Рассвет начинается в два сорок пять. Ровно в два сорок пять, ни минутой позже, майны, угнездившиеся за соседним домом, разом просыпаются и приказывают всем спящим: «Подъем!»
Открываю глаза. В окно светит уличный фонарь. Его отражение, которое зовется луной и ошибочно почитается за небесное тело, гуляет высоко над нашим домом – освещает дорогу утонченно-изящным оборотням из старинного японского романа.
Смотрю на часы. Потом снова в окно, на бульвар оборотней.
Какой подъем? Ночь на дворе!
Майнам нет дела до моих сомнений. Они знают, что солнце уже здесь. Солнце – их птенец, высиженный из яйца ночи. Спрятался под крыльями, перекатывается горячим шариком, заставляет просыпаться, встряхиваться и весь мир оповещать о рассвете. От Китая до Канады живут легенды о солнечном вороне. Ташкентцы могли бы сложить легенду о солнечной майне.
Гвалт нарастает, как атака карнаистов на свадьбе. В самой высокой точке ухо отказывается воспринимать звуки по отдельности. Звуки переходят в чистейший, кристальный звон, первозвук, из которого возникла вселенная.
Тут переполох обрывается, так же внезапно, как начался. Разбудив весь мир, майны замирают в благоговейном и торжественном ожидании того, как птенец-солнце выкатится из-под их крыл и взлетит в небо. Фонарь, луну и мой дом снова обнимает тишина. Лишь тонкий кристальный звон еще звучит в освещенной темноте.