Вокруг дома цветет сурепка, заливая мир постимпрессионистским желтым. Если бы Ван Гог увидел нашу сурепку, он забросил бы "Подсолнухи", очарованный пышными формами и папуасскими кудрями безумного сорняка. Сурепка безумна как Шляпник, она кружит вокруг домов, каждые пять минут сверяя время по солнцу и упиваясь невидимой водой.
читать дальшеВоды и впрямь не видно, майские дожди уходят в область легенд о Великом Змее, держащем землю, и мудрой Лягушке, умевшей диктовать условия самому Бесконечному Вечному Небу. Сегодня никто не помнит, как разговаривать с Небом, даже лягушки. Но сурепка цветет, добавляя света в и без того жаркий пейзаж — видимо, там, под землей, апрельская вода еще не вся истрачена. Мой мир взбит и прожарен солнцем, засеян сурепкой, расшит, как бусинами, невнятным и нежным бульканьем влюбленных майн на рассвете, очерчен, словно наточенным карандашом, голосом муэдзина. Голос молодой, сильный, профессионально поставленный, а его обладатель обучался где-то далеко — в его манере азана есть что-то древнее, наводящее на мысли об Ассирии и еще более дальних и неведомых землях.
Когда болеешь, дом кажется огромным, потолки — высокими, окна обретают масштаб панорамных. Будничное, примелькавшееся пространство превращается одновременно в терра инкогнита и ультима туле, а наполняющие его вещи занимают выжидательную позицию, наблюдая, справишься ли ты с ними. Любая болезнь — мир, где что угодно может превратиться во что угодно, и не скажешь заранее, что из этого выйдет. Чистое вуду.
Зато этот мир богат историями. Увы, пока смутными, не вызревшими в текст: начало без продолжения, окончание без вступительной части, названия, дающие больше идей, чем нужно для того, чтобы просто взяться за работу. Пусть пока бродят в каньонах и на плато неведомой земли. Может, вырастут и вернутся ко мне. Я совсем не против.