Очнулся он в тюремной больнице. Лекарь осмотрел пациента, смазал затылок терпко пахнущей мазью, другую нанес на синяки и ссадины, велел выпить какую-то горькую настойку и оставил на два дня в маленьком, изолированном от всего света помещении, аскетичную обстановку которого составляли узкое ложе, стул и передвижной стол. Состояние Эрика не внушало опасений, но изнывающий от скуки знаток настоек и мазей ухватился за случай, пославший ему асгардца вместо очередного рогатого и клыкастого обитателя диких земель. Он заходил к Эрику раза по три на дню, осведомлялся о самочувствии, кивал в ответ на неизменное «в порядке», садился верхом на стул и заводил разговор обо всем, что произошло в эти дни.
читать дальше
Эрик слушал не прерывая, лишь изредка задавал вопросы. Такой стиль беседы лекаря вполне устраивал. Почтенный целитель стрекотал как сорока.
От лекаря Эрик узнал, что Локи использовал силу Радужного моста как оружие против армии ётунов, уничтожив ее почти всю; что он убил Лафея; что сражался с Тором на Бивресте, и в этой схватке мост был разрушен; что Всеотец восстал от магического сна, и что Локи погиб, сорвавшись с высоты моста в бездну.
Погиб.
Эрик не сразу понял, о чем говорит лекарь. А когда понял, в комнате почему-то стало темно. И совсем тихо. Голос лекаря, пламя светильника – все исчезло, осталось только это –
погиб.
В услышанном было что-то чудовищное. Неправдоподобное. И касалось оно совсем не Локи. Касалось оно Всеотца. Как бы ни погиб принц, это могло случиться только, если Один был согласен на такой исход.
Мысли путались, как сны раненого. Локи был настроен против брата, но он показал себя умелым правителем. Он любил Асгард и мог придать его жизни другой смысл, кроме войн, давно утративших свою первоначальную благую цель, если такая была. Разве не этого хотел Всеотец? Почему же тогда он допустил гибель сына?
Вопросы жгли мозг, не находя ответа.
На третий день Эрика вызвали в Совет судей.
Его привели в высокий сводчатый зал, потолок которого украшало изображение звездного неба. За массивным резным столом, возвышавшимся на каменном постаменте, восседали двенадцать асгардцев в белых мантиях – судьи, выбиравшиеся от всех сословий.
Судьи, как объявили Эрику, хотели знать подробности измены Локи.
Измена. Вот оно как. Что ж, быстро, а главное, беспроигрышно. Измена – понятие широкое, под него что хочешь можно подвести.
– Локи не изменял Асгарду, – хрипло ответил Эрик. – Он принял власть законно. Вы знаете. Это была воля царицы Фригг.
Фразы выходили отрывистыми, говорить после полученного удара и двух дней молчания получалось плохо.
– Локи хотел мира Асгарду. Он не желал, чтобы асгардцы проливали кровь.
Эрик вспомнил, что рассказал ему лекарь и добавил:
– Насколько я знаю, Ётунхейм лишился армии. Асгард победил, не потеряв ни одного воина. Это вы называете изменой? Локи, сын Одина…
– Сын Одина? – председатель, сухопарый, крепкий старик из лордов, брезгливо скривил губы. – Хочешь сказать, ты не знал, что Локи – ётун?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Эрик растерялся.
– Ётун? С чего вы взяли?
– Вопросы задает суд, ты можешь только отвечать, – оборвал его судья.
– Локи – сын Лафея, обреченный на смерть собственным отцом и воспитанный из милосердия царем Одином, – счел нужным разъяснить другой судья, дородный, с сытым выражением на благожелательном румяном лице.
Теперь еще и сын Лафея. Как далеко они зайдут? Хотя… Ну да. Это же так просто. Так легко расставляет все по своим местам. Всего два слова – и возможный наследник становится узурпатором; правитель, желавший Асгарду мира, – злейшим врагом; тот, кто мог бы принести благо асгардским землям, – лжецом и изменником.
И ведь поверят. Легко и с охотой, как верят любому нелепому слуху. Не усомнятся. Не спросят, как удавалось Одину столь долго и надежно скрывать тайну столь удивительного усыновления, и почему столь долго молчал Лафей. Не вспомнят, что Локи на ётуна не похож. Не удивятся, что он не поколебался убить «отца», защищая того, кто теперь отказывается от сына.
Эрик взглянул в лица судей.
Как скоро заговорят о том, что Локи приносил асгардских детей в жертву ётунским богам? Как скоро перепишут его портреты, изобразив монстром в рогатом шлеме? Клевета подобна Радужному мосту. Отпусти – и начнет расти, пока не уничтожит свою цель.
Эрик вспомнил светящиеся торжеством глаза Локи: «Асгард обязан мне вечной признательностью».
Признательность Асгарда поистине неизмерима.
– Локи искусный лжец, он многих ввел в заблуждение, – продолжал второй судья. – Мы охотно допускаем, что ты не так виноват перед Асгардом, как может показаться. Ты просто принял врага за друга. Признай это, и твоя участь будет смягчена.
Эрик поморщился. Благодушный толстяк, так легко предлагавший сделку, вызывал брезгливое чувство.
– Я присягал Локи на верность, – сказал он. – Хотите бороться с изменой – не склоняйте к ней других.
Сухопарый председатель вспыхнул и махнул рукой страже:
– Уведите!
Эрика отвели уже не к лекарю, а в тюрьму. Знаменитая темница Бора темницей именовалась в знак своего расположения под землей. Темно в ней никогда не было. Ночью камеры и коридоры освещались лишь более приглушенно. В камерах не было ничего, кроме голых стен. Три из светлого камня, четвертая – из прозрачного кристалла, напоминавшего стекло и прочностью превосходящего самый прочный металл. Роскошные золотые узоры на стекле, выглядевшие насмешкой над заключенными, являлись одновременно смертельно опасной преградой и сигналом тревоги при попытке к бегству.
Все камеры в поле зрения Эрика пустовали. Узников в темницу Бора поставляли военные походы, а они давно не велись. Эрик прижался к холодной стене, закрыл глаза. Хотелось остудить горевшую голову и кипящие чувства.
Почему? Почему Один, любивший повторять, что настоящий царь не ищет войны, не поддержал младшего сына? Ведь тот тоже хотел, чтобы темница Бора продолжала пустовать. Чего испугался старый воин, не боявшийся ни ётунов, ни темных альвов? Не захотел пойти против лордов? Или показалось немыслимым нарушить обычай предков? Когда твой мир тысячелетиями живет войной, желание сохранить мир выглядит малодушием. И тогда нужна смелость безумца, превосходящая все мыслимые границы. У Локи она была. У Всеотца не достало.
Голова трещала, как зажатый в тиски орех. Потерпи, недолго осталось, почти весело подбодрил себя Эрик. Завтра его ждет казнь. Или изгнание. Первое даже лучше. Его мир потерял смысл, стал чужим. Он не видел особой надобности цепляться за обрыв, когда вокруг пустота. Жаль только мать. А еще жаль, что дар воина, отказавшегося от Вальгаллы, в общем-то, не пригодился. Но матери эйнхериев знают, что их сыновья могут погибнуть. А тот воин никогда не шел против себя. Так что, все правильно. Эрик растянулся на полу камеры, подложил под голову свернутый валиком кожаный камзол и уснул, предоставив своим судьям беспокоиться о дальнейшей его судьбе.
***
Утром явился глашатай в сопровождении двух стражей. Из велеречивого постановления суда явствовало, что обвиняемый полностью оправдан и восстановлен во всех правах. Его даже оставляли в числе эйнхериев.
Эрик почувствовал досаду. В дело наверняка вмешалась мать. Альвиг упросила царицу, а та уговорила Всеотца. Неправильно вышло. Лучше бы отправили в изгнание. В чужих землях ничто не напоминало бы о случившемся.
Ему вернули оружие и вывели из тюрьмы внутренним ходом, во внешний двор Валаскьяльва.
– Поступаешь в распоряжение лорда Фандрала, – неприязненно глядя на Эрика, сообщил сопровождавший. – Он тебя ждет.
Действительно, Фандрал, тренировавший молодых эйнхериев на внешнем дворе, при появлении Эрика опустил шпагу и махнул рукой, приказывая подойти.
– Неплохо выглядишь, – сказал лорд, когда Эрик приблизился.
– Тюремный лекарь знает свое дело, – ответил Эрик.
– Рад слышать, – отозвался Фандрал со своей неизменной наполовину беззаботной, наполовину вызывающей усмешкой. – Я опасался, что ребята перестарались. Моему другу Вольштаггу не следовало давать им волю.
– Наверное, не дал, раз меня не убили, – Эрик улыбнулся так же беззаботно-вызывающе.
Фандрал посерьезнел.
– Следуй за мной, – коротко приказал он.
Отойдя от фехтующих эйнхериев так, чтобы их не могли слышать, лорд повернулся к Эрику и негромко проговорил:
– Я просил Всеотца разрешить тебе по-прежнему служить Асгарду. Он согласился.
– Я думал, это мать просила, – без выражения отозвался Эрик.
– Альвиг просила о твоем помиловании. Я – о восстановлении в правах, – без тени усмешки сказал Фандрал. – Мне жаль, что Локи погиб, хотя он желал моей смерти, так же как смерти Тора и всех его ближайших друзей.
Эрик чуть не засмеялся от нелепости услышанного.
– Если бы Локи хотел убить вас, лорд Фандрал, он бы это сделал. Вы это сами знаете.
– Он послал Разрушителя в Мидгард, – пояснил Фандрал с оттенком легкого раздражения.
– И вы вернулись живыми? – деланно удивился Эрик.
– Тор его одолел.
– Да, – кивнул Эрик. – Тор его одолел. А победителей не судят. В отличие от побежденных. Так ведь, лорд Фандрал?
– Послушай, – Фандрал схватил Эрика за плечо, сжал до боли. – Что бы там ни было, Локи выручал нас в прошлых походах. Без его помощи я не вернулся бы из Ётунхейма. Не знаю, что нашло на нас всех, но я, правда… сожалею. Поэтому и хочу помочь, в память о… прошлом. Будешь моим адъютантом. Не вздумай возражать, – Фандрал сделал предостерегающий жест, заметив, что Эрик хочет что-то сказать. – Даже не думай о самовольном изгнании. Решу, что ты сбежал. Запомни, мы служим не тому или иному царю. Мы служим Асгарду.
Он отпустил Эрика и, направляясь назад, на фехтовальную площадку, добавил не терпящим возражений тоном:
– Завтра утром жду тебя здесь.
Эрик запрокинул лицо, подставляя его первым мелким брызгам начинавшегося дождя. Ну вот, ты снова на службе, эйнхерий. Об этом ты мечтал в детстве? Каким простым все казалось тогда. На все вопросы тут же находились ответы. А где искать ответы теперь?
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь облака, казался более тусклым, чем освещение «темницы». «Почти забавно», – почти усмехнулся Эрик.
Быстро холодало. Видно, разрушение Радужного моста не прошло бесследно для асгардской погоды. Или царица Фригг оплакивала так свою потерю. Ему, подумал Эрик, закрыв глаза, которые заливал усиливавшийся дождь, ему теперь тоже остается лишь жалеть, до конца жизни, что ничего не смог сделать там, на мосту. Зря, видно, он получил свой дар.
Эрик открыл глаза. А, в самом деле, раз он заблудился в собственной судьбе, почему бы не спросить совета у тех, кто когда-то позаботился о его жизни?
Он быстро вышел в город, направляясь к западным его воротам. Дождь кончился. Улицы постепенно заполнялись прохожими, спешившими по своим делам. Явно красуясь, прогарцевал на великолепном скакуне молодой придворный франт. Проехал отряд городской стражи. Смеясь и галдя, пробежали школьники, вырвавшиеся на свободу после уроков. На лестнице, ведущей в дом, целовалась влюбленная пара. Вокруг шла обычная городская жизнь, и в ней не было места для воспоминаний о молодом царе. Асгард не принял того, кто посягнул на извечное асгардское право воевать.
Эрик ускорил шаг, направляясь в сторону от неумолчных городских улиц, туда, где царила тишина, и вечный туман окутывал кроны гигантских древних деревьев.
Ранее в сериале
hvedrung9.diary.ru/p217285678.htm
hvedrung9.diary.ru/p217304798.htm
Дар. Продолжение
Очнулся он в тюремной больнице. Лекарь осмотрел пациента, смазал затылок терпко пахнущей мазью, другую нанес на синяки и ссадины, велел выпить какую-то горькую настойку и оставил на два дня в маленьком, изолированном от всего света помещении, аскетичную обстановку которого составляли узкое ложе, стул и передвижной стол. Состояние Эрика не внушало опасений, но изнывающий от скуки знаток настоек и мазей ухватился за случай, пославший ему асгардца вместо очередного рогатого и клыкастого обитателя диких земель. Он заходил к Эрику раза по три на дню, осведомлялся о самочувствии, кивал в ответ на неизменное «в порядке», садился верхом на стул и заводил разговор обо всем, что произошло в эти дни.
читать дальше
Ранее в сериале
читать дальше
Ранее в сериале