Сегодня последний день, когда Июль объезжает свои владения. Рыжий конь его ступает так же неспешно, как в начале пути, и тем же нестерпимым жаром горят золотые бубенчики в медно-красной челке. Конь идет свободно, он не знает поводьев, а порыжевшие, как шкура скакуна, пропыленные сапоги всадника лишены шпор. Не нужны Июлю ни поводья, ни шпоры, ни бич, ни угрозы — слишком могуч царь года, слишком беспределен его свет, чтобы нуждаться в чьем-то повиновении. Все и так знают, что, хоть одеяние Июля безыскусно и просто, как одежда селянина, среди месяцев он выше всех по силе и славе.
читать дальшеВысок Июль, широк в плечах, крепко сложен. По лицу его морщины пролегли, словно русла высохших весенних ручьев в пустыне, но в синих глазах живой огонь горит. Не молодой огонь приключений и не пламя опыта, а иное что-то, нездешнее, словно бездна, пронизанная живым огнем. Смотришь в нее и
клонишься, клонишься, вот-вот перегнешься и упадешь в сверкающую необъятность, то почти черную, непроницаемую, то прозрачно-голубую, а в ней мириады светильников кружат, в сиянии их дорога видна — куда ведет, не знаешь, но пройти по ней с детства мечтал.
Едет Июль и едут, летят, бегут за ним вслед духи зноя, похожие на струи расплавленного стекла, и духи пустыни, что извиваются и сворачиваются, словно змеи, и бирюзовые девы летних озер, и веселые духи оазисов в венках из тутовых и виноградных листьев, и джинны с толстыми ногами, крючковатыми носами и синими лицами, что обитают в развалинах древних городов и в подземных ходах под курганами. И все они славят своего царя и его царицу, Владычицу летних ночей, перед чьей красотой умолкают лучшие из поэтов, а мудрость превосходит все знания этого мира. Рыжебородый царь Июль дотрагивается легко до руки Владычицы ночи, взгляды их встречаются, и вечер, последний вечер кануна августа, словно гроздь лилового винограда, падает на землю.