, куда бежать и как разорваться на части. А тогда… Признаю, я сорвал коронацию брата. Я провел в Хранилище лазутчиков, прекрасно зная, что они ничего не получат. И от моей затеи выиграли все. За одним исключением.
– Если говорить об исключениях, то и ты мог оказаться в выигрыше, – Один остановился напротив Локи. – Ведь ты получил власть.
Надевая плащ с зелеными отворотами, Локи отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
– Тогда, на ступенях Хранилища, увидев тебя погружающимся в странное оцепенение, я понял, что это шанс, – сказал он. – Ты испытывал меня, открывая путь к трону. И, поверь, я готов был принять вызов и пройти испытание. Но в тот миг мне открылось и другое. Я понял, как ты любишь Тора и как хочешь, чтобы асгардский престол унаследовал именно он.
– Ты ревнуешь, – Один печально посмотрел на приемного сына. – Из ревности и пустого тщеславия ты отрезал дорогу к самому себе. Я слишком боялся обнаружить, что ты не родной нам по крови и избаловал тебя. Тор, пройдя испытание, повзрослел, а ты так и остался мальчишкой…
Царь махнул рукой.
– Если уж ты так пекся о благе Асгарда, зачем толкнул Тора в бессмысленный поход? Ведь коронацию все равно отложили. Хотел, чтобы он погиб в Ётунхейме?
– Если бы я этого хотел, то нашел бы предлог отсидеться дома, – закончив одеваться, Локи застыл на месте, словно дух, заклятый магом.
Если раньше его фигура выражала вызов, то теперь в ней читалась полная невозмутимость.
– Но я отправился вместе с Тором. Более того, если б твоему наследнику пришла в голову разумная мысль оставить хотя бы одного из нас тебе на развод, я сумел бы его переубедить. Для этого у меня были основания. И поход оказался не таким уж бессмысленным. Лафей увидел силу Тора и понял, что у ётунов есть противник, с которым стоит считаться. А я должен был узнать слабые места большого синего дядюшки. Я их узнал. И у меня не было даже тени сомнения, что ты появишься вовремя. Я недаром послал к тебе своего слугу: несмышленых и нерасторопных при мне не бывает.
– Что же ты узнал о Лафее?
– Что вождь ётунов ненавидит и боится тебя. Страх и ненависть – что может быть лучше, если хочешь обмануть? Я воспользовался этими чувствами, чтобы уничтожить врага. Лафей не успокоился бы, пока не нашел способ проникнуть в Асгард и либо вернуть ларец, либо забрать твою жизнь. Значит, надо было предупредить удар. Согласен, я убил его несколько театрально. Но мне хотелось вознаградить себя за труды. И я все еще надеялся, что ты поверишь мне.
Один адресовал допрашиваемому долгий испытующий взгляд.
– Ничто не шевельнулось в твоем сердце, когда ты нанес Лафею смертельный удар? - спросил он.
Локи перевел взгляд на дорожку, проложенную еще одним солнечным лучом.
– «Сын Лафея»… Твои слова чуть не убили меня. Быть ётуном в Асгарде – значит, быть никем. Что делать, если враги сошлись в смертельной схватке, а ты принадлежишь обеим сторонам? Отойти и оплакивать друзей, оказавшихся врагами, и врагов, ставших родичами? Предать одну из сторон? Но, когда первый приступ ярости и растерянности прошел, что-то шепнуло мне: иди и узнай сам. В ушах всё еще звучало: «Слишком маленький для сына великана». Что это могло значить? И я снова отправился в Ётунхейм.
Локи осторожно провел рукой по искореженным губам.
– Лафей сидел на своем ледяном троне, исполинский, чудовищный и чужой. Я пустил в ход всю свою магическую силу, чтобы нащупать хоть малейшую ниточку родства, но ощутил лишь пустоту. Ничто не связывало нас: ни чувства, ни природа. Не знаю, почему я могу становиться ётуном, как не знаю, почему могу становиться человеком, но я не принадлежу Ётунхейму ни кровью, ни душой. Я из другого мира.
Синие глаза требовательно и властно взглянули на отца:
– Ты ошибся или солгал?
Один опустил голову:
– Я не желал тебе зла.
– Я так и думал, – Локи снова устремил взгляд на солнечный луч. – Ты просто не хотел видеть меня на троне.
– Не хотел, - прямо ответил Один. – Тебе была уготована иная власть. Я предназначил престол Вечной Обители Тору, потому что он создан для него. А ты создан владычествовать над всеми престолами. Кроме царской власти есть власть духовная, без которой первая все равно, что обломок сосульки на солнце в весенний день… Лишь вдвоем с Тором вы можете поддерживать миры в равновесии.
– Ты ничего не говорил об этом, – по лицу Локи пробежала тень. – Зато я запомнил другие слова, обращенные ко мне и Тору, когда мы были еще детьми: «Вы оба рождены царями!» А что делать царю без царства? Носить мантию за тем, кому она досталась по праву рождения? Служить красивой декорацией на торжественных приемах? Брат царя! Невозможно представить более бессмысленный титул. Я не видел себя в Асгарде. Все заслонял Тор. Его будущее было ясно, мое… Я решил, что у меня нет будущего.
«Все же я устал… Хорошо бы сесть прямо на пол. Нет, Локи, придется держаться. Наверное, и впрямь я слишком пренебрегал обычаями. Попробую их теперь на вкус».
Один еще раз прошелся по залу.
– Мне понятна твоя досада, – наконец, вымолвил он. – И есть в чем себя упрекнуть. Допускаю, ты верил, что, помешав Тору занять трон, заботишься об общем благе. Я даже готов вспомнить, что ты пытался заступиться за брата после возвращения из Ётунхейма. Гнев, худший из советчиков, помешал мне тебя выслушать. Моя ошибка. Но зачем ты солгал Тору, сказав, что я умер? Будешь убеждать, что не хотел оставить его в Митгарде навеки?
– Не нужно много ума, чтобы понять: Тор все равно вернулся бы в Золотой город. Вопрос – кем? Он мог вернуться из милости или по праву, прощеным изгнанником или героем. Для него, тебя, Асгарда и всех девяти миров лучше было второе. Но закон миров непреложен, и он неумолимее асгардского. Чтобы обрести, надо отдать. Или потерять. Решив, что потерял тебя навеки, Тор обрел себя самого.
«Я не расскажу, что почувствовал, увидев брата в слезах. Потому что и сам не знаю, владела ли мною жалость или восторг оттого, что страдание ¬ не только моя доля. Да, во мне вспыхнула безумная надежда на трон Асгарда, и я чуть не забыл о прежних намерениях. Но неудачная попытка поднять Мьелльнир уничтожила мою самонадеянность. Вернувшись в Асгард, я уже знал, что делать. И я жду, что сейчас ты спросишь об этом».
– Ты ловко правишь колесницей, – единственный глаз Одина снова остановился на тонком лице с заострившимися чертами. – Но есть камень, который тебе не объехать. Ведь это ты послал в Митгард Разрушителя, и ты велел ему убить Тора. Убить брата и своих друзей. Или скажешь, что это была случайность? Разрушитель не понял приказ? Его отправил на Землю кто-то другой?
– Его отправил я, – просто ответил Локи. – С приказом убить Тора. И всех, кто с ним. Если бы Разрушитель гонялся только за Тором, а все остальные дружно спасали врага врагов Асгарда, он навсегда попрощался бы с Мьелльниром, бессмертием, троном и тобой. Только подвиг мог вернуть Тору все утраченное. Видит Высшая Сила, мне было нелегко. Тор совершил величайший подвиг, принеся себя в жертву. Я эту жертву принял. Смертные и асы ее оценили. А когда дело было сделано, я воскресил твоего сына.
– Что? – Один замер.
– Я умею возвращать жизнь, – Локи говорил так, словно речь шла о самом заурядном деле. – Правда, лишь тогда, когда это не противоречит закону исчерпанности. Но жизнь Тора – полная чаша, ее трудно исчерпать, так что мне оставалось только вернуть ее владельцу. Правда, для этого понадобилась изрядная доля моей жизненной силы.
В глазах, напоминавших ожерелье Фригг, заискрилось лукавство.
– Говоря по правде, в какое-то мгновение, я испугался, что ее не хватит: у наследника Вечного престола отменный аппетит.
«Знал бы ты, что моя сила гуляет теперь и в твоих венах! Твое внезапное пробуждение никого не удивило, а ведь не отдай я все, что еще оставалось у меня на Радужном мосту, долго бы еще длился твой сон, Всеотец!».
Локи смело взглянул в лицо мудрейшего из асов:
– Знаю, моим словам нет веры. Ты можешь думать, что я потерял голову от страха и плету небылицы, чтобы спасти жизнь. Но мне нужна не жизнь. Она была не нужна уже на Бивресте. Оставалось окончательно обессилить ётунов, и я сделал это, направив мощь Радужного моста на Ётунхейм. А потом заставил Тора биться с собой. Я знал, что в бою мне с ним не сладить, но раздразнил. Хотелось погибнуть воином, раз уж не вышло жить царем.
– Мне казалось, что любовь – ложь, – слова падали в тишину зала, как камешки в воду. – Ничего не значащие уверения, которые охотно дают, когда нуждаются в тебе, и легко забывают, когда нуждаешься ты. Но, увидев, как Тор рушит Радужный мост, отрезая себя от возлюбленной, я испытал его боль. И понял, что любовь существует. Пусть не для меня. Но она есть. Я бросился на брата, чтобы помешать ему и…
«…пробудил тебя, отдав ту силу, что еще жила во мне».
– …и хочу, чтобы ты поверил сказанному мной на Бивресте: то, что я делал, делалось ради всех нас. Да, это было жестоко, но я знал, у злого начала будет благой исход.
Золотые лучи, совсем не соответствующие моменту, прорвались в тронный зал, словно мальчишки в первые ряды коронационного шествия, и принялись играть в прятки в отливающих ночью волосах. На голове Локи засверкал тонкий обруч из солнечных искр.
– Возможно, все это так, – вздохнул Один. – Но ты очернил доброе имя нашего народа, заключив союз с читаури и затеяв в Митгарде войну. И судить тебя будут, прежде всего, за это.
– Так судите! – в глазах Локи загорелся вызов. – Судите за то, что тессеракт не у смертных, рвущих друг другу горло за право сожрать лишний кусок, не у Таноса и его темных помощников, а там, где он и должен быть, – в Асгарде!
– Тессеракт вернул Тор,– сурово оборвал Локи Всеотец.
– Тессеракт вернул я! – Локи по привычке резко взмахнул ладонями – верный признак того, что речь идет о накипевшем. – Танос хотел, чтобы я провел читаури в Асгард, как когда-то – ётунов. Но я сумел убедить его военачальника, что знаю только одну тайную тропу, которая теперь известна асам и охраняется Хеймдаллем.
– Убеждать пришлось долго, – криво усмехнулся Повелитель магии. – Танос верит только очень веским доводам. И в своем роде он редкий мастер. Во всех известных мне мирах есть, пожалуй, только еще одно существо, которое столько же знает о боли – темнокожий вождь той дружины, что помогала Тору. Но смертный исполнен сомнений и слишком любит слова, а Танос от сомнений избавлен, и слова его всегда подкреплены делом.
Один заметил, как взгляд Локи на мгновение оцепенел, – от воспоминаний о пережитом, видимо, было не так легко отделаться.
– Мне удалось переключить его внимание на тессеракт, – Локи уже пришел в себя. – Я знал, что талисман находится в Митгарде, знал о тайной организации, пытающейся овладеть его силой, и придумал, как затупить читаурские клыки и обточить гордыню землян. Не все прошло гладко, смертные оказывались порой чрезвычайно недогадливы, да и Тор мог бы сообразить, что если я собирался, в самом деле, завоевать Митгард, то не направил бы всю армию в мало примечательный район мало примечательного, на мой взгляд, города. Вот уж кем не хотел бы я править, так это людьми! Но никто не собирался облегчить мою задачу, и мне приходилось на ходу менять планы и разыгрывать из себя шута, чтобы заставить их делать то, что нужно.
Зрачки цвета полуденного неба презрительно сузились.
– Почему демон ночи так легко сдался? – передразнивая кого-то из землян, вопросил он. – Какие же тугодумы населяют Митгард! Лучшие из них задавали глупейшие вопросы и искали ответы где угодно, только не там, где их нужно искать. Представляю, как бы удивился вождь этой славной команды, если бы я рассказал ему, почему лучший стрелок их мира промахнулся, целясь в него в упор с близкого расстояния. Ну, как же! Локи Асгардский отводит удар, позволяя лишь слегка ранить врага – настолько, чтобы не мешал унести тессеракт из гибнущей лаборатории? К слову, не такой уж он доблестный воин – упал замертво, когда в него выстрелили, будто и впрямь решил, что убили. И так долго приходил в себя, что превзошел самые смелые мои ожидания.
Злокозненный ас – так успели прозвать его в Золотом городе – закашлялся и замолчал.
– Смертные так и не поняли, почему я не скрывался, будучи в Кобыльем саду, – продолжал он, переведя дух. – Они даже не задумались над тем, что я мог легко бежать во время поединка Тора с Железным Человеком, но, вместо этого ждал, призвав на помощь все свое терпение, пока эти двое поймут, что делают общее дело.
Хуже всего то, что в смертных пробудился звериный инстинкт. Их владыки отдали приказ об уничтожении города. Слава богам, один разумный все же нашелся в той дружине, которая так пышно себя именует. Железный Человек понял, что к чему, и перенаправил удар на силы читаури.
Да, мне пришлось тяжко. Но вышло по-моему. Сын Одина вновь показал себя героем, читаури получили хороший урок, а в Митгарде поняли, что игрушка, попавшая на Землю, им не по силам. И тессеракт вернулся в Обитель Вечности.
– А на добром имени Асгарда, – ухмыльнулся Локи, – вопреки твоим опасениям, нет ни единого пятна. Оно чистым золотом выбито на скрижалях благодарности. Ведь Асгард, в который раз, пришел на помощь Земле, в то время как Локи, найденыш, не состоящий в кровном родстве с асами, неистово отрекался от тебя и Тора. Сколько смертных готовы это подтвердить! Да разве только они? Танос, и тот присягнет, что одно упоминание об Асгарде приводило меня в ярость. Право слово, в тех мирах, где есть театры, из меня вышел бы отменный актер.
– Борьба за тессеракт привела к гибели людей. Тебе их не жаль? – тихо спросил Один.
«Почему я не спрашиваю, жалел ли ты обо мне? Может быть, потому что следы скорби на твоем лице не требуют, чтобы их приукрашивали словами? Да, ты скорбел… но, повторись все сначала, ты снова сказал бы: «Нет, Локи!»
– Попади тессеракт к Таносу, жертв оказалось бы куда больше, и не только в Митгарде, – веско возразил Локи. – И, к тому же, я не могу жалеть их как ты. Асы дружат с Митгардом и воюют с его врагами, а для меня Средний мир ничем не отличается от планеты читаури. Та же злоба, рожденная алчностью, то же рабство плоти, то же равнодушие ко всему, что не плоть. Знаешь, как они себя называют? Homo sapiens. В переводе с мертвого языка Митгарда – «человек разумный». Как часто они говорят о разуме и как редко пускают его в дело! Да, есть среди них благородные душой и отважные сердцем, но, поверь, и среди читаури есть свои герои.
– Впрочем, – закончил Локи, – я знаю, что немало задолжал смертным. Возможно, я еще сумею уплатить долг.
– Почему ты не пытался объяснить хотя бы брату, какую цель преследуешь?
– Потому что он – хранитель чести Асгарда, о которой ты говорил. Он не мог быть причастен к плану, включающему в себя войну. Я вернул его тебе, Всеотец, победителем. И сегодняшний праздничный пир ничем не будет омрачен.
Один устало взглянул взглянул на Локи:
– Думаешь, я так далек от тебя, что способен радоваться?
– Радость чувствуешь, когда легко на душе, – с беззлобной веселостью отвечал Локи. – Мне легко, потому что я простил тебе и Асгарду муки и зло, выпавшие на мою долю. Роковые ошибки, поспешные обещания, необдуманные слова преданы забвению. Это и есть моя вира. Прими ее, и тебе тоже станет легко.
Тронный зал вспыхнул янтарным светом. Солнце окончательно сорвало снежную завесу. По расписанным фресками стенам и сводчатому потолку заплясал праздничный фейерверк его лучей. В озорном блеске лицо Локи преобразилось и само, казалось, источало свет. Он смело смотрел на Одина и впервые Всеотец не ощутил в этом взгляде даже толики лукавства.
Отбросив сомнения, царь шагнул навстречу сыну и обнял его. Он прижимал к груди черноволосую голову и чувствовал: что бы ни случилось, никакие законы не заставят его разлюбить это странное, непостижимое создание, пришедшее из незнаемых миров. Разве дело в крови, в родстве? По духу повелитель магии ближе Одину, чем любой из асов, включая родного сына. Когда речь шла о врагах, мудрейший умел быть коварным и выстраивал порой такую интригу, что Иггдрасиль качался от удивления. Так ему ли не понять бога обмана?
– Я пользуюсь своим правом царя и принимаю виру, – сказал повелитель асов, слегка отстраняя Локи. – Простим друг друга, забудем прошлое и подумаем о будущем.
– Мое будущее определено, – Локи все еще не отнимал рук от отца. – Ты прав – Асгард не для меня. Пройдя через все, я понял это и нашел свой путь. Испытующие. Об этой власти превыше престолов ты говорил? Я принимаю твой новый вызов. Моих сил хватит, чтобы найти дорогу к Испытующим. И если я не пройду все, что они предложат, и не стану их Главой, то Асгард никогда больше не услышит обо мне.
– Асгард услышит, – улыбнулся Один. – Ты вернешься. А я тебя дождусь. Ведь за смену времен Повелитель Девяти Миров и Глава Испытующих отвечают вместе,
Он потрепал не поддающиеся никакому гребню волосы. Локи медленно отступил от отца. Не отводя влажно блестевших глаз, повелитель магии прочертил в воздухе тайную руну. За его спиной начали медленно проступать закручивающиеся в спираль сапфировые огни. Он ждал. Дверь в другие миры открылась.
Локи шагнул к холодному пламени.
– Локи! – изо всех сил крикнул Один.
И, когда тот вопросительно обернулся, твердо произнес:
– Теперь я говорю – да!
Локи легко и радостно засмеялся, быстро поклонился Одину и исчез в сиянии нездешних огней.
Название: Вира
Категория: джен
Размер: мини
Персонажи: Один, Локи, Тор в эпизоде
Рейтинг: G
Жанр: джен, частично – POV Локи.
Саммари: Он отдал силу. Он потерял свободу. У него ничего нет. Но он еще может внести выкуп, который заставит Одина посмотреть на все другими глазами.
Дисклеймер: все принадлежит Марвел и Локи
Размещение: размещайте!
Легко увидеть преступление.
Особенно то, которое не совершали.
Нравится ему золото, следует признать. Лишь сейчас, по возвращении в Асгард, понятно, как он соскучился по гордо сверкающим в лазоревой выси шпилям, блеску кованых альвами доспехов, ослепительному сиянию палат Всеотца.
Правда, сейчас эти палаты тонули в сумраке. Небо Асгарда затянули холодные тучи и сквозь хрусталь высоких окон лился зимний свет, печальный, как память об умершем. Сердце болезненно и часто забилось. Он знал, кто укрыл небо белым траурным покрывалом. Плакала ли Фригг, выпрядая нити воспоминаний о приемном сыне? О том, кого дворец Одина видел найденышем, принцем, царем, а теперь видит пленником?
читать дальшеСнова пленник. Определенно, Асгард всегда будет нуждаться в нем как трофее. В памяти мелькнуло далекое воспоминание, услышанный когда-то рассказ о Чаше. Таинственный самовозникший сосуд. Когда асы только возводили Обитель Вечности, споры о первенстве и наследии решались у подножия алтаря, на котором стояла Чаша. В руках правого она становилась легче пера, неправого – наливалась чудовищной тяжестью. Тот, кому Чаша позволяла донести себя до порога дома, признавался главой и наследником рода.
Когда Один взял ребенка с ётунского жертвенника, показался ли он ему легче пера? Тору уж точно груз достался потяжелее.
При этой мысли губы растянулись в улыбке, больно задевая стягивавший их металл. Он привык к боли, но все имеет предел. Сейчас ему было худо. Запястья, стянутые стальными оковами, занемели, тело ныло, раны словно подожгли изнутри читаурской серой. Снизу подбирался тошнотворный холодок – предвестник обморока.
По губам снова поползла улыбка, кромсая о металл мягкую плоть.
«Нет, Всеотец, ты не увидишь меня распростертым перед троном! Возможно, тебе и хотелось бы повторить сцену в Хранилище, поменявшись на этот раз ролями, но ничего не выйдет. Я упаду только мертвым».
***
… Тяжелая рука попыталась кинуть его вниз, на колени, как того требовал закон Асгарда. Он качнулся, но, собрав последние силы, устоял. Только мертвым, только мертвым!..
– Оставь его, сын!
Суровым голосом, прозвучавшим с высоты трона, владела та же безмерная усталость, что и истерзанным телом у подножия.
Защитник миров отступил от пленника.
– Тор, мой наследник! Прими от меня первую благодарность за совершенные труды и подвиги! Ты показал себя достойным сыном Одина! – голос, обращенный к владыке грома, стал мягче.
«Что бы там ни было, я не перестану восхищаться тобой, Всеотец. Услышать собственные слова! Услышать их как укор и обвинение! На такое способен только ты».
– В честь твоего возвращения, – повелитель асов попытался улыбнуться, – вечером будет праздник. А пока иди, приветствуй мать и друзей, им не терпится поздравить тебя с победой.
Тор замешкался, бросив тревожный взгляд на брата. Было видно, что он борется с собой, желая заговорить. Всеотец сжал подлокотник трона. Заметив это нетерпеливое движение, богатырь откинул колебания и шагнул вперед:
– Отец, прошу, выслушай! Локи…
– Иди, мальчик мой, – тихо, но повелительно произнес Один.
Спорить – хуже будет. Тор молча поклонился и вышел, отчаянно надеясь, что в душе отца не умерла привязанность к безумцу, стоящему сейчас перед троном.
***
– Позор!
Один стремительно спустился с возвышения.
Позор асов. Теперь это прозвище закрепится за ним навечно. Впрочем, глядя в разгневанное лицо Всеотца, можно предположить, что вечность вот-вот предстанет перед Локи Асгардским в несколько ином качестве. Вечный покой. Неужели даже он может его обрести?
– И смертные тоже хороши! – яростно продолжал Один, подойдя к пленнику. – Не думал, что опустятся до такого!
Старый воин потянул могучими руками пахнущий кровью металл. Отвратительный намордник, треснув, с тусклым звоном разлетелся по драгоценной мозаике пола. Локи судорожно втянул воздух расширившимися ноздрями. Дышать с запечатанным ртом не так легко, особенно, если силы на исходе.
– Говорить можешь? – спросил Один, разламывая стальные наручники, словно сахарный крендель, что подносят молодым на свадьбе.
– Могу, – Локи с трудом разлепил онемевшие, исцарапанные губы.
Слова, выталкиваемые пополам с хрипом, звучали так же исцарапано.
– Так говори! Я очень хочу услышать хоть что-нибудь, способное изменить приговор! – рявкнул царь, ухватив Локи за волосы и приблизив к нему искаженное гневом лицо.
Голова с хищным профилем задралась вверх. Черноволосый воин вызывающе засмеялся.
– Ты еще веселишься, глупец! – Один рванул волосы так, что из груди пленника вырвался стон. – Рассказать, какая кара ждет тебя по закону?
– По… за..кону… я могу… внести… виру, – задыхаясь, вымолвил Локи.
– Виру? – владыка ветров сейчас сам был похож на ураган. – И что же ты можешь предложить как выкуп за себя, да еще соразмерный содеянному?
– Мое прощение.
Слова прозвучали неожиданно ясно, словно Локи говорил на королевском совете.
Рука Одина дрогнула.
– Повтори, что ты сказал!
– Я готов простить тебя, – все так же ясно и спокойно произнес Локи.
Вот и конец. Радуйся, мятежный ас, тебе удастся избежать свирепого мщения закона! Даже Гунгнир не понадобится. Эта рука одним ударом отнимет заемную жизнь, как когда-то подарила ее.
***
Удара не последовало. Один отпустил спутанную черную гриву и пристально взглянул в потемневшие от боли и усталости глаза. Их цвет изменился. Из зеленых они стали синими и напомнили сыну Бора ожерелье, что закрепило союз молодого владыки асов с Фригг.
Локи выдержал взгляд. Он тоже изменился, младший принц Асгарда. Теперь этот титул ему в любом случае не подходил.
Испытующий – самое точное определение, призвание и сан. Их мало, но они – соль миров. Невидимые и всюду пребывающие, они являются в разных обличьях и под разными именами, неся особую помощь и выполняя особенную миссию. Они помогают мирам двигаться вперед, счищают с цивилизаций коросту слабости и уныния, не дают гангрене самодовольства поразить жизнь. Они готовят смену эпох. Стань асгардская язва Главой Испытующих, все встало бы на свои места. Владыка Девяти Миров исподволь готовил к этому младшего сына, но не успел. Тот не понял, какую власть должен унаследовать, и потребовал куда меньшего, но куда большей ценой. И теперь вместо Силы, Движущей Мирами, перед Одином стоял побитый мальчишка, не сумевший противостоять даже смертным. Мальчишка, которому грозит жестокий приговор, и всей власти царя может не хватить на его спасение.
– Объясни! – коротко потребовал Один, отступая на шаг.
Хведрунг осторожно повел головой. В затылке ломило после отцовского «поглаживанья».
– Объяснять придется многое, – начал он. – Буду ли я выслушан?
– Зависит от того, что ты скажешь. Я и так нарушаю обычай, разговаривая не просто с врагом Асгарда, но предателем.
Локи усмехнулся и тут же ощутил ожог от пощечины.
– Даю тебе последнюю возможность оправдаться, – холодно проговорил Один. – Или ты говоришь, разумно и почтительно, или я зову стражу и передаю тебя Высокому Суду.
Один не бросал слова на ветер. Его приемный сын это хорошо знал. Но, вместо того, чтобы подчиниться, поверженный ас улыбнулся еще шире. Улыбка перешла в смех. Локи уже было не удержать. Хохот сотрясал его тело, гремел под сводами тронного зала, вырывался вместе с солнечными лучами в световые окна, – насмешливый, глумливый, сумасшедший, вобравший в себя невыразимую боль, тоску и одиночество. Все, что он пережил, вылилось в это чудовищное веселье. Хохот унес крохотный остаток сил. Перед глазами замельтешили черные точки. Они множились, росли, кружились и, наконец, слились в тягучую, жужжащую черноту. Локи попытался сопротивляться, но не смог. Он все-таки упал…
***
Руки – первое, что он почувствовал, придя в себя. Отцовские руки заботились о нем, чем-то смазывая его раны. От их уверенной теплоты тоже становилось тепло и спокойно. Впервые за целую вечность боль соглашалась уйти. Ему захотелось прижаться к рукам, когда-то спасшим его от смерти. Прижаться и долго не отпускать от себя. Но он знал, что это невозможно. Ему неизвестно даже, что будет, когда он откроет глаза. Все же его раны – весьма слабый противовес обвинению, а о главном он все еще не сказал.
– Надо было сразу признаться, что искромсан, а не валять дурака, мы не на сватовстве у Скади.
Локи жадно ловил слова, возвращавшие прежнего Одина. Отца. Любимого. Боготворимого. Такие родные и почти забытые интонации… Неужели Митгард был лишь диким сном?
Он все еще не открывал глаза. Боль уступила место усталости. Сейчас он лишний раз моргнуть был не в силах.
– Выпей! – в губы ткнулось горлышко какого-то сосуда, по вкусу – серебряное.
– Что это? – прошептал Локи.
– Спрашиваю я, а ты пей.
Эта рука, сражавшая великанов, могла быть удивительно осторожной. Сейчас она приподняла его голову, будто вынимала спящего младенца из люльки. Локи сделал глоток.
Старый добрый мед. Сколько же доброго им позабыто.
Ласковый жар разлился по телу, возвращая прежнюю крепость. Когда-то он тоже умел целить, и его руки были нежны. Про того, кто испытывал безмятежную радость, говорили: «Локи коснулся». Но это было давно. Забылись легкие музыкальные касания, исцелявшие печаль и недуги. Теперь он может только наносить и отражать удары. Даже силу внезапно ослабевшему Тору вернул ударом магического ножа. Это случилось на вершине той странной башни, которой владеет Железный Человек. Неплохой, к слову, человек, но и он не мастер разгадывать загадки, хоть и мнит себя умнейшим из смертных.
В той башне Локи встретился с зеленым исполином, по милости которого валяется сейчас на полу тронного зала. «Мелковат!» – сказало чудище. Знал бы ты, друг, что половина моей силы, стекшей с острия ножа, гудит в мышцах Тора! Кто же позаботится впредь о силе громовержца, если Локи Асгардского все же приговорят к Трем Камням? Может быть, оставить ему запас? Пусть смешает с таким же медом и хранит в такой же серебряной фляге. Надо подумать…
Один закончил возиться с его ранами.
– Теперь ты можешь подняться. Одевайся! Обычай велит, чтобы обвиняемый говорил с царем стоя.
«На коленях. Но об этом ты умолчал. Похоже, митгардские замашки проникают и в Асгард. Как это у смертных называется – демократия? И все же, неужели, отец, ты заботился только о том, чтобы можно было продолжить допрос? Нам так никогда и не понять друг друга?»
***
– …Что произошло в Митгарде, я знаю. Меня интересует, что ты задумал против Асгарда.
Родные интонации исчезли. По тронному залу, заложив руки за спину, ходил царь, и царем владела одна мысль: обезвредить козни врага. По пятам за царем следовал солнечный луч, пробившийся сквозь рукоделие Фригг.
– Я никогда не предавал Асгард. Моей целью было благо нашего мира, – даже тень улыбки не прошла по лицу Локи, затягивавшего ремни на кожаном камзоле.
Золотые бляхи на миг блеснули в сумраке тронного зала. Солнечный луч, устав сопровождать царя, переместился на них.
Настал черед усмехаться Одину:
– Благо нашего мира? С того дня, как ты провел вражеских лазутчиков в Хранилище?
– Именно так, – Локи помедлил, заметив, как наливается вниманием отцовский взгляд. – Я видел: Тор не готов принять власть. Я говорил об этом. Но что значил один голос в сравнении с голосами дружины, обожающей своего предводителя, и тинга, ценящего лишь способность выбить дно пивной бочки одним ударом и осушить ее одним глотком? Даже ты, несмотря на сомнения, уступил восторженной молве и готов был доверить руль корабля хмельному кормчему. Я не лгал, утверждая: Тор опасен. Он сам признал потом, что бредил войной.
– А ты – нет?
– Цирк, который я устроил в Митгарде, ты называешь войной? – удивился Локи. – Да пожелай я настоящей войны, защитники Среднего мира (довольно средние, замечу, защитники) не знали бы, куда бежать и как разорваться на части. А тогда… Признаю, я сорвал коронацию брата. Я провел в Хранилище лазутчиков, прекрасно зная, что они ничего не получат. И от моей затеи выиграли все. За одним исключением.
– Если говорить об исключениях, то и ты мог оказаться в выигрыше, – Один остановился напротив Локи. – Ведь ты получил власть.
Надевая плащ с зелеными отворотами, Локи отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
– Тогда, на ступенях Хранилища, увидев тебя погружающимся в странное оцепенение, я понял, что это шанс, – сказал он. – Ты испытывал меня, открывая путь к трону. И, поверь, я готов был принять вызов и пройти испытание. Но в тот миг мне открылось и другое. Я понял, как ты любишь Тора и как хочешь, чтобы асгардский престол унаследовал именно он.
– Ты ревнуешь, – Один печально посмотрел на приемного сына. – Из ревности и пустого тщеславия ты отрезал дорогу к самому себе. Я слишком боялся обнаружить, что ты не родной нам по крови и избаловал тебя. Тор, пройдя испытание, повзрослел, а ты так и остался мальчишкой…
Царь махнул рукой.
– Если уж ты так пекся о благе Асгарда, зачем толкнул Тора в бессмысленный поход? Ведь коронацию все равно отложили. Хотел, чтобы он погиб в Ётунхейме?
– Если бы я этого хотел, то нашел бы предлог отсидеться дома, – закончив одеваться, Локи застыл на месте, словно дух, заклятый магом.
Если раньше его фигура выражала вызов, то теперь в ней читалась полная невозмутимость.
– Но я отправился вместе с Тором. Более того, если б твоему наследнику пришла в голову разумная мысль оставить хотя бы одного из нас тебе на развод, я сумел бы его переубедить. Для этого у меня были основания. И поход оказался не таким уж бессмысленным. Лафей увидел силу Тора и понял, что у ётунов есть противник, с которым стоит считаться. А я должен был узнать слабые места большого синего дядюшки. Я их узнал. И у меня не было даже тени сомнения, что ты появишься вовремя. Я недаром послал к тебе своего слугу: несмышленых и нерасторопных при мне не бывает.
– Что же ты узнал о Лафее?
– Что вождь ётунов ненавидит и боится тебя. Страх и ненависть – что может быть лучше, если хочешь обмануть? Я воспользовался этими чувствами, чтобы уничтожить врага. Лафей не успокоился бы, пока не нашел способ проникнуть в Асгард и либо вернуть ларец, либо забрать твою жизнь. Значит, надо было предупредить удар. Согласен, я убил его несколько театрально. Но мне хотелось вознаградить себя за труды. И я все еще надеялся, что ты поверишь мне.
Один адресовал допрашиваемому долгий испытующий взгляд.
– Ничто не шевельнулось в твоем сердце, когда ты нанес Лафею смертельный удар? - спросил он.
Локи перевел взгляд на дорожку, проложенную еще одним солнечным лучом.
– «Сын Лафея»… Твои слова чуть не убили меня. Быть ётуном в Асгарде – значит, быть никем. Что делать, если враги сошлись в смертельной схватке, а ты принадлежишь обеим сторонам? Отойти и оплакивать друзей, оказавшихся врагами, и врагов, ставших родичами? Предать одну из сторон? Но, когда первый приступ ярости и растерянности прошел, что-то шепнуло мне: иди и узнай сам. В ушах всё еще звучало: «Слишком маленький для сына великана». Что это могло значить? И я снова отправился в Ётунхейм.
Локи осторожно провел рукой по искореженным губам.
– Лафей сидел на своем ледяном троне, исполинский, чудовищный и чужой. Я пустил в ход всю свою магическую силу, чтобы нащупать хоть малейшую ниточку родства, но ощутил лишь пустоту. Ничто не связывало нас: ни чувства, ни природа. Не знаю, почему я могу становиться ётуном, как не знаю, почему могу становиться человеком, но я не принадлежу Ётунхейму ни кровью, ни душой. Я из другого мира.
Синие глаза требовательно и властно взглянули на отца:
– Ты ошибся или солгал?
Один опустил голову:
– Я не желал тебе зла.
– Я так и думал, – Локи снова устремил взгляд на солнечный луч. – Ты просто не хотел видеть меня на троне.
– Не хотел, - прямо ответил Один. – Тебе была уготована иная власть. Я предназначил престол Вечной Обители Тору, потому что он создан для него. А ты создан владычествовать над всеми престолами. Кроме царской власти есть власть духовная, без которой первая все равно, что обломок сосульки на солнце в весенний день… Лишь вдвоем с Тором вы можете поддерживать миры в равновесии.
– Ты ничего не говорил об этом, – по лицу Локи пробежала тень. – Зато я запомнил другие слова, обращенные ко мне и Тору, когда мы были еще детьми: «Вы оба рождены царями!» А что делать царю без царства? Носить мантию за тем, кому она досталась по праву рождения? Служить красивой декорацией на торжественных приемах? Брат царя! Невозможно представить более бессмысленный титул. Я не видел себя в Асгарде. Все заслонял Тор. Его будущее было ясно, мое… Я решил, что у меня нет будущего.
«Все же я устал… Хорошо бы сесть прямо на пол. Нет, Локи, придется держаться. Наверное, и впрямь я слишком пренебрегал обычаями. Попробую их теперь на вкус».
Один еще раз прошелся по залу.
– Мне понятна твоя досада, – наконец, вымолвил он. – И есть в чем себя упрекнуть. Допускаю, ты верил, что, помешав Тору занять трон, заботишься об общем благе. Я даже готов вспомнить, что ты пытался заступиться за брата после возвращения из Ётунхейма. Гнев, худший из советчиков, помешал мне тебя выслушать. Моя ошибка. Но зачем ты солгал Тору, сказав, что я умер? Будешь убеждать, что не хотел оставить его в Митгарде навеки?
– Не нужно много ума, чтобы понять: Тор все равно вернулся бы в Золотой город. Вопрос – кем? Он мог вернуться из милости или по праву, прощеным изгнанником или героем. Для него, тебя, Асгарда и всех девяти миров лучше было второе. Но закон миров непреложен, и он неумолимее асгардского. Чтобы обрести, надо отдать. Или потерять. Решив, что потерял тебя навеки, Тор обрел себя самого.
«Я не расскажу, что почувствовал, увидев брата в слезах. Потому что и сам не знаю, владела ли мною жалость или восторг оттого, что страдание ¬ не только моя доля. Да, во мне вспыхнула безумная надежда на трон Асгарда, и я чуть не забыл о прежних намерениях. Но неудачная попытка поднять Мьелльнир уничтожила мою самонадеянность. Вернувшись в Асгард, я уже знал, что делать. И я жду, что сейчас ты спросишь об этом».
– Ты ловко правишь колесницей, – единственный глаз Одина снова остановился на тонком лице с заострившимися чертами. – Но есть камень, который тебе не объехать. Ведь это ты послал в Митгард Разрушителя, и ты велел ему убить Тора. Убить брата и своих друзей. Или скажешь, что это была случайность? Разрушитель не понял приказ? Его отправил на Землю кто-то другой?
– Его отправил я, – просто ответил Локи. – С приказом убить Тора. И всех, кто с ним. Если бы Разрушитель гонялся только за Тором, а все остальные дружно спасали врага врагов Асгарда, он навсегда попрощался бы с Мьелльниром, бессмертием, троном и тобой. Только подвиг мог вернуть Тору все утраченное. Видит Высшая Сила, мне было нелегко. Тор совершил величайший подвиг, принеся себя в жертву. Я эту жертву принял. Смертные и асы ее оценили. А когда дело было сделано, я воскресил твоего сына.
– Что? – Один замер.
– Я умею возвращать жизнь, – Локи говорил так, словно речь шла о самом заурядном деле. – Правда, лишь тогда, когда это не противоречит закону исчерпанности. Но жизнь Тора – полная чаша, ее трудно исчерпать, так что мне оставалось только вернуть ее владельцу. Правда, для этого понадобилась изрядная доля моей жизненной силы.
В глазах, напоминавших ожерелье Фригг, заискрилось лукавство.
– Говоря по правде, в какое-то мгновение, я испугался, что ее не хватит: у наследника Вечного престола отменный аппетит.
«Знал бы ты, что моя сила гуляет теперь и в твоих венах! Твое внезапное пробуждение никого не удивило, а ведь не отдай я все, что еще оставалось у меня на Радужном мосту, долго бы еще длился твой сон, Всеотец!».
Локи смело взглянул в лицо мудрейшего из асов:
– Знаю, моим словам нет веры. Ты можешь думать, что я потерял голову от страха и плету небылицы, чтобы спасти жизнь. Но мне нужна не жизнь. Она была не нужна уже на Бивресте. Оставалось окончательно обессилить ётунов, и я сделал это, направив мощь Радужного моста на Ётунхейм. А потом заставил Тора биться с собой. Я знал, что в бою мне с ним не сладить, но раздразнил. Хотелось погибнуть воином, раз уж не вышло жить царем.
– Мне казалось, что любовь – ложь, – слова падали в тишину зала, как камешки в воду. – Ничего не значащие уверения, которые охотно дают, когда нуждаются в тебе, и легко забывают, когда нуждаешься ты. Но, увидев, как Тор рушит Радужный мост, отрезая себя от возлюбленной, я испытал его боль. И понял, что любовь существует. Пусть не для меня. Но она есть. Я бросился на брата, чтобы помешать ему и…
«…пробудил тебя, отдав ту силу, что еще жила во мне».
– …и хочу, чтобы ты поверил сказанному мной на Бивресте: то, что я делал, делалось ради всех нас. Да, это было жестоко, но я знал, у злого начала будет благой исход.
Золотые лучи, совсем не соответствующие моменту, прорвались в тронный зал, словно мальчишки в первые ряды коронационного шествия, и принялись играть в прятки в отливающих ночью волосах. На голове Локи засверкал тонкий обруч из солнечных искр.
– Возможно, все это так, – вздохнул Один. – Но ты очернил доброе имя нашего народа, заключив союз с читаури и затеяв в Митгарде войну. И судить тебя будут, прежде всего, за это.
– Так судите! – в глазах Локи загорелся вызов. – Судите за то, что тессеракт не у смертных, рвущих друг другу горло за право сожрать лишний кусок, не у Таноса и его темных помощников, а там, где он и должен быть, – в Асгарде!
– Тессеракт вернул Тор,– сурово оборвал Локи Всеотец.
– Тессеракт вернул я! – Локи по привычке резко взмахнул ладонями – верный признак того, что речь идет о накипевшем. – Танос хотел, чтобы я провел читаури в Асгард, как когда-то – ётунов. Но я сумел убедить его военачальника, что знаю только одну тайную тропу, которая теперь известна асам и охраняется Хеймдаллем.
– Убеждать пришлось долго, – криво усмехнулся Повелитель магии. – Танос верит только очень веским доводам. И в своем роде он редкий мастер. Во всех известных мне мирах есть, пожалуй, только еще одно существо, которое столько же знает о боли – темнокожий вождь той дружины, что помогала Тору. Но смертный исполнен сомнений и слишком любит слова, а Танос от сомнений избавлен, и слова его всегда подкреплены делом.
Один заметил, как взгляд Локи на мгновение оцепенел, – от воспоминаний о пережитом, видимо, было не так легко отделаться.
– Мне удалось переключить его внимание на тессеракт, – Локи уже пришел в себя. – Я знал, что талисман находится в Митгарде, знал о тайной организации, пытающейся овладеть его силой, и придумал, как затупить читаурские клыки и обточить гордыню землян. Не все прошло гладко, смертные оказывались порой чрезвычайно недогадливы, да и Тор мог бы сообразить, что если я собирался, в самом деле, завоевать Митгард, то не направил бы всю армию в мало примечательный район мало примечательного, на мой взгляд, города. Вот уж кем не хотел бы я править, так это людьми! Но никто не собирался облегчить мою задачу, и мне приходилось на ходу менять планы и разыгрывать из себя шута, чтобы заставить их делать то, что нужно.
Зрачки цвета полуденного неба презрительно сузились.
– Почему демон ночи так легко сдался? – передразнивая кого-то из землян, вопросил он. – Какие же тугодумы населяют Митгард! Лучшие из них задавали глупейшие вопросы и искали ответы где угодно, только не там, где их нужно искать. Представляю, как бы удивился вождь этой славной команды, если бы я рассказал ему, почему лучший стрелок их мира промахнулся, целясь в него в упор с близкого расстояния. Ну, как же! Локи Асгардский отводит удар, позволяя лишь слегка ранить врага – настолько, чтобы не мешал унести тессеракт из гибнущей лаборатории? К слову, не такой уж он доблестный воин – упал замертво, когда в него выстрелили, будто и впрямь решил, что убили. И так долго приходил в себя, что превзошел самые смелые мои ожидания.
Злокозненный ас – так успели прозвать его в Золотом городе – закашлялся и замолчал.
– Смертные так и не поняли, почему я не скрывался, будучи в Кобыльем саду, – продолжал он, переведя дух. – Они даже не задумались над тем, что я мог легко бежать во время поединка Тора с Железным Человеком, но, вместо этого ждал, призвав на помощь все свое терпение, пока эти двое поймут, что делают общее дело.
Хуже всего то, что в смертных пробудился звериный инстинкт. Их владыки отдали приказ об уничтожении города. Слава богам, один разумный все же нашелся в той дружине, которая так пышно себя именует. Железный Человек понял, что к чему, и перенаправил удар на силы читаури.
Да, мне пришлось тяжко. Но вышло по-моему. Сын Одина вновь показал себя героем, читаури получили хороший урок, а в Митгарде поняли, что игрушка, попавшая на Землю, им не по силам. И тессеракт вернулся в Обитель Вечности.
– А на добром имени Асгарда, – ухмыльнулся Локи, – вопреки твоим опасениям, нет ни единого пятна. Оно чистым золотом выбито на скрижалях благодарности. Ведь Асгард, в который раз, пришел на помощь Земле, в то время как Локи, найденыш, не состоящий в кровном родстве с асами, неистово отрекался от тебя и Тора. Сколько смертных готовы это подтвердить! Да разве только они? Танос, и тот присягнет, что одно упоминание об Асгарде приводило меня в ярость. Право слово, в тех мирах, где есть театры, из меня вышел бы отменный актер.
– Борьба за тессеракт привела к гибели людей. Тебе их не жаль? – тихо спросил Один.
«Почему я не спрашиваю, жалел ли ты обо мне? Может быть, потому что следы скорби на твоем лице не требуют, чтобы их приукрашивали словами? Да, ты скорбел… но, повторись все сначала, ты снова сказал бы: «Нет, Локи!»
– Попади тессеракт к Таносу, жертв оказалось бы куда больше, и не только в Митгарде, – веско возразил Локи. – И, к тому же, я не могу жалеть их как ты. Асы дружат с Митгардом и воюют с его врагами, а для меня Средний мир ничем не отличается от планеты читаури. Та же злоба, рожденная алчностью, то же рабство плоти, то же равнодушие ко всему, что не плоть. Знаешь, как они себя называют? Homo sapiens. В переводе с мертвого языка Митгарда – «человек разумный». Как часто они говорят о разуме и как редко пускают его в дело! Да, есть среди них благородные душой и отважные сердцем, но, поверь, и среди читаури есть свои герои.
– Впрочем, – закончил Локи, – я знаю, что немало задолжал смертным. Возможно, я еще сумею уплатить долг.
– Почему ты не пытался объяснить хотя бы брату, какую цель преследуешь?
– Потому что он – хранитель чести Асгарда, о которой ты говорил. Он не мог быть причастен к плану, включающему в себя войну. Я вернул его тебе, Всеотец, победителем. И сегодняшний праздничный пир ничем не будет омрачен.
Один устало взглянул взглянул на Локи:
– Думаешь, я так далек от тебя, что способен радоваться?
– Радость чувствуешь, когда легко на душе, – с беззлобной веселостью отвечал Локи. – Мне легко, потому что я простил тебе и Асгарду муки и зло, выпавшие на мою долю. Роковые ошибки, поспешные обещания, необдуманные слова преданы забвению. Это и есть моя вира. Прими ее, и тебе тоже станет легко.
Тронный зал вспыхнул янтарным светом. Солнце окончательно сорвало снежную завесу. По расписанным фресками стенам и сводчатому потолку заплясал праздничный фейерверк его лучей. В озорном блеске лицо Локи преобразилось и само, казалось, источало свет. Он смело смотрел на Одина и впервые Всеотец не ощутил в этом взгляде даже толики лукавства.
Отбросив сомнения, царь шагнул навстречу сыну и обнял его. Он прижимал к груди черноволосую голову и чувствовал: что бы ни случилось, никакие законы не заставят его разлюбить это странное, непостижимое создание, пришедшее из незнаемых миров. Разве дело в крови, в родстве? По духу повелитель магии ближе Одину, чем любой из асов, включая родного сына. Когда речь шла о врагах, мудрейший умел быть коварным и выстраивал порой такую интригу, что Иггдрасиль качался от удивления. Так ему ли не понять бога обмана?
– Я пользуюсь своим правом царя и принимаю виру, – сказал повелитель асов, слегка отстраняя Локи. – Простим друг друга, забудем прошлое и подумаем о будущем.
– Мое будущее определено, – Локи все еще не отнимал рук от отца. – Ты прав – Асгард не для меня. Пройдя через все, я понял это и нашел свой путь. Испытующие. Об этой власти превыше престолов ты говорил? Я принимаю твой новый вызов. Моих сил хватит, чтобы найти дорогу к Испытующим. И если я не пройду все, что они предложат, и не стану их Главой, то Асгард никогда больше не услышит обо мне.
– Асгард услышит, – улыбнулся Один. – Ты вернешься. А я тебя дождусь. Ведь за смену времен Повелитель Девяти Миров и Глава Испытующих отвечают вместе,
Он потрепал не поддающиеся никакому гребню волосы. Локи медленно отступил от отца. Не отводя влажно блестевших глаз, повелитель магии прочертил в воздухе тайную руну. За его спиной начали медленно проступать закручивающиеся в спираль сапфировые огни. Он ждал. Дверь в другие миры открылась.
Локи шагнул к холодному пламени.
– Локи! – изо всех сил крикнул Один.
И, когда тот вопросительно обернулся, твердо произнес:
– Теперь я говорю – да!
Локи легко и радостно засмеялся, быстро поклонился Одину и исчез в сиянии нездешних огней.
@темы: "Локи", "рассказцы"
-
-
06.12.2012 в 12:56-
-
06.12.2012 в 17:36рада видеть на своем дневнике.
Спасибо за отзыв!
-
-
06.12.2012 в 17:44Отзывы - дело святое; меня редко кто комментит, поэтому я знаю, как это приятно и важно для автора
И, пожалуйста, прошу без «выканий», только на «ты», тем более, что это вы у меня в избранном
-
-
06.12.2012 в 17:57что это вы у меня в избранном
а ты теперь - у меня
-
-
06.12.2012 в 17:59в Сеть выхожу только через Интернет-клубы, поэтому не обижайся да ничего страшного)
жди приветственный пост в свою честь)
-
-
06.12.2012 в 18:34-
-
07.12.2012 в 08:24спасибо за отзыв! У меня замысел появился давно, а вот вынашивала я его долго, и, в самом деле, все так четко в мыслях оборачивалось другой стороной, как будто мне картинки показывали это так, а это вот так.
Также порадовал Один:
Да, мне за Одина немного обидно, ведь в "Торе" он, хоть и ошибается, но Локи-то любит настоящей отцовской любовью. По крайней мере, Хопкинс играет свой персонаж именно так, и он для меня более убедителен, чем откровенно не проработанный сценарий.
здорово почесали один из моих любимейших кинков - оправдать Локи
А уж как я это люблю!
-
-
07.12.2012 в 08:59он, хоть и ошибается, но Локи-то любит настоящей отцовской любовью. По крайней мере, Хопкинс играет свой персонаж именно так
Согласна, мне тоже кажется, что Один в фильме действительно любит Локи, как родного сына. Только вот у обоих полно различных бзиков и заскоков, мешающих взаимопониманию. Надеюсь, во втором "Торе" это хоть как-то исправят
доказать, что Локи - молодец
-
-
21.12.2012 в 12:28Слушай, твое призвание - быть адвокатом! Все доводы обвинения разнесены в мелкую щепу! Вот еще один, как я это называю, Взгляд из Тени, и у него есть несгибаемая логика и несокрушимое право на правоту. Слава зеленоглазому Богу, ТЫ ЕСТЬ, чтобы наш взгляд на мир не был однобоким, и чтобы сам мир предстал перед нами объемным и выпуклым, лишенным прямолинейности выводов и плоскости изображенных характеров. В общем, у тебя ПОЛУЧИЛОСЬ! Чему я несказанно рада! Жму мужественную и дружественную руку)
-
-
22.12.2012 в 12:02спасибо, друг! Я думаю, ты поймешь, если я скажу, что эта вещь была для меня особенно важна. Для меня это и определенный этап, и подведение некоторых итогов. Я начинала с небольших рассказцев, с большей или меньшей долей стеба и без особых сложностей в отношениях Теперь я научилась выходить на более "длинные дистанции". В литературе я - "спринтер", но, может быть, когда-нибудь это изменится. Я уже не спешу выкладывать написанное, а предпочитаю, чтобы оно отлежалось. "Вира" писалась дольше, чем все, что было до этого. И после нее уже должно быть что-то совсем другое. Это - моя личная черта под сюжетами марвеловских фильмов. Никто не знает сейчас, как будут развиваться эти сюжеты дальше, но особых иллюзий относительно Марвел я не питаю (хотя за нашу голосовалку буду драться до последнего). И Локи мне говорит, что Он идет дальше, выбирает новые пути. В "Вире" говорится об Испытующих. Он подсказал мне это. Это не бред и не фанатская горячка. Ты знаешь. как пишутся такие вещи. И ОН дал мне недавно такую встречу, которую иначе как знаком назвать нельзя. Так что, если у меня хватит сил, дальнейший путь Локи в моих рассказах будет - в обитель Испытующих. И это даст мне возможность описать тот ашрам, где когда-то и меня ждали. Но не буду загадывать наперед. Он захочет - все проявится само. "Мы дождемся когда-нибудь встречи!"
и выслушать наконец того, кого он спросонья слушать не хотел
О да!
Слава зеленоглазому Богу
Аллилуйя любви!