То, что у Дарта Вейдера в Оригинальной трилогии есть цель, очевидно. Ему не откажешь в эмоциональности, но он умеет видеть дальше своих привязанностей. К началу трилогии он проделал слишком долгий путь, чтобы удовлетвориться ролью исполнителя, и слишком много отдал, чтобы не желать ничего взамен. Потеряв семью и прежнего себя, Вейдер продолжает жить, и жить активно – самое убедительное доказательство наличия цели, точнее, сверхцели, сводящей в единое целое Энакина Скайуокера, Дарта Вейдера и Призрак Силы.
читать дальшеПризрак Силы обычно игнорируют. Поборники справедливости, вскормленные молоком приквелов, возмущены «незаслуженным» бессмертием Энакина; сторонники «реализма» и «психологизма» ставят лолки на саму попытку вообразить союз Энакина, Оби-Вана и Йоды; любители мрачных финалов просто недовольны хеппи-эндом. Между тем Энакин как Призрак Силы играет куда более значимую роль, чем мажорная кода Оригинальной трилогии.
Исследователи «Звездных войн» не раз отмечали религиозный (вдобавок к мифологическому) контекст ОТ, вне которого само действие теряет смысл (см. любопытную статью Джона Капуто «Религия «Звездных войн»). Речь не о религии в традиционном понимании, не о призыве вспомнить старые культы или создать новый. Речь о признании некоей сверхреальности, выводящей мир за пределы повседневной рутины и задающей ему бесконечные глубину и высоту. Тот, кто знает о ее существовании, поставлен перед необходимостью постоянного выбора, ибо Сила диктует законы, которые невозможно безнаказанно нарушить.
Критерием выбора является цель. Цель Оби-Вана – торжество Светлой стороны Силы (ее проекцией «на земле» выступает Республика). Цель Императора – упрочить созданную Империю, сделав если уж не вечной, то ощутимо долговременной. Цель Люка… о цели Люка скажу позже, а пока вернемся к вопросу, какова же цель Вейдера.
Чтобы понять цель, нужно понять убеждения. Вейдер – убежденный теократ. Он не только знает о существовании силы, превышающей обычные представления о мире, но и активно взаимодействует с ней. Сила для него реальна, но эту реальность он воспринимает иначе, чем «коллеги» по двухцветному цеху. Оби-Ван, Йода, Император разделяют обычную, «материальную», и сверхобычную, «духовную», реальность. Оби-Ван не мечтает о республике джедаев; в Республике, за которую он борется, рядовой обыватель вряд ли вообще что-то будет знать о Силе. Император аналогично подходит к Империи. Ему не нужны легионы темных рыцарей – пусть будет один, а остальным Силой лучше не интересоваться, порядок в галактике обеспечат армия и технологии. Вейдер же относится к Силе не как к философско-нравственной доктрине или инструменту: он хотел бы совместить реальность Силы и реальность мира в одной точке. Имя ей – теократическое государство.*
То, что Вейдер думает о власти особого типа, подтверждает его призыв к Люку: «Будь со мной, и мы станем править галактикой, как отец и сын». Светское по характеру единоличное правление, будь то монархия, тирания, диктатура, не подразумевает подобной формулы: здесь власть переходит от предшественника к преемнику. Зато, например, в стране Кеми (Древний Египет, классический пример теократии) нередки были случаи, когда сын выступал соправителем отца. Бесспорна формальность такого соправления, но в глазах подданных правили именно «отец и сын». В мифологеме теократии (заметим, что теократия сама по себе есть мифологема) сын выступает не только наследником, но и воплощением силы отца, его молодости, способности «животворить».
Теократия воспринимается как наиболее архаичная форма правления (хотя, в действительности, военная демократия древнее*). Вейдер в черных доспехах и черном плаще тоже смотрится архаично на фоне бравых технократов. Примерно так смотрелся бы Великий магистр тамплиеров впереди бронетанковых войск. У него есть личный тай-файтер, но нет личного бластера. Оружие Вейдера – «из более цивилизованной эпохи», а в глазах окружающих оно принадлежит глубокой истории, и можно только воображать лица молодых имперских офицеров, гадающих, зачем Императору понадобилась эта вооруженная мечом статуя из средневекового собора (если только в ДДГ было средневековье).
Достойно внимания, что Вейдера, единственного, именуют лордом. Еще одна отсылка к теократической идее: в массовом сознании средневековый феодал и церковь (теократия) неотделимы друг от друга, и кинематограф вовсю использует это клише.
«Последний осколок древней религии», - говорит о Вейдере Таркин, и Таркин прав. Вейдер религиозен, но не так, как обычно представляют религиозность. Подобно тамплиеру, он верит в совмещение сакрального и профанного, в то, что Сила может стать основой государства.
Ради этой цели он начинает действовать задолго до событий IV эпизода. Материал ОТ позволяет выстроить альтернативную приквельной историю Энакина Скайуокера. Вера в возможность идеального царства и желание действовать в интересах этого идеала приводит Энакина к учителю-джедаю. Однако вскоре он убеждается, что джедаи не помощники в осуществлении теократической мечты: они сурово порицают саму идею не-коллегиального правления. Зато есть Император, который много знает о Темной стороне Силы, обладает исключительным могуществом и, судя по некоторым внешним признакам, не чужд теократической идее. К нему и приходит Энакин, предлагая свою службу и оставляя прежнее имя.
Не будет погрешностью против канона ОТ предположить, что Энакин на тот момент – счастливый отец, желающий связать судьбу своих детей с апофеозом теократии. Иными словами, он хочет, чтобы сын стал наследником царства Силы. Кто же возглавит царство? На этот вопрос нет однозначного ответа. Вполне возможно, Вейдер считал себя преемником Императора, но также легко предположить, что в таковом качестве он видел сына (и здесь на ум приходят «божественные» цезари с их практикой усыновления). Несомненно одно: довольно долгое время Вейдер служит Императору вполне искренно. Гибель семьи и превращение в полудроида упрочивают это положение, ибо теперь Вейдеру не остается буквально ничего, кроме его идеи.
Однако Император, видимо, колеблется в самом важном для Вейдера вопросе, и к началу IV эпизода отдает, наконец, предпочтение светской форме власти. Здесь необходима оговорка: «светская» и «теократическая» не есть «мягкая» и «жесткая», равно как не есть «толерантность» и «мракобесие». Военные диктаторы часто действовали куда более жестко, чем получавшие светскую власть князья церкви, и мракобесия при светских тираниях хватает с избытком, просто у него несколько иная форма. Речь о другом. Как ни парадоксально, но мистический Император приходит к выводу, что управлять обществом материалистов куда легче, чем духовным орденом галактического масштаба. Для Императора Сила – средство, с помощью которого можно упрочить и поддерживать власть, и он предпочитает, чтобы само знание об этом средстве принадлежало ему и его ученику, не более.
Для Вейдера, сравнивающего Силу с судьбой и понимающего, что она больше отдельно взятого человека (да и отдельно взятой галактики), Сила – цель. Темный лорд не собирается раздавать инструкции по применению Силы каждому встречному эвоку: здесь он солидарен с Императором (и, кстати, с Йодой). Но он верит: только государство, жители которого понимают, что все они, независимо от чинов и званий, подданные Силы, способно положить конец войнам, раздорам, мятежам. «Инциденты» вроде Альдераана еще больше укрепляют эту веру.
К тому времени, когда он узнает о Люке, Вейдер начинает разочаровываться в намерениях своего повелителя. Известие о том, что сын Энакина жив, заставляет его принять окончательное решение. Он предлагает Люку объединиться против Императора.
И вот тут обнаруживается нечто интересное. Люк готов скорее погибнуть, чем принять предложение, ибо Люк – за Светлую сторону и Республику. Только вот Республику он представляет точно так же, как его отец – Империю. Идеальное государство, живущее в соответствии с законами Силы. Общество как равновесие Силы. Люк Скайуокер – теократ ничуть не меньше, чем Дарт Вейдер. С одной поправкой: отпрыск, в отличие от родителя, не видит себя во главе «царства Божия на Земле». А вот бороться за него будет до последнего – так же, как его отец.
«Как его отец? – спросит читатель. – Вейдер не боролся до последнего за Империю, он ее разрушил». Да, он разрушил Империю, в которой давно начал разочаровываться, но жизнь-то продолжается. Жизнь Энакина Скайуокера как Призрака Силы. Как уже было сказано в начале, это очень важный для «Звездных войн» и отнюдь не однозначный образ.
Давайте вспомним сцену смерти Дарта Вейдера. Во многих источниках источниках пишут, что Вейдер раскаялся. Но разве он признает вину? Разве он просит у Люка прощения? Он лишь констатирует факт: «Ты был прав, Люк». Почему Лукас, которого упрекали в избытке сентиментализма, не вписал в предсмертные слова Вейдера ни одного «прости»?
Скорее всего, потому что Вейдер, в представлении Лукаса, суровый воин, идущий (вернемся к самому первому посту о милорде) сквозь чащу Тьмы к просветлению. Далее, он – человек судьбы, а такие персонажи никогда не просят прощения, даже понимая всю меру своих злодейств. И, наконец, третье – дважды порывая с прошлым, Вейдер ни разу не изменил своему идеалу. Он не нашел его (и не мог найти) в «земной» жизни. Но ничто не может помешать его поискам по ту сторону бытия.
И, возможно, когда-нибудь они увенчаются успехом. Потустороннее бытие в «Звездных войнах» отнюдь не статика. В нем есть возможность для чего угодно: исправления ошибок, искупления грехов и достижения цели – если эта цель напрямую связана с Силой.
* Для теократии требуется достаточно развитое и стабильное общество с определенными излишками ресурсов. Я сказала бы, теократия возможна лишь при определенном благополучии. На отдельно взятом Татуине возможно рабовладение, но не теократия: слишком нестабильный мир, слишком много времени уходит на обеспечение себя самым необходимым. А вот продумывать план теократической империи для всей далекой галактики с костяком в виде развитых систем, вполне реально.
* Многие активно не любят теократию, считая ее наиболее деспотичной из возможных форм государственного устройства. Это ошибочное мнение. Все, как всегда, зависит от условий, в которых создается и живет государство. Например, в теократической империи инков подданные «живого бога» чувствовали себя куда более свободно, чем крестьяне вполне светской Франции кануна Великой революции.
Для ЗВ-обзоров