Статья о фан-клубе или Продолжаем пиарить Тома

На сайте podrobno.uz усилиями вашего покорного слуги опубликована статья о работе официального российского фан-клуба Тома Хиддлстона.
Кому интересно - тем сюда

podrobno.uz/cat/obchestvo/fun-klub-tom-hidlstou...

@темы: "Том Хиддлстон", "заметки фана"

---

Добрый день

Вот смотрю на этот снимок - Том такой задумчивый, романтичный...

И вспоминаю одно его интервью, где он говорит, что поставил себе цель быть добрым.
А скоро ведь его день рождения. И как-то мы все будем его отмечать. И вот я предлагаю - кроме того, что все мы выложим его фото на своих дневниках и
скажем, какой он замечательный человек (а он и в самом деле такой), давайте 9 февраля каждый сделает еще какое-нибудь доброе дело. Ну пусть одно, пусть маленькое,
но доброе. Подарить цветок незнакомой пожилой женщине (а можно и не пожилой, и не незнакомой), купить конфет соседским детям, кому-то позвонить, кто очень ждет нашего звонка, да мало ли что можно придумать!
Давайте сделаем 9 февраля днем, о котором в прямом смысле слова можно будет сказать - Добрый день.

@темы: "Том Хиддлстон"

---

Локи

@темы: "Локи"

---

Наша победа

Я и сейчас еще под впечатлением вчерашнего дня. Под впечатлением цифры голосования за фильм о Локи, перевалившей за 10 тысяч человек. Трудно определить все связанные с этим эмоции. Диапазон – от смеха до слез. Ведь это четыре с половиной месяца нашей жизни, борьбы, переживаний и маленьких (а порой и больших) радостей.
Все началось 16 сентября прошлого года с комментариев к посту  Suzume «Тор-2: первая пташка», выложенным в соо Тора. Там впервые прозвучал призыв обратиться в Марвел с письмом от локидов-хиддлстонеров с предложением снять отдельный фильм о Локи. А теперь – по порядку.

Спасибо  Oskar Rimanetz, что поддержала (единственная из всех авторов комментариев) идею с письмом.

Спасибо  Suzume за то, что подсказала адрес сайта, на котором можно проводить голосование в поддержку письма. У меня не было ни малейшего представления, как подписывать под это обращение людей. Думала сначала по отдельности в дневники стучаться. Представляю, сколько бы это заняло времени. А результаты остались бы близки к нулю.

Отдельная БЛАГОДАРНОСТЬ  Oskar Rimanetz, Egressa,  Ива Эмбла, Mari Kilkenni за мощную деятельность в соцсетях. Мои поклоны за то, что не бросили дело на полдороге, не забывали о нем в течение всех этих месяцев, хотя у каждого были вполне уважительные причины не грузить себя дополнительной заботой. Последние дни, когда вы еще раз подняли народ в соцсетях, показали, что значит РЕАЛЬНОЕ ДЕЛО и люди, которые не боятся борьбы!

Огромное спасибо официальному российскому фан-клубу Тома Хиддлстона, который не только придумал классный постер и поднимал народ, но - главное! - своим авторитетом пресек негативные разговоры в Сети.


Спасибо всем, кто голосовал в Одноклассниках, ВКонтакте, Twitter, Facebook! Нас оказалось, действительно, много. Спасибо всем знакомым и незнакомым, кто откликался и не боялся, не ленился присоединить свой голос.

Теперь, как мне говорила Ольга, письмо вместе с результатами голосования будет внесено в годовой отчет российского представительства компании Дисней и уйдет в головной офис. Ответят ли нам и когда ответят, не знаю. Но знаю точно, что на "Тора-2" мы все пойдем с чистой совестью. Мы не ныли, мы делали то, что могли. Мы защищали нашего Локи. И, знаете, я все же верю, что это голосование не пройдет бесследно.

МОИ ПОКЛОНЫ ВСЕМ ДРУЗЬЯМ ТОМА И ЛОКИ!


И, КОНЕЧНО ЖЕ, СПАСИБО ЛОКИ И ТОМУ ХИДДЛСТОНУ, КОТОРЫЕ НАС ПОДРУЖИЛИ И ЗАСТАВИЛИ ПОВЕРИТЬ В СЕБЯ!!!!


Да, за эту харизму стоит побороться! Я права?

@темы: "Локи", "Том Хиддлстон", "голосование за фильм"

---

ЛЮДИ! СВЕРШИЛОСЬ!

Я сейчас зашла на голосовалку. ТАМ УЖЕ ЗА 10 ТЫСЯЧ ПЕРЕВАЛИЛО!
Я ВСЕХ ЛЮБЛЮ!

@темы: "Локи", "голосование за фильм"

---

Британский покрой.

Статья дается без купюр, неизбежных при публикации в издании, которое читает не только молодежь.


Если однажды вы обнаружите, что, заснув аккуратно стриженой блондинкой, проснулись брюнеткой со слегка захмелевшими волосами до плеч, не пугайтесь. Бояться уже бесполезно. Превращение в локида совершилось. Кто такой локид? Как бы это объяснить… О хиддлстонерах слышали? Ну, конечно, слышали, иначе как бы вы проснулись брюнеткой? Словом, не расстраивайтесь. Заинтересоваться творчеством молодого, привлекательного и, главное, талантливого актера – далеко не худшее, что может произойти. Вам любой локид-хиддлстонер скажет, что в этот момент жизнь только начинается. Вот и рискните начать новую жизнь со знакомства с британским актером театра и кино, иконой стиля и просто джентльменом Томасом Уильямом Хиддлстоном.

Слишком круто для Голливуда?

А познакомиться с ним многие хотят. И чего только не выдумывают для этого. То прикинутся коллегой по цеху и – в твит: Том, привет, помнишь, мы в «Торе» вместе снимались, ретвитни мое письмецо! То файлы взломают с личными данными: что у нас там новенького? То засядут в отеле, где он остановился на время съемок и чуть ли не сутками дежурят, чтобы автограф «стрельнуть». А он ничего, не обижается, улыбается, на просьбы откликается и даже за чужие грубости-нелепости извиняется. И так это неожиданно в наш век всеобщего цинизма, эскапизма и пофигизма, что закрадывается подозрение: не пришелец ли он из другой эпохи и не пришелец ли вообще.
Тщательное исследование публикаций о Томе Хиддлстоне (он теперь для фанов, зрителей и средств массовой информации просто Том), особенно, многочисленных его интервью, убедило: нет, не пришелец. Не перевелись еще на Земле люди, которых хочется называть людьми с большой буквы. В чем секрет?
Может быть, в семье. Несмотря на то, что родители актера развелись, когда ему было 12 лет (можно представить, какой это стресс для подростка), он сохранил к ним любовь и уважение, и о детстве говорит, как о счастливой поре. У него, судя по всему, также прекрасные отношения с сестрами. И семейная хроника дает повод для гордости: дед Тома по материнской линии, Эдмунд Хойл Уэсти в 1921 году получил титул баронета за услуги, оказанные родной стране в первую мировую войну.
И ведь что интересно: редко кто из кинознаменитостей вспоминает родителей добрым словом. В моде жалобы на папу и маму и подчеркиванье трудностей (нередко преувеличенных), с которыми той или иной «звезде» приходилось пробиваться в жизни. Можете смеяться, но спекуляции на трудном детстве содействуют росту актерского рейтинга. А мистеру Хиддлстону до рейтинга как будто дела нет. То расскажет о счастливых детских годах, то напомнит о том, что ходил в один класс оксфордской Dragon Scool вместе с принцем Уильямом, то предъявит общественности аж два диплома о высшем образовании: Кембриджский университет и Королевская академия драматического искусства. Да еще с высокими баллами. А потом фаны-хиддлстонеры (теперь вы поняли, что это такое?) обижаются на голливудских продюсеров, которые с большой осторожностью допускают стильного и эрудированного британца в свои нестильные и интеллектуально несильные, но очень дорогие проекты. Открыв Тома Хиддлстона миру, Голливуд вдруг сообразил: народ, нам бы что-нибудь попроще!

Из театра да в кино

А кто же вам, ребятки, виноват? – ехидно прищуримся мы. До 2011 года над всем Голливудом было чистое небо. Том, продолжая традиции высокой культуры (он горячий поклонник добрых старых английских традиций), начинал свою карьеру как театральный актер. Еще в студенческие годы он «засветился» в полу-самодеятельной постановке пьесы Т.Уильямса «Трамвай «Желание», попав в поле зрения одного из лондонских театральных агентств. В результате – учеба в RADA (Королевская академия драматического искусства) и запоминающиеся театральные роли. За роль доктора Львова в постановке известного английского режиссера Кеннета Браны по пьесе А.П.Чехова «Иванов» Том Хиддлстон дважды удостаивался наград – премии имени Иэна Чарльсона в 2008 году и премии Уотонстейдж в 2009-м. Премия Уотонстейдж, которую еще называют «народной», потому что ее лауреаты определяются мнением зрителей, а не критиков, досталась Тому и за роль Кассио в спектакле театра «Донмар» «Отелло». Он также является лауреатом премии имени Лоренса Оливье за весьма необычную работу: в спектакле другого известного театрального постановщика Деклана Донеллана по шекспировской пьесе «Цимбелин» он сыграл сразу две роли – благородного главного героя Постума и его антипода, негодяя Клотена.
Попутно любознательный юноша открывал для себя мир кино. В 2001 году актер, которому едва исполнилось двадцать лет, снялся в своем первом фильме. Это была телепостановка романа Ч.Диккенса «Приключения Николаса Никкльби». Потом были еще фильмы местного значения, в которых Том проявил себя как актер тонкий, удивительно точный в передаче эмоций и, что, может быть, важнее всего, сохранивший веру в сострадание, разум и стремление делать добро. Он не играет в эти чувства, он просто ими живет.

Отрицательный, но привлекательный

Парадокс, но очень добрым людям удивительно хорошо удаются образы злодеев. Ролью, которая открыла Тома Хиддлстона для голливудской киноиндустрии, стал Локи, бог обмана, в вышедшем в 2011 году фильме «Тор».
Театральные актеры знают: есть постановки и роли с особой энергетикой. То же самое относится к кино. Роль непредсказуемого, коварного, мстительного, но при этом отчаянно беззащитного и в чем-то очень обаятельного скандинавского бога Локи, брата-антагониста главного героя, громовержца Тора, в исполнении Тома Хиддлстона стала чем-то большим, чем просто кино для подростков. Она вытянула картину, придав ей неожиданные объем и глубину. Фильм, не предполагавший больших открытий, открыл блестящего актера, благодаря которому мы узнали, что в эпоху спецэффектов можно не играть, а быть тем, кого ты представляешь зрителю.
Ирония, достойная Локи: первую роль, которая принесла Тому Хиддлстону мировую известность, трудно назвать ролью. Актер как будто освободил себя для своего героя, предоставив тому жить и действовать на экране сообразно его трагической логике. Локи – это именно Локи, а не Том Хиддлстон, которого перекрасили в брюнета и одели в зеленый плащ. Лишь долгое время спустя после просмотра фильма вспоминаешь, что речь идет о роли, и ее кто-то играл. Недаром некоторые из смотревших фильм признаются, что Локи в исполнении Тома Хиддлстона воспринимается ими отдельно от Тома, а поклонники именно этого образа сформировали отдельную когорту зрителей.
За таким преображением стоит не только огромная работа, без которой редко получается что-то заметное, и не только огромный талант. За ним – уважение актера к своему герою. Сам Хиддлстон называет это сочувствием: «Актер, играющий злодея, должен сочувствовать ему». Качество, заметим, необходимое исполнителю каждой роли, играет ли он злодея или героя, но чрезвычайно редко встречающееся в современном кинематографе. Его отсутствие порождает бесконечную череду штампов и банальностей, не стоящих затраченного времени. Его наличие создает шедевры. Роль из нехитрого приключенческого фильма заставила вспомнить о классическом наследии: пьесах Шекспира, добром старом театре, Культуре с большой буквы. Недаром Локи принес Тому премию Jameson Empire Awards в номинации «Лучший дебютант года» и приглашения от таких величин как Вуди Аллен, Стивен Спилберг и Джим Дармуш.

Бог, царь и воинский начальник

Неполных два года, прошедших с момента выхода на экраны «Тора» Том Хиддлстон называет безумными. Он сыграл классика американской литературы Скотта Фитцджеральда в фильме В.Аллена «Полночь в Париже», благородного английского офицера времен Первой мировой войны в «Боевом коне» С.Спилберга, летчика времен второй мировой в психологической драме Д.Терренса «Глубокое синее море» и до сих пор любимого англичанами короля Генриха V в трилогии, снятой по хроникам Шекспира компанией BBC. А еще вернулся к Локи в мегаблокбастере Джосса Уидона «Мстители», способствовав стремительному росту рядов локидов – поклонников этого образа. В эти дни в Интернете идет зрительское голосование за то, чтобы кинокомпании «Марвел» сняла отдельный фильм о Локи.
График съемок был настолько плотный, что, в конце концов, Том просто свалился без сил. К счастью, молодость и натренированность (какие только виды спорта он не попробовал, от регби до капоэйры и ушу) взяли свое. Впрочем, для профессионала и творческой личности лучше работа на пределе, чем мутная тишина невостребованности. Насколько Голливуд и дальше будет проявлять интерес к неформатному для массовой культуры актеру, сказать сложно. Сам Том признается, что впереди у него – «чистый лист». Но главное – его встреча со зрителем состоялась. Люди разного возраста и предпочтений отрыли для себя разного Тома Хиддлстона. От фанатов, отращивающих волосы «под Локи», до ценителей арт-хауса, от поклонников фэнтези до знатоков шекспировских пьес, от подростков до вполне себе взрослых людей – такова зрительская аудитория актера поистине британского покроя. Утверждающего и в кино, и в театре, и в жизни, что человек – «венец всего живущего».

@темы: "Том Хиддлстон"

---

Британский покрой или Неужели я это сделала?

А теперь перейду к вкусному. Да, я это сделала! И поправьте меня, если я ошибаюсь, но, похоже, это первая статья о Томе в русскоязычном издании журнального типа за пределами России
(не говорю о русских версиях иностранных изданий). Причем, именно написанная, а не скомпонованная из переводных статей и материалов Интернета.

@темы: "Том Хиддлстон", "сам себе праздник", "заметки фана"

---

Голосование в твиттере - Том

Так, НАРОД! В твиттере какая-то еще голосовалка! Ничего не поняла, то ли книгу хотят про Тома, то ли передачу отдельную, но главное - про Тома. Как у нас: "дорогая Марвел", так там: "дорогая NBC". И им тоже нужны 10 тысяч голосов.
ПРОСЬБА, ПОДКЛЮЧАЙТЕСЬ!

Это здесь

www.thepetitionsite.com/198/681/352/please-book...

@темы: "организационное", "Том Хиддлстон", "голосование"

---

Приснится же...

Из области бреда. Позавчера ночью было ощущение, что кто-то вынимает из меня, живой, позвоночник и завязывает узлом. В полубредовом состоянии и сны были соответствующие: лихорадочные и отрывочные.
И вот снится мне, что я в одной комнате с Питером Джексоном. Причем, все происходит у меня дома. Никого, кроме нас, нет, но я разговариваю шепотом, как будто в стены вмонтированы жучки. И говорю я следующее:
"Слушай, колись! Я никому не скажу, даже под пыткой. Но мне ответь: в третьей части "Хоббита" Локи будет?"
И тут просыпаюсь.
Так ничего мне Джексон и не сказал. Эххх!

И, кстати, поговорим о "Хоббите". У кого какое мнение? Меня не впечатлило. Увы! (Это не относится к изображению. Как раз вот такой Элронд меня бы впечатлил. Потому что это был бы настоящий эльф, хоть и бывший смертный).

@темы: "Локи"

---

Кто станцует на отрезанной бороде

Старая вещь, но хочу, чтобы она здесь была. Истории о женщинах-гуру. Есть в Индии такое редкое явление.


I

В храме Вишну, лежащего на баньяновом листе, звенят колокольчики. Запах благовоний и цветов жасмина вырывается из открытых дверей и окутывает обгоревшего на солнце аскета, который примостился за холмом. Аскет напевает песню о том, как царевну Рукмини старший брат хотел выдать замуж за нелюбимого. Такова участь большинства царевен, и большинство ей покоряется. Только не Рукмини... Она любила Кришну и тайно отправила к нему посланника, умоляя похитить ее. Кришна отозвался на любовь. Под видом гостя он приехал во дворец и похитил Рукмини во время свадьбы, в самый разгар. Пока обманутый жених оплакивал потерю, брат царевны, Рукми, пустился в погоню за похитителем. Состоялась настоящая битва. Но жестокий брат царевны был побежден и наказан - Кришна отрезал его роскошную бороду. После чего, как водится, был славный пир и счастливая свадьба главных героев.
Эта история рассказана в Шри Бхагавата Пуране. Её, как и все знаменитые истории на свете, каждый толкует на свой лад, пытаясь найти ответ на свои вопросы.
Аскет умолкает и следит за птицами в небе. Белые лебеди - символ богини Сарасвати. Когда-то богиня мудрости привела его к учителю-гуру. Он помнит, как вошёл в полутьму маленькой хижины, пал ниц на её пороге и в ответ на свой смиренный поклон ощутил благословляющее прикосновение тонкой женской руки...
Есть имена на земле, подобные птицам Сарасвати. Они сплетают удивительное, почти невероятное, но всё же состоявшееся явление... Андаль, Мира, Лалла, Шарада - индийские женщины-гуру. Их много. Каждая, как принцесса Рукмини, прошла через своё испытание. Каждая написала свое письмо к Кришне и вписала свое имя в индийскую духовную традицию. Впрочем, имена большинства из них не сохранились. Старшему брату царевны Рукмини всего лишь отрезали бороду. Но у него осталось достаточно сил, чтобы громко прокричать: "Женщина должна знать своё место!" Да женщины-гуру и не настаивали на славе. Иные нарочно скрывали свои имена и оставались в истории под поздними прозвищами, которыми награждали их спохватившиеся ученики. Но традиция всем им дала благословенное имя - мать. Подходил ученик к наставнице, склонялся перед ней в дандавате и произносил: - Матаджи! Почтенная мать!
В Индии так обращаются ко многим женщинам. Рамакришна даже к проституткам обращался именно так: "матаджи". А вот дандават... Название этого поклона происходит от слова "данда" - "палка". Индус простирается ниц, "прямой как палка", только перед изображением божества или перед учителем. Это высшая форма почтения. Женщине так кланяться не положено, ведь, согласно ведическим законам, она стоит ниже мужчины. И все же ученики склонялись в дандавате к женским стопам, ища убежища.
Так произошло в Бенгалии более ста лет назад, во время встречи, которая напоминает предание из Пуран. О ней мог бы написать Калидаса...

II

Город богов Дакшинешвар. Здесь на левом берегу Ганга стоит храм с пятью стрельчатыми куполами, посвященный богине Кали. В нем служит молодой брахман, который рвется овладеть вершинами мистического знания. Но знание ускользает от него, доводя до исступления и мыслей о самоубийстве. И когда брахман уже изнемогает от отчаяния, к берегу Ганга причаливает маленькая лодка. Из неё выходит средних лет женщина, чью высокую фигуру укрывает одежда цвета золотой охры - знак санньясы, отречения от мира. В лучах солнца она кажется самой Сарасвати, явившейся на помощь ученику. Легким шагом человека, привыкшего странствовать, женщина поднимается по ступеням храма Кали и подходит к брахману со словами: "Сын мой, ты тот, кого я ищу уже давно".
После короткой беседы брахман примет санньясини как своего учителя, гуру. Имя жреца - Рамакришна. Своего имени санньясини не назвала. Просто Бхайрави Брахмани, монахиня-брахман.
Бхайрави была первой, кто обучил Рамакришну искусству садханы - духовной дисциплины. Она объяснила ему пути бхакти и пути тантр. Она была с ним на протяжении шести лет, самых трудных первых лет обучения. И когда Рамакришна овладел всеми путями и практиками садханы, именно Бхайрави созвала собрание ученых пандитов в Дакшинешваре, на котором Рамакришну признали воплощением Бога. Наставления безвестной монахини легли в основу его величия и славы.
Потом у Рамакришны появится другой наставник, а Бхайрави пойдет дальше трудным путем санньясы. Но где начало этого пути для подвижницы с красивым лицом и распущенными волосами? Что расскажет нам песня аскета?

III

Отшельник недаром поет о Рукмини. В Индии истории подобного рода издавна считаются символом отношений между Богом и человеческой душой. В Бхагавата Пуране говорится, что Рукмини никогда не видела Кришну, но много слышала о нем, и эти рассказы родили ее любовь. "Блаженны не видевшие и уверовавшие". Это постулат всех религий, в особенности - религии любви. Вернее, даже не религии, а традиции или состояния души. В исламе его называют суфизмом, в христианстве - исихазмом, в иудаизме - хасидизмом. В Индии традицию любви зовут бхакти. Бхакти сделало чудесное открытие - недоступный Бог вполне доступен. Он приходит в дом и сердце человека не только как повелитель, и даже не только как отец (это известно многим религиям), но и как друг, сын, возлюбленный. И вместо абстрактной "любви к Богу" возникает хрустальный фонтан, рассыпающийся десятками оттенков взаимоотношения души с Душой. Здесь есть место и молчаливому благоговению, и шутке, и смеху, и спору, и негодованию. Бхакти включило в поклонение Богу те движения души, с которыми часто боролись другие религиозные традиции. Кришна, похищающий одежду у девушек Вриндавана, а потом Рукмини у ее жениха - такое возможно только в бхакти.
Второе открытие бхакти можно выразить словами его прославленного проповедника Рамананды: "Кто возлюбил Бога, тот часть Его". Можно рискнуть переиначить фразу, - потому и любим Бога, что есть часть Его. Только одно дело сказать так, а другое - жить, ощущая себя частицей Бога. Надеть на себя гирлянду, предложенную Ему. Заглянуть в глаза змее. С улыбкой выпить чашу яда, а потом еще сложить по этому поводу стихи. С чего, собственно, и начинается учитель. Слова наставлений могут прийти потом, или совсем не прийти. Но ученики оценят не слова - поступки. О поступках будут петь песни и слагать легенды. Поступки превратят в символы, по которым будут строить собственное поведение. По выражению Идриса Шаха, это "влияние жизни на жизнь".
Письмо, которое Рукмини отправила Кришне, могло её погубить. Но она не думала о гибели, потому что думала о любви. В традициях любви состояние Рукмини зовется возвращением к реальности. С точки зрения обычных людей оно все ставит с ног на голову. С точки зрения бхактов только так и следует жить. Все остальное - иллюзия, пузырь на воде, веревка, которую ошибочно приняли за змею. А раз так, то нужно вернуться домой, к Богу. В этом утверждении начинался путь всех гуру - и мужчин, и женщин.

IV

Мужчине легко было принять учение об иллюзии и любви к Богу, поглощающей, словно океан. Но женщине? "Брачный обряд считается для женщин ведийским ритуалом, служение мужу - жизнью у гуру, домашнее хозяйство - поддержанием священного огня", - повторяет про себя аскет законы Ману, священные законы; на них тысячелетиями держалась Индия.
А раз так, то чрезмерная любовь к Богу легко сходила за богоотступничество. Попробуй, объясни свекрови, что пузырь на воде - он и есть пузырь, даже если наполнить его домом, родней и хозяйством. А сердце щемит. О чем? "Дорогая подружка, если ты хочешь наслаждаться жизнью в материальном мире, то не ходи и не смотри на улыбающегося юношу Говинду, стоящего на берегу Ямуны и играющего на свирели. Уста его освещает полная луна". В той же Бхагавата Пуране рассказывается о том, как девушки Вриндавана оставляли домашние дела и устремлялись к Кришне, едва заслышав его флейту. Когда рассерженные отцы и мужья запирали их в доме, они оставляли уже не дела, но тела. Умирали, шепча: "Кришна, Говинда!" - чтобы уйти в вечный танец бессмертия.
Они не изучали Вед и не знали рассуждений философов, но к ним отправит Кришна мудреца Уддхаву, чтобы тот поучился у пастушек Вриндавана самой великой мудрости, которая не в рассуждениях, но в поступках: в письме Рукмини, в танце на берегу Ямуны, в чаше с ядом, которую выпила Мира-баи.

V

"Мира, Мира, Мира", - как на четках перебирает имя аскет. Была она раджпутской принцессой. Как полагалось по обычаю, ее рано выдали замуж. Муж вскоре умер. Не было для вдовы лучшей судьбы, чем уход из жизни вместе с мужем, на его погребальном костре... Но Мира отказалась. А таким, постыдно убоявшимся "благословенной" смерти, следовало обривать голову. Отныне они должны поститься, неустанно возносить молитвы за умершего, и одежда их должна быть груба. Мало кто жалел вдову, тем более что известно - ранней смертью мужчина расплачивается за грехи жены, особенно за те, что совершены ею еще в прошлых рождениях.
Голая земля, горькая постель вдовы, была первой аскезой Миры. Но с земли хорошо видны звезды, а среди насмешек и брани может родиться любовь, куда более великая, чем просто любовь жены. Под жаркими звездами в сердце маленькой хрупкой женщины, почти девочки, испугавшейся погребального костра, войдет према - любовь к Богу.
Ошиблись родственники Миры, когда махнули рукой на эту "слабосильную". Подобно царевне Рукмини, она написала свое письмо Кришне. Похититель не замедлил явиться. Но сначала...
Танцы, украшения, подведенные сурьмою глаза, и это - вдова, которая ещё вчера наголо брила голову! Никто не хотел слушать, что она "приготовила себя для Жениха". Да она и не старалась объяснять свой вызов священным традициям. С ней - Бог. Против нее - родня и законы. Поединок, достойный героев "Махабхараты", не мог состояться: в разных мирах и живут различно.
Вместо этого она покинет дворец и отправится странствовать по дорогам Индии навстречу единственной любви. Она увидит Вриндаван, собирающий сердца подобных ей. Она проведет годы жизни в Двараке - городе на берегу океана, неразрывно связанном с именами Кришны и Рукмини. И начнет слагать стихи, в которых засверкают все оттенки премы - от невыносимого отчаяния до почти так же невыносимого счастья.
В учении бхакти есть понятие "любовь в разлуке". Это самое высокое и самое трудное состояние души. Одиночеством проверяется сердце. Есть мистические школы, где ученика последовательно проводят через разлуку с миром, учителем, Богом. Выдержавший все до конца побеждает сомнение и страх и сам становится учителем. Он вновь обретает Бога и возвращается к людям, чтобы быть живым наставлением в бесстрашии.
Мира сродни этим учителям. Раджпутская принцесса не читала проповедей, не писала комментарии к Брахма-сутре и не создала свою общину. И все-таки она была гуру, наставником, и учила вере, которая переживается и проживается как любовь - единственная реальность, не подлежащая никакому сомнению, комментарию или спору, как не подлежит сомнению удар молнии или красота цветка.
Вот уже четыреста лет бережно, изустно, из памяти в память передаются стихи Миры и рассказы о ней, по которым новые поколения учеников постигают мучительный и чудесный путь бхакти.

VI

Царевна Рукмини счастливо избежала любви в разлуке, Кришна всегда был рядом с ней. Но для многих женщин-гуру это стало неумолимым основным испытанием, особенно когда понятия Бог и муж для них сливались воедино.
В Индии никого не удивишь сообщением, что человек, живущий в соседней деревне, - аватара - воплощение Бога; в свое время собрание пандитов в Дакшинешваре признало таковым Рамакришну.
Как на живого Бога смотрела на него Бхайрави Брахмани. Как живого Бога почитала его жена, Шарададеви.
Но и Рамакришна видел в Шараде воплощение Великой Богини, а его ученики звали ее Святой Матерью. Немногие женщины, однако, согласились бы носить имя Святой Матери, зная, как дорого за это придется платить...
Когда тебя сватают в пять лет, трудно понять, что ты думаешь о будущем муже. Но ты взрослеешь, и в тебе просыпается любовь к человеку, чьи глаза смеются, а душа плачет за всех обиженных. Если иные подвижницы уходили к Богу из дома, то для Шарады это было не нужно: Он был в нем, хотя часто и надолго покидал его, следуя к ученикам. И юная богиня оставалась одна. Стучали струи молока о подойник, жарились тонкие лепешки-чапати, подметался двор. Это сделалось почти религиозным ритуалом: муж - Бог, а дом Бога не может быть грязен.
Она пела святые гимны. Она ждала.
Любовь в разлуке научила ее столь многому, что, когда Рамакришна умер, то его ученики (а ведь среди них был сам Вивекананда) в самых сложных случаях стали обращаться к Святой Матери. И других людей, приходивших в миссию Рамакришны, тоже отсылали к ней. А она встречала их спокойным сиянием глаз и тихим приветствием: "Я давно ждала тебя".
Искусству ждать и понимать она выучилась в совершенстве. Испытав любовь в разлуке, Шарада не хотела, чтобы кто-нибудь страдал от одиночества. В ней жила истинно материнская нежность, которая оказывалась выше всех кастовых и религиозных предубеждений, и которой обычно не доставало суровым и гневным гуру-мужчинам, увлеченным посрамлением глупцов и утверждением истины.
Нежность несли женщины-гуру.

VII

"Мать вселенной" звали Джахнави Деви, верную спутницу бенгальца Нитьянанды. Рамакришна и Шарада жили в XIX веке, Нитьянанда и Джахнави - в XVI, но судьбы их удивительно схожи. Нитьянанду тоже почитали воплощением божества - Баларамы. И он тоже ушел из дома, чтобы проповедовать учение бхакти. А Джахнави, подобно Шараде, осталась ждать. Но внутренняя сила, кипевшая в этой неутомимой почитательнице Кришны, нашла иной выход. Джахнави стала проповедницей. В ее доме постоянно воспевались имена Бога. Сначала соседи, а потом и люди из дальних селений стали стекаться к ней. Жена в родных стенах учила тому же, чему муж - далеко за их пределами. Две пары верных рук охраняли цветок бхакти.

VIII
Если Рукмини пожалела злодея-брата, то Лалла из Кашмира сама отрезала бы ему бороду. И еще станцевала бы на ней. Нет, она не была мстительной. Просто сказание о Рукмини - сказание символов. В бороде старшего брата можно увидеть воплощение сетей материального мира. Рутина, обыденность, стандарт. Склоки, сплетни. Зависть, гордыня, гнев. Устанешь перечислять, что скрывается в бороде Рукми. От этого ушла Мира-баи. Это не допускали в свои сердца Шарада и Джахнави. С этим боролась подвижница из Кашмира, поднимавшаяся к Богу по скалистым утесам адвайты.
Есть пути любви и знания. Любовь делит мир на "я" и "ты". В бхакти "я" - душа, маленькая частица Бога. "Ты" - сам Бог. Без "Ты" душа не имеет смысла, она даже не может существовать. Гармония начинается тогда, когда мое маленькое "я" служит "Тебе". Бхакти "объективно" в том смысле, что любовь не может существовать без своего объекта, независимого
от влюбленного.
Путь джнани-йоги, или знания, о котором говорит философия адвайта-веданты, не признает деления на "я" и "ты". Адвайта - недвойственность - правит миром. Кому и где совершать обряды, если Бог разлит во всем? К кому взывать о помощи, кого молить о любви, если Бог - в тебе, а ты - в Нем?
"Тат твам аси" - "Ты есть То", - сокровенная формула Упанишад, которую Шанкарачарья объявил смыслом и сутью всей ведической мудрости, в песнях Лала из Кашмира прозвучала так:

«Были скрыты во мраке мои и Твои черты,
Возрождалась не раз обреченная плоть моя,
Я не знала, Владыка, что Ты – это я, а я – это Ты,
И безумие спрашивать, кто здесь Ты, кто здесь я».

На родном кашмирском языке ее прозвали Лал-дэд - бабушка Лалла. Очевидно, в школу йогов-мистиков она пришла в почтенном возрасте. А, может быть, бродячая жизнь состарила ее раньше времени. Подвижницы старели, пожалуй, еще быстрее подвижников. Аскеза быстро съедала их тела, черноту волос и нежность кожи. "Соломою рисовой волосы виснут", "подобные бледной луне на ущербе", - такими увидел подвижниц своего времени Калидаса. Красавицы, подобные Бхайрави Брахмани, встречались редко. Впрочем, "веселая" жизнь ждала бы отшельников, если бы в одеяниях цвета красной охры ходили пышногрудые нимфы...
Понять ли сердце женщины, решившейся расстаться со своей красотой? А если сердце щемит от красоты иной, нездешней? "Подружка, не ходи на берег Ямуны..." Они шли - шли через самые суровые испытания, к своему Богу с разными именами - Кришна, Вишну, Шива, - и служили ему с одинаковой преданностью.
Только длинные волосы были одеждой Лалле, только открытое небо — ее крышей, лишь на несколько дней имела она право задержаться на одном месте. Чтобы уничтожить страх, это проявление невежества, она медитировала на кладбищах и кормила ядовитых змей. Да, "бабушке Лалле" был отнюдь не ведом старческий покой. В ее душе боролись страсти молодые и горячие, а она столь же страстно мечтала их одолеть:

«Срази чудовищных духов — страх, гнев, страсть!
Не то самому придется под стрелами чудищ пасть.
Кинь им пищу своей души, отрешенностью накорми. Познай на собственной шкуре, сколь велика их власть».

Ей было трудно укротить резкий нрав. В стихах Лаллы часто встречается слово "глупцы". В них — презрение гордеца, владеющего тайной, насмешка над непосвященными. И чтобы обуздать гордыню и гнев, она вновь и вновь погружается в медитацию, созерцание, пост, зрит образ избранного своего бога — Шивы, которому поклоняется стихами и танцами. Она под корень режет бороду невежества, чтобы не дать ей вырасти снова. Гуру дал ей всего лишь одно наставление: "Войди внутрь собственной души, и ты все познаешь сполна". Эта душа больше вселенной. В ней боги сражаются с демонами, в ней благоухает жасминовый сад прозрений и, наконец, в ней наступает великая тишина.

«В жасминовый сад души своей Лалла вошла,
Там Шива и Шакти соединились у жасминового ствола,
Там в чистые воды бессмертия погрузилась я,
Там обрету себя, недосягаемой стану для бытия».

У бхакта, отказавшегося от всех привязанностей к миру, остается лишь одна любовь — Бог. Но адвайта требует отказаться и от привязанности к Богу. Если реальность недвойственна, то к Богу ведет лишь один путь — в глубь собственной души, ибо ты сам и есть тот Бог, которого ищешь. Трудно найти опору в себе самом. Стократ труднее сделать это женщине. Характер, привычки, традиции, все говорит: найди опору в другом. В муже, друге, Боге, в ком угодно, но — в другом. Лалла рискнула найти опору только в себе. Она подобна воинственной Дурге, которая сражается с демонами, устрашившими других богов.

IX
Кстати, о Дурге. Йогини и наставницы, как правило, поклонялись Богу-отцу. Но в их жизни ощущается дыхание Махадеви, Великой Матери. Они ощущали себя проводниками шакти, энергии творения, этой силы Матери, побуждающей к действию, дающей начало миру. В своих видениях они представали как супруги божества, подобные царевне Рукмини или пастушкам Вриндавана. Это не было простым полетом фантазии. Переживания подобного рода в Индии всегда принимались очень серьезно. И если кто-то дерзал заявить о них вслух, то должен был подтвердить свои слова соответствующим поступком. Не выдержавшему испытание лучше было покончить с собой.

X

Около тысячи лет назад в скромном селении на юге Индии жил благочестивый брахман Вишнучитта. Всю свою любовь и преданность он посвятил Вишну, за что и получил прозвище "альвар", что в переводе с тамильского значит — "углубленный в Бога". В честь своего божества Вишнучитта слагал стихи столь чудесные, что почитатели дали ему имя Перияльвар — "великий углубленный".
Как-то во время прогулки Вишнучитта увидел под священным деревцем тулси оставленного кем-то ребенка — девочку. Брахман удочерил найденыша и назвал ее Года. Этим именем иногда называют богиню счастья Лакшми, супругу Вишну. С годами девочка перенимала пламенную любовь отца к Богу, а позже и превзошла его в этой любви.
Во сне и наяву она думала только о Вишну. Ее сжигал огонь, делающий людей либо фанатиками, либо святыми. Она могла замкнуться в кругу жестких обрядов, предвзятых мнений и неизменяемых догм, но у нее хватило сил вырваться в ничем не обусловленную свободу, в то, что на санскрите называется "сад-чит-ананда" — вечность, знание и блаженство.
Однажды Вишнучитта поручил дочери отнести в храм цветочную гирлянду, которой должны были украсить статую Вишну. Чуть позже и брахман отправился туда же. Но как же он был поражен и разгневан, увидев, что Года примеряет гирлянду Вишну на себя!
По законам бхакти, никто не должен прикасаться к пище, цветам или другим предметам, подносимым божеству, пока оно само не насладится подношением.
В глазах Вишнучитты эти цветы были осквернены, и поэтому он взял другие, чтобы украсить ими статую; но Вишну вдруг разомкнул уста и сказал пораженному брахману: "Мне нужна та гирлянда, которую надела Года!"
Обмен гирляндами — знак свадьбы, знак согласия жениха взять девушку в жены... Так Года стала невестой Бога.
Поняв это, Вишнучитта произнес: "Ставшая править мною силою бхакти, она — Правительница, "Андаль"!" И вот уже десять веков во всех странах, где живут тамилы, в храмах читаются поэмы Андаль и ставятся ее изображения...

@темы: "индуистом был, индуистом останусь"

---

Сага о Гриме, сыне Торгрима

Держу слово, данное Иве. Выкладываю этот рассказец. Если придерживаться голливудской традиции благодарностей, то благодарность моя будет адресована Толкиену за "Властелина колец" и Бреду Дюрифу за его Гриму Червослова.
Когда читала книгу, на Гриму, в общем, обратила внимание одним глазом. Но Дюриф, зараза, он же АКТЕР. Он же потрясающий актрюга. Он из тех, кто живет в образе и играет, даже когда на него не направлена камера. Недаром Форман
взял его в "Полет над гнездом кукушки" и "Регтайм". И вот, поглядев на его Гриму, я поняла, что мне хочется выразиться. И выразилась. И, видно, так меня вынесло дюрифовской волной, что этот мой штукец про Гриму тиснули в литжурнале "Звезда Востока".
Было это... Боюсь соврать... В общем, давно. Через год после выхода "Двух крепостей" (вторая часть "Властелина колец").
Предупреждение: толкиенисты, просьба не видеть в рассказе наезд на Толкиена. Считайте, что это просто размышления об ответственности автора за своих героев.



— Ну, здравствуй, автор!
(слегка переиначенная фраза
Ганнибала Лектера, с которой
девяносто процентов персонажей
желало бы обратиться к своим
создателям).

Задумано было, что Магни падет от руки безбородого. Если бы автор знал, что из этого выйдет, вряд ли связался бы он со своими героями.
Автор создавал нечто эпическое, для чего ему, конечно же, нужны были антагонисты. Положительный герой удался на славу — он родился, как и положено, в стране рослых, светловолосых и рыжебородых людей, не слишком скорых на ум, но быстрых на расправу — у них это называлось «чувством справедливости». Его нарекли Магни*, и до поры до времени он не доставлял автору никаких беспокойств.
Зато с отрицательным героем беспокойства начались еще до его рождения. По законам жанра свой не мог быть злодеем, но и совсем чужой тоже не подходил, потому что ему не дали бы развернуться. Поэтому пришлось срочно отправлять рослого бородача Торгрима в Лундунаборг, ко двору тамошнего короля, где он и женился на черноволосой Сванхвит*. Первенец их уродился брюнетистым и смуглым, что многое обещало, и автор, потирая руки от удовольствия, вытащил давно заготовленное имя — Грима*.
— И что ты хочешь этим сказать? — спросил младенец.
Автор объяснил новорожденному персонажу, что тому уготована определенная роль, а имя помогает читателю ее уяснить.
— Дай словарь, — потребовал сын Торгрима.
Пять минут он листал словарь, потом взглянул на автора ледяными прозрачными глазами и сделал вывод:
— Если каждый, кто чуть темнее рыжего, для тебя — Грима, то ты сам знаешь кто.
Автору стало стыдно, но от имени он не отказался — жанр того требовал. И на некоторое время вообще забыл об отрицательном герое, занятый огорчением, которое неожиданно доставил ему герой положительный. Магни оказался изрядным хиляком, нрав имел уж очень смирный, за что сверстники прозвали его «монашком». Сначала над ним посмеивались, а потом начали поколачивать. И совсем бы пропасть положительному герою, если бы — ну, кто мог подумать! — если бы не Грима. Автор так и не понял, когда они подружились, а главное — почему сын Торгрима вдруг взял Магни под свою защиту. Отрицательный герой не отличался ни ростом, ни силой, ни внушительным видом, так как предполагалось, что во время всяких поединков и драк он будет отсиживаться в укромном углу, а потом выползать из него и вершить свои темные дела.
— Это в твоих же интересах! — автор впервые унизился до лжи, стремясь сделать своего героя отрицательным. Тот посмотрел на него прозрачными глазами и ушел туда, где уже слышались голоса: «Монашек идет!» — а это значило, что пора выручать Магни из беды.
Очень скоро соседские ребята поняли, что драка с Гримой не предвещает ничего хорошего. Из десяти задир восемь лишь на словах задиристы, а сын Торгрима времени на перебранку не тратил, нападал внезапно, в бою был хитроумно-опасен и к противнику жесток, себя, впрочем, тоже не щадил. И автор возрадовался, решив, что его злодей не просто коварный, а еще и лихой, и это придаст образу новые, романтические черты. Он задумал, что в двенадцать лет Грима убежит из дома и подастся на корабль викингов. Вместо этого Грима уговорил отца отправить его на обучение в монастырь в Ирландии, где овладел книжной премудростью и отточил свой дар искусной речи. После он отправился в странствия, побывал в Миклагарде, видел Гардарики и многие прочие земли, а в Венеции взял привычку брить бороду и не оставил ее на родной земле, отчего злые языки утверждали, что он никогда и не имел бороды.
Когда Грима вернулся из долгого путешествия — со многой прибылью и редкими товарами, — первым, кто встречал его в гавани, был Магни. Грима удивился, потому что расстались они почти детьми. C тех пор прошло столько лет, в течение которых он, если честно признаться, редко вспоминал своего тихого друга, что никак не рассчитывал на подобную привязанность. Магни был простужен и держался за щеку — у него болел зуб. Из смирного ребенка вырос покладистый мужчина с небогатой рыжей бородой, которая не делала его солиднее. Впрочем, на фоне совсем уж голобородого, благоухавшего какими-то заморскими ароматами Гримы Магни выглядел почти викингом.
После пышных приветствий с многократным упоминанием неотразимого меча, несокрушимого щита и прочего железа Магни объяснил, что послан встречать Гриму от имени кенига, и Грима удивился еще раз, не зная, чего может хотеть кениг от совершенно незнакомого человека.
Кениг хотел рассказов о неведомых землях и, по авторскому замыслу, именно здесь, в высокой зале, сияющей всяческим великолепием, в сердце Гримы впервые должно было закрасться вожделение к власти. Поэтому автор так бесцеремонно выставил напоказ почтенный возраст кенига и его слабеющие умственные способности. Старый вояка то засыпал среди разговора, то хихикал невпопад и прямо-таки напрашивался на то, чтобы прибрать его к рукам, если не вообще зарезать. В принципе, автора устраивает и то, и другое. И тут он готов дать своему герою свободу выбора.
Проходит несколько дней, автор заглядывает во дворец и видит, что незарезанный кениг, склонившись над картой, обсуждает с Гримой торговый путь в Катаю. Глаза у кенига блестят, щеки розовые, голос бодрый и речь связная. Он уже не хихикает, а громко хохочет, ударяя себя по бокам, от чего в зале все дрожит и подпрыгивает.
Ошеломленный автор отводит Гриму в сторону — поговорить
— Что здесь происходит?
— Ничего, — отвечает Грима. — Просто рассказал кенигу, чем дело кончится, если он не перестанет валять дурака. Я ведь здесь один злодей, все остальные — славные ребята, по человеколюбию своему долго тянуть не станут. Винца там отравленного поднести, белену в ухо — мало ли что можно придумать? И разве тебе самому не хочется вытащить его из этого д… — из этой передряги?
— Но это нарушение замысла! — вскричал автор. — Во-первых, я еще не решил, что ты сделаешь с кенигом, а во-вторых, даже если я вырву его из твоих коварных сетей, это должно произойти позже.
— Ну да, после того, как варвары нападут на побережье и попалят пару-другую селений. Зачем тебе две сотни трупов?
— Не мне, а тебе! Это ты призовешь варваров, потому что стремишься к власти!
— Ой, правда?! Автору захотелось острых ощущений, а покладистый Грима должен их ему доставить? До какого же уникального вида преступления додумались люди! Можно быть зачинщиком и участником любых извращений, пыток, убийств, смаковать их подробности, возбуждаться от их вида, — и остаться в стороне! Виноваты злые герои, добрый автор не хотел?! Если бы с утра здесь не мыли полы, я бы плюнул.
Автор сражен. Грима был задуман интриганом, но никак не философом.
— Слушай, а может быть, ты хочешь стать положительным героем? Еще не поздно, можно все переиграть. Будешь мчаться впереди дружины на боевом коне и сражаться с варварами.
— Нет, милый, я буду плавать на купеческих кораблях и торговать с Катаю, а потом женюсь и стану жить долго и счастливо, окруженный многочисленным потомством. И если ты думаешь, что я пекусь о кениге по доброте душевной, то глубоко ошибаешься. Просто я хочу, чтобы дело мое процветало, наследные земли остались неразоренными, а мне самому не пришлось бы получить три стрелы в спину от тех, с кем можно выгодно дружить. А ты можешь скакать на боевых конях, с кем хочешь и где вздумается, только не на нашем острове!
И Грима зовет стражу и приказывает ей близко не подпускать автора ни к дворцу, ни тем более к кенигу. Ворота наглухо закрываются перед автором, а из окошечек по обеим его сторонам высовываются нарядно блестящие наконечники стрел. «Вот интриган!» — в сердцах думает автор. Но тут на втором этаже мелькает девичий силуэт, и он вспоминает, что у Магни есть красавица-сестра Хильда*. И он устраивает так, что Грима смотрит на Хильду, но та не смотрит на него.
— Ты должен ее похитить! — внушает сквозь стены автор, представляя как эффектно будет выглядеть описание погони и первый бой Магни с безбородым.
И, разгоряченный этой картиной, он среди ночи срывает Магни с постели и гонит его разбираться с недругом.
Магни пытается прокрасться во дворец бесшумно, но громко чихает и выдает свое присутствие.
— Тебе чего надо? — спрашивает Грима, спросонья не поняв, какая нелегкая принесла к нему ночного гостя. Магни уже ничего не может сказать, он сорвался в чих и кашель.
— Чаю хочешь? — спрашивает Грима, разводя огонь. — Ты бы поберегся — чахлую болезнь наживешь, если будешь в такой холод невесть зачем по чужим дворам шататься.
— Спасибо, — отвечает Магни, принимая кружку с чаем.— Варенья не найдется? Малинового? Ой, спасибо! Я уж тоже думал — до утра не доживу. Умучил меня наш автор, все хочет, чтобы я с тобой бился. Теперь вот из-за сестры. Говорит, жаждешь ты ее и украдешь непременно. Только у меня концы не сходятся — зачем тебе красть девушку, которая еще не отказала? Ты же ей вроде ничего не предлагал?
— А чего мне ей предлагать, если она на меня не смотрит, — отвечает Грима. — И да ну, ей-богу, что у нас на острове больше женщин нет? Да и не только на острове. Мой отец в Лундунаборге женился. Что мне мешает в других странах свое счастье поискать? Мне, право слово, жаль этих страдальцев, выдуманных другими авторами. Извелись ведь на нет, каждый вцепился в свою девушку мертвой хваткой. Она его не любит, а он и жизни не рад! Да оглядись ты по сторонам, найди другую — может, она лучше будет в восемь раз!
— Нет, ты так не говори! — останавливает Гриму Магни. – Мы с тобой все же друзья, сестра моя все же — первая красавица на острове, приданое я за ней дам как положено. Она же тебе нравится?
— Да, — отвечает Грима. — А ее мы спросили?
— А ее спрашивать бесполезно, — машет рукой Магни.— Ей автор велел Лофти любить. Потому что — вникни! — у него самая красивая на острове борода. То есть, у него ничего нет, кроме бороды. Но автор ей внушил, что она — девушка бескорыстная, она пойдет за бродягу. Пропадет — но пойдет.
— Если нравится, пусть идет, ее воля.
— Так не нравится же! Ты вот говоришь, мы ее не спросили. А автор спросил, где ей рожать удобнее — у тебя в доме, или у Лофти в землянке? Он и не спросит, для него это низкая материя. Правильно, не ему же рожать! Я вообще думаю, он нас с сестрой хочет чахоткой извести.
— Не пойму я его, — отвечает Грима, — может быть, он сумасшедший? Хотя, с другой стороны, какой автор — не сумасшедший? Они на нас отыгрываются, Магни! Они хотят в нас прожить то, что сами или боятся, или не умеют делать. Вот если его кто-то обидел, и он мечтает съесть соперника, обглодать косточки и сплясать на них веселый танец, — он ведь сам этого не сделает. Он выдумает отрицательного героя и заставит его осуществить розовую мечту о мести, а потом уберет своего злодея каким-нибудь свирепым способом — спалит, например, или в кипятке сварит. Чтобы те, кто прочитает эту историю, стали добрее и лучше.
— Я когда сюда уходил, сестра сказала: «Осточертел мне этот автор!» — пробурчал Магни. - Но я не знаю, как быть, я ведь положительный герой, мне с тобой даже разговаривать теперь положено отрывисто и с презрением. Только не могу я, хоть ты режь.
Он вздохнул.
— Побил бы ты автора, что ли… Помнишь, как в детстве дрался?
— Думаешь, я такой любитель драк? Просто другого выхода не было. Я, по совести говоря, не столько тебя защищал, сколько сам от автора защищался. И всю жизнь от него защищаюсь. А сейчас думаю — может, пора перестать и вправду, как в детстве, напасть первому?
Тут за дверью раздается новый шум, и в комнате появляются Хильда, сестра Магни, и Лофти, которые тащат упирающегося автора.
— Сколько можно повторять, — кричит Хильда, — ну не любим мы друг друга! Зачем мне этот сердцеед безденежный, когда я замуж хочу.
— Во! — вторит ей Лофти. — А я не хочу! У меня самая красивая борода. Стану я ее на жену разменивать!
— Грима, сын Торгрима, помоги! — переводя дух, торжественно подводит итоги Хильда. — Нам с автором не справиться, а ты у нас — герой отрицательный, тебе и злодейство в руки!
И Грима берет длинную и крепкую веревку и вяжет автора морскими узлами, и тут же, над сопящим и поверженным телом, делает официальное предложение сестре своего друга Магни. И он любезен и весел, и дарит Хильде шелка из Катаю и жемчуга, и резаную кость из южных стран, и подписывает брачный договор, где указаны все украшения и гривны серебра, кои будущий муж обязуется подарить своей жене за каждого рожденного ею потомка рода Верлингов*. И пока автор пытается разгрызть веревки, которыми связан — договор заключен, и священник позван, и девушка сказала «да». Автор лежит связанный, и ничего не может поделать.
А утром собираются гости и пьют пиво, и Грима все-таки освобождает автора от пут и берет его на свадебный пир, где, кстати, сидит Лофти и кричит здравицы, довольный, что все обошлось. И автор тоже пьет, и тихо плачет, потому что не получилось у него героической саги, а то, что получилось — кому оно интересно? Разве только его героям…

Примечания:
* Магни (др.-исл.) — сильный.
* Сванхвит — Лебяжьебелая.
* А вот тут я не знаю, что имел в виду автор. «Grim» с древнеисландского переводится как «враг», а «hrim» — «сажа». Выбирайте сами.
* Хильд (др.-исл.) — битва.
* Lofti (англ.) — изящный.
* От «ver» (др.-исл.) — «люди».

@темы: "рассказцы"

---

Сливочное настроение

Сливочного настроения в новом году!

@темы: "Новый год"

---

Что имеем...

С утра вспоминаю Будду: желанное не дается, нежеланное приходит само. Вот я мечтаю увидеть Тома Хиддлстона. А к нам приезжает Марк Дакаскос. И я его фотографирую, стою рядом, он улыбается, позволяет похлопать себя по плечу, спрашивает, как меня зовут, расписывается в моем блокноте. И у меня есть автограф Марка Дакаскоса. Который мне не нужен. А нужен автограф Тома Хиддлстона. Которого у меня нет.

@темы: "мое кино", "сам себе праздник", "подарки я люблю"

---

С наступившим!

Первый день нового года! Он наступил! Люди, я вас люблю!

@темы: "Новый год"

---

Взболтать, но не смешивать!

Всем, кто меня знает, читает, замечает или не замечает, желаю такого Нового года, чтобы потом можно было долго вспоминать о нем с улыбкой удовольствия! Всем удачи, здоровья и классного настроения!

@темы: "Новый год"

---

Пару лет назад приезжал к нам вот такой колоритный товарищ. Зовут Буффало Биг Маунтин. Исполняет танцы индейцев Северной Америки. Общительный, умный, веселый.Полуторачасовое выступление пролетело как одна секунда. Было мало, мы не хотели расходиться и долго его не отпускали. Выступал Большая Гора со своими детьми - двумя сыновьями и дочкой. На фото - только старший его сын и дочь, самого младшего к тому времени, как начали фотографироваться, увели спать.

В начале двадцатого века дед Буффало Биг Маунтина объезжал лошадей и исполнял традиционные танцы коренных жителей Америки в шоу «Дикий Запад». Десятилетия спустя его отец исполнял традиционные танцы и знакомил европейцев с наследием американских индейцев во время своих заграничных поездок.


«Традиционный танец — это то, что я могу передать своим детям», — говорит Биг Маунтин (Большая Гора), добавляя, что всегда приветствует желание своих трех детей потанцевать с ним. — «Это часть их культуры. И я не хочу, чтобы они отделяли себя от этой культуры».

Биг Маунтин, мать которого происходит из племени могавков штата Нью-Йорк, а отец был команч из штата Техас, исполняет традиционные танцы с самого детства. По его словам, для него и его детей это не только часть их культурного наследия, но и возможность приобщить других людей к культуре коренных жителей Америки.
(из программы выступления)

@темы: "индейцы Северной Америки", "жизнь - это танец"

---

Всем советую!

Всем советую! Интересное исследование о Голливуде и нашем Локи! Он в самом деле НАШ! Ого! Янки, спасибо за комплимент! Пойду выпью и буду как Штирлиц петь "Ой, ты Волга-матушка"!

Читать здесь

antihollywood.livejournal.com/38090.html?thread...

@темы: "Локи"

---

Кормчий последнего корабля

Первоначально это маленькое исследование я выкладывала на сайте сообщества Эту битву я посвящаю Локи

lokizlokoznenniy.diary.ru/?userid=2904263

Надеюсь когда-нибудь продолжить свои поиски Локи Изначального. Обсуждение темы приветствуется.

Искать встречи с ним опасно, – можно узнать о себе много неожиданного. Избегать встречи глупо, – можно так ничего о себе и не узнать. Кто он, можно только догадываться. Каким будет, когда вернется в наш мир, – зависит от нас самих.


Тот, кто вам нужен


Северная тема сейчас в моде. Исследования о викингах выходят одно за другим, фильмы про скандинавских богов снимаются с прицелом на продолжение, туристы валят поглазеть, куда именно причалит Нагльфар – корабль, появление которого предвестит конец света. И все чаще в книгах, фильмах, рассказах экскурсоводов мелькает звонкое, как щелчок пальцами, легкое, как паутина, и тревожное, как предчувствие затаившегося в темноте волка имя – Локи.
Каждый раз, сталкиваясь с ним в бесчисленных современных интерпретациях, выстроенных по принципу «чем дальше в лес, тем острее клыки у Красной Шапочки», испытываешь странное чувство, – будто мы что-то коллективно пытаемся вспомнить. Может быть, так и есть? Ведь за именем стоит один из самых сложных персонажей не только скандинавской, но и всей индоевропейской мифологии. Один из самых трагичных. Один из самых нужных эпохе телебогов, IT-рабов и героической борьбы с избыточным весом. Его история – возможно, первая история о том, как люди попытались осмыслить космос – и испугались.

Переплетенье стали и неба


Локи посвящены тома исследований. Специалисты по скандинавской мифологии вроде бы знают о нем все. Но что именно все? Изучая тему, скоро и неизбежно приходишь к выводу, что о Локи в большинстве случаев можно говорить лишь с употреблением слов «возможно», «предположительно» и «по-видимому». По-видимому, он принадлежит к числу высших богов, которых скандинавы именовали асами. По крайней мере, основные источники северных мифов – Старшая и Младшая Эдды – заявляют об этом весьма уверенно. При этом Снорри Стурлусон, великий собиратель мифов и автор Младшей Эдды, живший в 13 веке, называет Локи зловредным и сообщает, что тот происходит из рода великанов-йотунов, обитателей страны мрака и смертельных врагов Асгарда. Согласитесь, демон, принятый богами за своего, – достаточно неординарная ситуация.
Предположительно, Локи дал нам розовые щеки, то есть, участвовал в создании или, вернее, доработке первых людей, чьи деревянные прообразы были найдены тремя странствующими асами на морском берегу. Правда, в мифе он назван Лодуром, и специалисты до сих пор спорят, творческий ли это псевдоним Локи или самостоятельный персонаж.
Возможно, правы «эддоведы», считающие Локи мифологическим трикстером, проще говоря, плутом, чьи проделки вносят искрящуюся безуминку в глуповато-прямолинейный мир Асгарда, зачастую выставляя других богов в не лучшем свете. Возможно, правы их оппоненты, настаивающие на том, что «зловредный ас» – персонаж скорее трагический, чем комический. Дело в том, что, несмотря на весь присущий Локи хохмизм, основной цикл мифов о нем группируется вокруг невеселых тем.
Первая из них – гибель прекраснейшего из богов, Бальдра, сына Одина, олицетворявшего мир, свет и вообще всю ту немногую радость, что могли видеть в своей суровой жизни древние скандинавы. Фригг, супруга верховного бога Одина и мать Бальдра, взяла клятву со всех живых существ, что они никогда не нанесут вреда ее сыну. Все любили Бальдра – и боги, и люди, и другие живые существа, все, кроме Локи. Чем Бальдр не угодил Локи, мифы не уточняют, но говорят, что зловредный ас нашел способ погубить благого бога с помощью безобидного побега омелы.
Потом он затеял перебранку с богами, едко их высмеяв. В ответ рассвирепевшие асы изловили доставучего собрата и люто с ним расправились. Локи прикрутили к прибрежным скалам кишками его собственного сына, а одна из обитательниц Асгарда подвесила над пленником змею так, чтобы жгучий яд из ее пасти капал ему на лицо. Больше всего в этой истории меня всегда поражала не свирепая жестокость «светлых» асов (их земные почитатели, викинги, еще не то выделывали), а неожиданная в таком повествовании пронзительная нота верности. Жена Локи, Сигюн, не покинула его в беде. Она сидит рядом с поверженным мужем и держит над ним чашу, в которую сочится змеиный яд. Правда, периодически приходится уносить и выплескивать наполнившуюся чашу, и в это время капли яда падают на Локи. Он содрогается от боли, земля дрожит вместе с ним. А мы наивно полагаем, что землетрясение – это сдвиг тектонических пластов.
Но главное впереди. У жестокого мифа есть продолжение, и называется оно повестью о Рагнареке – конце мира. Локи освободится, уйдет за море, на север, и вернется оттуда, ведя последний в истории Земли корабль – Нагльфар с командой оживших мертвецов. Во главе целой армии монстров и призраков он вступит в последний бой с дружинами царя богов и людей Одина и погибнет в этой схватке, но с ним погибнут почти все его враги. Только дети асов останутся, чтобы возродить жизнь на небе и на земле. К ним присоединится Бальдр, который вернется из подземного царства.

Полный аватар

История об убийстве Бальдра и Рагнареке давно привлекала художников, поэтов, философов и просто любителей северного эпоса. После гомеровской Трои это, пожалуй, самое мощное, выразительное и волнующее повествование. Но то, что проглядывает за ним, еще мощнее и выразительнее. И намного неожиданнее, чем привычная схема «добро победило зло».
Ученых, равно как и поэтов, всегда смущала двойственная природа Локи. Вроде из рода великанов и вроде из рода богов. Вроде помогает богам советами, и вдруг, ни с того ни с сего, начинает с ними враждовать. В песнях о Рагнареке он выступает настоящим чудовищем, а «Младшая Эдда» говорит, что он прекрасен лицом.
Можно предположить, что существовали две версии мифа, которые, в конце концов, просто свалили в кучу, не затруднившись выстроить хоть какие-то логические связи. Возможно, и так. Известно, что скандинавы были великолепные воины и поэты, но никудышние теологи.
Но если обратиться к другим мифологиям, генетически родственным германо-скандинавской, то мы обнаружим нечто куда более интересное. Для этого нам придется сначала отправиться в Индию.
Нет в Индии человека, который не знал бы о Кришне. В Упанишадах он мудрец, в Махабхарате – бесстрашный воин, искусный политик и повелитель великого царства, во вставной поэме Махабхараты, Бхагавад-Гите – олицетворение бесконечности космоса. А в более позднюю эпоху – прекрасный пастушок, играющий на флейте, покровитель стад. Нет таких восторженных эпитетов, которыми не награждала бы Кришну философская, религиозная и литературная традиция Индии. И вдруг, среди этого хвалебного потока, мы сталкиваемся с неожиданными упоминаниями о…коварстве Кришны. Он преследует свои цели, столь же труднопостижимые, как участие Локи в убийстве Бальдра, искусно сталкивая противников, хитря и интригуя. Его имя («Кришна» переводится как «черный») вызывало порой весьма тревожные ассоциации и входило составной частью в имена и эпитеты разнообразных демонов. Возможно, тем, кто видел «мультипликационные» картинки с изображением Кришны и имеет такое же «мультяшное» представление о нем из очень поздних мифических «биографий», это покажется невозможным, но возьмите на себя труд прочитать Махабхарату целиком – убедитесь, что изначальный образ имеет мало общего с его кукольным поздним вариантом. Да и в этих поздних сказаниях сохранились представления о хитрости Кришны, правда, здесь она приобретает характер невинных детских забав, способных вывести из терпения разве что соседок по дому. Кришна являет себя истинным «богом озорства», как нередко именуют Локи.
Чем больше их сравниваешь, тем больше находишь общих черт. Так же, как и Локи, Кришна находится на «перекрестке» мифологического социума. Первый происходит из рода великанов, но обитает среди богов, второй – царский сын, которого прячут от преследователей среди пастухов. «Не поймешь, какому сословию ты принадлежишь», – бросают Кришне враги. Точно так же не определена и мифологическая «сословная принадлежность» Локи. Как и Локи, Кришна не всегда находится в мире с другими богами, вызывая порой их ярый гнев. Заметим еще, что Локи – единственный способный к развитию образ в целом статичной скандинавской мифологии. А об изменениях в «биографии» Кришны мы уже говорили, и это тоже исключение в мифологии индуизма.
А теперь взглянем на берега Средиземного моря. Вот еще один покровитель плутовства – древнегреческий Гермес. Это на закате античного мира он будет олицетворять торговлю и все, что связано с удачей, изначально же Гермес – проводник душ умерших в подземное царство. А Локи, заметим, отец хозяйки подземного мира Хель. Гермес – путешественник по мирам, великий знаток тайных знаний и незримых путей. А Локи теснейшим образом связан с магией. Наряду с крылатыми сандалиями и волшебным жезлом Гермес обладает ожерельем Гармонии, приносящим в мир красоту и упорядоченность. А Локи похищает такое же ожерелье у богини красоты и любви Фрейи. В герметической традиции Гермеса называют «вселенский искрящийся дух». А в датском языке lokke означает некое прозрачное, сверкающее существо.
Любопытные, однако, совпадения. В скандинавских мифах проглядывают указания на то, что Локи – брат (если не брат-близнец) верховного бога Одина. Но, похоже, куда более близкими его родственниками оказываются персонажи с совсем другими именами.

Он хранит то, что скрыто

Пока знатоки спорят, наберемся наглости и предположим, что за всеми тремя образами (на самом деле, их больше, но обо всех в одной статье не расскажешь) стоит одна великая, как дух, и ослепительная, как нимб над головой святого, идея. Когда-то, давно, люди подняли взоры к небу и увидели, что мир бесконечен. Они ощутили его цельность и, в то же время, изменчивость, его неподвластность разделению на «хорошо» и «плохо», на «так должно быть» и «так не бывает». И поняли, что у этой грандиозной картины есть автор – сила, не связанная материальными оковами, не дающая никому отчета, но движущая и поддерживающая все. Люди олицетворили эту силу, дали ей имя и попытались включить в пантеон привычных богов.
Но в том-то и дело, что нельзя привыкнуть к космосу. Идея бесконечности пугает и вызывает желание спрятаться. Изменчивость жизни рождает предположения о демоническом коварстве. А уж от догадки о том, что дух волен распоряжаться материей и не зависит от нее, и вовсе нападает икота. Это значит, что дух не заинтересован в жертвах, ритуалах и подношениях, его нельзя купить, он сам решает, как действовать. А ведь мы привыкли считать хорошим и добрым лишь того, кто отзывается на все наши просьбы, неважно какие и неважно как мы завоевали его расположение.
И люди отступили. С той же готовностью, с какой мы делаем это сегодня. Вселенский Бог превратился в вестника местечковых богов у греков, шаловливого пастушка индийских поэм и, наконец, «зловредного аса» скандинавов. Викинги, как всегда, отличились, не просто исказив изначальный образ, а изуродовав его. Морским разбойникам и профессиональным наемникам было особенно трудно принять то, что когда-то им открылось (не могло не открыться). Проще вернуться к человеческим жертвоприношениям в честь Одина и Тора, чем привыкнуть к тому, что дух не требует никаких жертв (Локи, к слову, они никогда не приносились). Нельзя купить – значит, надо убить. История Локи – это зафиксированная в мифах долгая цепь попыток убийства духа.
Простодушные скандинавы, они не знали, что подобные попытки не имеют смысла. Память сохранила то, что инстинкт требовал спрятать. На раннесредневековых каменных крестах в Англии можно увидеть изображение связанного Локи рядом со сценой Распятия. Может быть, резчики тоже пробовали что-то вспомнить. Пытались взглянуть в глаза привязанного к скале пленника. А кто заглянет в них, увидит космос…

@темы: "Локи", "легенда и символ"

---

Он всегда шел вверх

Ильяс Хамидович Тухватулин. Родился в 1958 году. Учился в Ленинграде, по образованию - физик. А призванием его были горы. Заслуженный мастер спорта России, заслуженный мастер спорта Узбекистана, капитан сборной Узбекистана по альпинизму. На его счету - восхождения на сложнейшие вершины мира. Удивительно мудрый, чуткий, обаятельный человек. Таким мы его будем помнить.

Ильяс Тухватулин погиб при попытке восхождения на пик Аннапурна в Непале в октябре этого года. Да хранит тебя Гириша в новом рождении!

@темы: "вставай, переходим эту реку вброд", "личность"

---

ВИРА

Автор: Муравьиный лев
Название: Вира
Категория: джен
Размер: мини
Персонажи: Один, Локи, Тор в эпизоде
Рейтинг: G
Жанр: джен, частично – POV Локи.
Саммари: Он отдал силу. Он потерял свободу. У него ничего нет. Но он еще может внести выкуп, который заставит Одина посмотреть на все другими глазами.
Дисклеймер: все принадлежит Марвел и Локи
Размещение: размещайте!



Легко увидеть преступление.
Особенно то, которое не совершали.


Нравится ему золото, следует признать. Лишь сейчас, по возвращении в Асгард, понятно, как он соскучился по гордо сверкающим в лазоревой выси шпилям, блеску кованых альвами доспехов, ослепительному сиянию палат Всеотца.
Правда, сейчас эти палаты тонули в сумраке. Небо Асгарда затянули холодные тучи и сквозь хрусталь высоких окон лился зимний свет, печальный, как память об умершем. Сердце болезненно и часто забилось. Он знал, кто укрыл небо белым траурным покрывалом. Плакала ли Фригг, выпрядая нити воспоминаний о приемном сыне? О том, кого дворец Одина видел найденышем, принцем, царем, а теперь видит пленником?
Снова пленник. Определенно, Асгард всегда будет нуждаться в нем как трофее. В памяти мелькнуло далекое воспоминание, услышанный когда-то рассказ о Чаше. Таинственный самовозникший сосуд. Когда асы только возводили Обитель Вечности, споры о первенстве и наследии решались у подножия алтаря, на котором стояла Чаша. В руках правого она становилась легче пера, неправого – наливалась чудовищной тяжестью. Тот, кому Чаша позволяла донести себя до порога дома, признавался главой и наследником рода.
Когда Один взял ребенка с ётунского жертвенника, показался ли он ему легче пера? Тору уж точно груз достался потяжелее.
При этой мысли губы растянулись в улыбке, больно задевая стягивавший их металл. Он привык к боли, но все имеет предел. Сейчас ему было худо. Запястья, стянутые стальными оковами, занемели, тело ныло, раны словно подожгли изнутри читаурской серой. Снизу подбирался тошнотворный холодок – предвестник обморока.
По губам снова поползла улыбка, кромсая о металл мягкую плоть.
«Нет, Всеотец, ты не увидишь меня распростертым перед троном! Возможно, тебе и хотелось бы повторить сцену в Хранилище, поменявшись на этот раз ролями, но ничего не выйдет. Я упаду только мертвым».
***
… Тяжелая рука попыталась кинуть его вниз, на колени, как того требовал закон Асгарда. Он качнулся, но, собрав последние силы, устоял. Только мертвым, только мертвым!..
– Оставь его, сын!
Суровым голосом, прозвучавшим с высоты трона, владела та же безмерная усталость, что и истерзанным телом у подножия.
Защитник миров отступил от пленника.
– Тор, мой наследник! Прими от меня первую благодарность за совершенные труды и подвиги! Ты показал себя достойным сыном Одина! – голос, обращенный к владыке грома, стал мягче.
«Что бы там ни было, я не перестану восхищаться тобой, Всеотец. Услышать собственные слова! Услышать их как укор и обвинение! На такое способен только ты».
– В честь твоего возвращения, – повелитель асов попытался улыбнуться, – вечером будет праздник. А пока иди, приветствуй мать и друзей, им не терпится поздравить тебя с победой.
Тор замешкался, бросив тревожный взгляд на брата. Было видно, что он борется с собой, желая заговорить. Всеотец сжал подлокотник трона. Заметив это нетерпеливое движение, богатырь откинул колебания и шагнул вперед:
– Отец, прошу, выслушай! Локи…
– Иди, мальчик мой, – тихо, но повелительно произнес Один.
Спорить – хуже будет. Тор молча поклонился и вышел, отчаянно надеясь, что в душе отца не умерла привязанность к безумцу, стоящему сейчас перед троном.
***
– Позор!
Один стремительно спустился с возвышения.
Позор асов. Теперь это прозвище закрепится за ним навечно. Впрочем, глядя в разгневанное лицо Всеотца, можно предположить, что вечность вот-вот предстанет перед Локи Асгардским в несколько ином качестве. Вечный покой. Неужели даже он может его обрести?
– И смертные тоже хороши! – яростно продолжал Один, подойдя к пленнику. – Не думал, что опустятся до такого!
Старый воин потянул могучими руками пахнущий кровью металл. Отвратительный намордник, треснув, с тусклым звоном разлетелся по драгоценной мозаике пола. Локи судорожно втянул воздух расширившимися ноздрями. Дышать с запечатанным ртом не так легко, особенно, если силы на исходе.
– Говорить можешь? – спросил Один, разламывая стальные наручники, словно сахарный крендель, что подносят молодым на свадьбе.
– Могу, – Локи с трудом разлепил онемевшие, исцарапанные губы.
Слова, выталкиваемые пополам с хрипом, звучали так же исцарапано.
– Так говори! Я очень хочу услышать хоть что-нибудь, способное изменить приговор! – рявкнул царь, ухватив Локи за волосы и приблизив к нему искаженное гневом лицо.
Голова с хищным профилем задралась вверх. Черноволосый воин вызывающе засмеялся.
– Ты еще веселишься, глупец! – Один рванул волосы так, что из груди пленника вырвался стон. – Рассказать, какая кара ждет тебя по закону?
– По… за..кону… я могу… внести… виру, – задыхаясь, вымолвил Локи.
– Виру? – владыка ветров сейчас сам был похож на ураган. – И что же ты можешь предложить как выкуп за себя, да еще соразмерный содеянному?
– Мое прощение.
Слова прозвучали неожиданно ясно, словно Локи говорил на королевском совете.
Рука Одина дрогнула.
– Повтори, что ты сказал!
– Я готов простить тебя, – все так же ясно и спокойно произнес Локи.
Вот и конец. Радуйся, мятежный ас, тебе удастся избежать свирепого мщения закона! Даже Гунгнир не понадобится. Эта рука одним ударом отнимет заемную жизнь, как когда-то подарила ее.
***

Удара не последовало. Один отпустил спутанную черную гриву и пристально взглянул в потемневшие от боли и усталости глаза. Их цвет изменился. Из зеленых они стали синими и напомнили сыну Бора ожерелье, что закрепило союз молодого владыки асов с Фригг.
Локи выдержал взгляд. Он тоже изменился, младший принц Асгарда. Теперь этот титул ему в любом случае не подходил.
Испытующий – самое точное определение, призвание и сан. Их мало, но они – соль миров. Невидимые и всюду пребывающие, они являются в разных обличьях и под разными именами, неся особую помощь и выполняя особенную миссию. Они помогают мирам двигаться вперед, счищают с цивилизаций коросту слабости и уныния, не дают гангрене самодовольства поразить жизнь. Они готовят смену эпох. Стань асгардская язва Главой Испытующих, все встало бы на свои места. Владыка Девяти Миров исподволь готовил к этому младшего сына, но не успел. Тот не понял, какую власть должен унаследовать, и потребовал куда меньшего, но куда большей ценой. И теперь вместо Силы, Движущей Мирами, перед Одином стоял побитый мальчишка, не сумевший противостоять даже смертным. Мальчишка, которому грозит жестокий приговор, и всей власти царя может не хватить на его спасение.
– Объясни! – коротко потребовал Один, отступая на шаг.
Хведрунг осторожно повел головой. В затылке ломило после отцовского «поглаживанья».
– Объяснять придется многое, – начал он. – Буду ли я выслушан?
– Зависит от того, что ты скажешь. Я и так нарушаю обычай, разговаривая не просто с врагом Асгарда, но предателем.
Локи усмехнулся и тут же ощутил ожог от пощечины.
– Даю тебе последнюю возможность оправдаться, – холодно проговорил Один. – Или ты говоришь, разумно и почтительно, или я зову стражу и передаю тебя Высокому Суду.
Один не бросал слова на ветер. Его приемный сын это хорошо знал. Но, вместо того, чтобы подчиниться, поверженный ас улыбнулся еще шире. Улыбка перешла в смех. Локи уже было не удержать. Хохот сотрясал его тело, гремел под сводами тронного зала, вырывался вместе с солнечными лучами в световые окна, – насмешливый, глумливый, сумасшедший, вобравший в себя невыразимую боль, тоску и одиночество. Все, что он пережил, вылилось в это чудовищное веселье. Хохот унес крохотный остаток сил. Перед глазами замельтешили черные точки. Они множились, росли, кружились и, наконец, слились в тягучую, жужжащую черноту. Локи попытался сопротивляться, но не смог. Он все-таки упал…

***
Руки – первое, что он почувствовал, придя в себя. Отцовские руки заботились о нем, чем-то смазывая его раны. От их уверенной теплоты тоже становилось тепло и спокойно. Впервые за целую вечность боль соглашалась уйти. Ему захотелось прижаться к рукам, когда-то спасшим его от смерти. Прижаться и долго не отпускать от себя. Но он знал, что это невозможно. Ему неизвестно даже, что будет, когда он откроет глаза. Все же его раны – весьма слабый противовес обвинению, а о главном он все еще не сказал.
– Надо было сразу признаться, что искромсан, а не валять дурака, мы не на сватовстве у Скади.
Локи жадно ловил слова, возвращавшие прежнего Одина. Отца. Любимого. Боготворимого. Такие родные и почти забытые интонации… Неужели Митгард был лишь диким сном?
Он все еще не открывал глаза. Боль уступила место усталости. Сейчас он лишний раз моргнуть был не в силах.
– Выпей! – в губы ткнулось горлышко какого-то сосуда, по вкусу – серебряное.
– Что это? – прошептал Локи.
– Спрашиваю я, а ты пей.
Эта рука, сражавшая великанов, могла быть удивительно осторожной. Сейчас она приподняла его голову, будто вынимала спящего младенца из люльки. Локи сделал глоток.
Старый добрый мед. Сколько же доброго им позабыто.
Ласковый жар разлился по телу, возвращая прежнюю крепость. Когда-то он тоже умел целить, и его руки были нежны. Про того, кто испытывал безмятежную радость, говорили: «Локи коснулся». Но это было давно. Забылись легкие музыкальные касания, исцелявшие печаль и недуги. Теперь он может только наносить и отражать удары. Даже силу внезапно ослабевшему Тору вернул ударом магического ножа. Это случилось на вершине той странной башни, которой владеет Железный Человек. Неплохой, к слову, человек, но и он не мастер разгадывать загадки, хоть и мнит себя умнейшим из смертных.
В той башне Локи встретился с зеленым исполином, по милости которого валяется сейчас на полу тронного зала. «Мелковат!» – сказало чудище. Знал бы ты, друг, что половина моей силы, стекшей с острия ножа, гудит в мышцах Тора! Кто же позаботится впредь о силе громовержца, если Локи Асгардского все же приговорят к Трем Камням? Может быть, оставить ему запас? Пусть смешает с таким же медом и хранит в такой же серебряной фляге. Надо подумать…
Один закончил возиться с его ранами.
– Теперь ты можешь подняться. Одевайся! Обычай велит, чтобы обвиняемый говорил с царем стоя.
«На коленях. Но об этом ты умолчал. Похоже, митгардские замашки проникают и в Асгард. Как это у смертных называется – демократия? И все же, неужели, отец, ты заботился только о том, чтобы можно было продолжить допрос? Нам так никогда и не понять друг друга?»
***
– …Что произошло в Митгарде, я знаю. Меня интересует, что ты задумал против Асгарда.
Родные интонации исчезли. По тронному залу, заложив руки за спину, ходил царь, и царем владела одна мысль: обезвредить козни врага. По пятам за царем следовал солнечный луч, пробившийся сквозь рукоделие Фригг.
– Я никогда не предавал Асгард. Моей целью было благо нашего мира, – даже тень улыбки не прошла по лицу Локи, затягивавшего ремни на кожаном камзоле.
Золотые бляхи на миг блеснули в сумраке тронного зала. Солнечный луч, устав сопровождать царя, переместился на них.
Настал черед усмехаться Одину:
– Благо нашего мира? С того дня, как ты провел вражеских лазутчиков в Хранилище?
– Именно так, – Локи помедлил, заметив, как наливается вниманием отцовский взгляд. – Я видел: Тор не готов принять власть. Я говорил об этом. Но что значил один голос в сравнении с голосами дружины, обожающей своего предводителя, и тинга, ценящего лишь способность выбить дно пивной бочки одним ударом и осушить ее одним глотком? Даже ты, несмотря на сомнения, уступил восторженной молве и готов был доверить руль корабля хмельному кормчему. Я не лгал, утверждая: Тор опасен. Он сам признал потом, что бредил войной.
– А ты – нет?
– Цирк, который я устроил в Митгарде, ты называешь войной? – удивился Локи. – Да пожелай я настоящей войны, защитники Среднего мира (довольно средние, замечу, защитники) не знали бы, куда бежать и как разорваться на части. А тогда… Признаю, я сорвал коронацию брата. Я провел в Хранилище лазутчиков, прекрасно зная, что они ничего не получат. И от моей затеи выиграли все. За одним исключением.
– Если говорить об исключениях, то и ты мог оказаться в выигрыше, – Один остановился напротив Локи. – Ведь ты получил власть.
Надевая плащ с зелеными отворотами, Локи отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
– Тогда, на ступенях Хранилища, увидев тебя погружающимся в странное оцепенение, я понял, что это шанс, – сказал он. – Ты испытывал меня, открывая путь к трону. И, поверь, я готов был принять вызов и пройти испытание. Но в тот миг мне открылось и другое. Я понял, как ты любишь Тора и как хочешь, чтобы асгардский престол унаследовал именно он.
– Ты ревнуешь, – Один печально посмотрел на приемного сына. – Из ревности и пустого тщеславия ты отрезал дорогу к самому себе. Я слишком боялся обнаружить, что ты не родной нам по крови и избаловал тебя. Тор, пройдя испытание, повзрослел, а ты так и остался мальчишкой…
Царь махнул рукой.
– Если уж ты так пекся о благе Асгарда, зачем толкнул Тора в бессмысленный поход? Ведь коронацию все равно отложили. Хотел, чтобы он погиб в Ётунхейме?
– Если бы я этого хотел, то нашел бы предлог отсидеться дома, – закончив одеваться, Локи застыл на месте, словно дух, заклятый магом.
Если раньше его фигура выражала вызов, то теперь в ней читалась полная невозмутимость.
– Но я отправился вместе с Тором. Более того, если б твоему наследнику пришла в голову разумная мысль оставить хотя бы одного из нас тебе на развод, я сумел бы его переубедить. Для этого у меня были основания. И поход оказался не таким уж бессмысленным. Лафей увидел силу Тора и понял, что у ётунов есть противник, с которым стоит считаться. А я должен был узнать слабые места большого синего дядюшки. Я их узнал. И у меня не было даже тени сомнения, что ты появишься вовремя. Я недаром послал к тебе своего слугу: несмышленых и нерасторопных при мне не бывает.
– Что же ты узнал о Лафее?
– Что вождь ётунов ненавидит и боится тебя. Страх и ненависть – что может быть лучше, если хочешь обмануть? Я воспользовался этими чувствами, чтобы уничтожить врага. Лафей не успокоился бы, пока не нашел способ проникнуть в Асгард и либо вернуть ларец, либо забрать твою жизнь. Значит, надо было предупредить удар. Согласен, я убил его несколько театрально. Но мне хотелось вознаградить себя за труды. И я все еще надеялся, что ты поверишь мне.
Один адресовал допрашиваемому долгий испытующий взгляд.
– Ничто не шевельнулось в твоем сердце, когда ты нанес Лафею смертельный удар? - спросил он.
Локи перевел взгляд на дорожку, проложенную еще одним солнечным лучом.
– «Сын Лафея»… Твои слова чуть не убили меня. Быть ётуном в Асгарде – значит, быть никем. Что делать, если враги сошлись в смертельной схватке, а ты принадлежишь обеим сторонам? Отойти и оплакивать друзей, оказавшихся врагами, и врагов, ставших родичами? Предать одну из сторон? Но, когда первый приступ ярости и растерянности прошел, что-то шепнуло мне: иди и узнай сам. В ушах всё еще звучало: «Слишком маленький для сына великана». Что это могло значить? И я снова отправился в Ётунхейм.
Локи осторожно провел рукой по искореженным губам.
– Лафей сидел на своем ледяном троне, исполинский, чудовищный и чужой. Я пустил в ход всю свою магическую силу, чтобы нащупать хоть малейшую ниточку родства, но ощутил лишь пустоту. Ничто не связывало нас: ни чувства, ни природа. Не знаю, почему я могу становиться ётуном, как не знаю, почему могу становиться человеком, но я не принадлежу Ётунхейму ни кровью, ни душой. Я из другого мира.
Синие глаза требовательно и властно взглянули на отца:
– Ты ошибся или солгал?
Один опустил голову:
– Я не желал тебе зла.
– Я так и думал, – Локи снова устремил взгляд на солнечный луч. – Ты просто не хотел видеть меня на троне.
– Не хотел, - прямо ответил Один. – Тебе была уготована иная власть. Я предназначил престол Вечной Обители Тору, потому что он создан для него. А ты создан владычествовать над всеми престолами. Кроме царской власти есть власть духовная, без которой первая все равно, что обломок сосульки на солнце в весенний день… Лишь вдвоем с Тором вы можете поддерживать миры в равновесии.
– Ты ничего не говорил об этом, – по лицу Локи пробежала тень. – Зато я запомнил другие слова, обращенные ко мне и Тору, когда мы были еще детьми: «Вы оба рождены царями!» А что делать царю без царства? Носить мантию за тем, кому она досталась по праву рождения? Служить красивой декорацией на торжественных приемах? Брат царя! Невозможно представить более бессмысленный титул. Я не видел себя в Асгарде. Все заслонял Тор. Его будущее было ясно, мое… Я решил, что у меня нет будущего.
«Все же я устал… Хорошо бы сесть прямо на пол. Нет, Локи, придется держаться. Наверное, и впрямь я слишком пренебрегал обычаями. Попробую их теперь на вкус».
Один еще раз прошелся по залу.
– Мне понятна твоя досада, – наконец, вымолвил он. – И есть в чем себя упрекнуть. Допускаю, ты верил, что, помешав Тору занять трон, заботишься об общем благе. Я даже готов вспомнить, что ты пытался заступиться за брата после возвращения из Ётунхейма. Гнев, худший из советчиков, помешал мне тебя выслушать. Моя ошибка. Но зачем ты солгал Тору, сказав, что я умер? Будешь убеждать, что не хотел оставить его в Митгарде навеки?
– Не нужно много ума, чтобы понять: Тор все равно вернулся бы в Золотой город. Вопрос – кем? Он мог вернуться из милости или по праву, прощеным изгнанником или героем. Для него, тебя, Асгарда и всех девяти миров лучше было второе. Но закон миров непреложен, и он неумолимее асгардского. Чтобы обрести, надо отдать. Или потерять. Решив, что потерял тебя навеки, Тор обрел себя самого.
«Я не расскажу, что почувствовал, увидев брата в слезах. Потому что и сам не знаю, владела ли мною жалость или восторг оттого, что страдание ¬ не только моя доля. Да, во мне вспыхнула безумная надежда на трон Асгарда, и я чуть не забыл о прежних намерениях. Но неудачная попытка поднять Мьелльнир уничтожила мою самонадеянность. Вернувшись в Асгард, я уже знал, что делать. И я жду, что сейчас ты спросишь об этом».
– Ты ловко правишь колесницей, – единственный глаз Одина снова остановился на тонком лице с заострившимися чертами. – Но есть камень, который тебе не объехать. Ведь это ты послал в Митгард Разрушителя, и ты велел ему убить Тора. Убить брата и своих друзей. Или скажешь, что это была случайность? Разрушитель не понял приказ? Его отправил на Землю кто-то другой?
– Его отправил я, – просто ответил Локи. – С приказом убить Тора. И всех, кто с ним. Если бы Разрушитель гонялся только за Тором, а все остальные дружно спасали врага врагов Асгарда, он навсегда попрощался бы с Мьелльниром, бессмертием, троном и тобой. Только подвиг мог вернуть Тору все утраченное. Видит Высшая Сила, мне было нелегко. Тор совершил величайший подвиг, принеся себя в жертву. Я эту жертву принял. Смертные и асы ее оценили. А когда дело было сделано, я воскресил твоего сына.
– Что? – Один замер.
– Я умею возвращать жизнь, – Локи говорил так, словно речь шла о самом заурядном деле. – Правда, лишь тогда, когда это не противоречит закону исчерпанности. Но жизнь Тора – полная чаша, ее трудно исчерпать, так что мне оставалось только вернуть ее владельцу. Правда, для этого понадобилась изрядная доля моей жизненной силы.
В глазах, напоминавших ожерелье Фригг, заискрилось лукавство.
– Говоря по правде, в какое-то мгновение, я испугался, что ее не хватит: у наследника Вечного престола отменный аппетит.
«Знал бы ты, что моя сила гуляет теперь и в твоих венах! Твое внезапное пробуждение никого не удивило, а ведь не отдай я все, что еще оставалось у меня на Радужном мосту, долго бы еще длился твой сон, Всеотец!».
Локи смело взглянул в лицо мудрейшего из асов:
– Знаю, моим словам нет веры. Ты можешь думать, что я потерял голову от страха и плету небылицы, чтобы спасти жизнь. Но мне нужна не жизнь. Она была не нужна уже на Бивресте. Оставалось окончательно обессилить ётунов, и я сделал это, направив мощь Радужного моста на Ётунхейм. А потом заставил Тора биться с собой. Я знал, что в бою мне с ним не сладить, но раздразнил. Хотелось погибнуть воином, раз уж не вышло жить царем.
– Мне казалось, что любовь – ложь, – слова падали в тишину зала, как камешки в воду. – Ничего не значащие уверения, которые охотно дают, когда нуждаются в тебе, и легко забывают, когда нуждаешься ты. Но, увидев, как Тор рушит Радужный мост, отрезая себя от возлюбленной, я испытал его боль. И понял, что любовь существует. Пусть не для меня. Но она есть. Я бросился на брата, чтобы помешать ему и…
«…пробудил тебя, отдав ту силу, что еще жила во мне».
– …и хочу, чтобы ты поверил сказанному мной на Бивресте: то, что я делал, делалось ради всех нас. Да, это было жестоко, но я знал, у злого начала будет благой исход.
Золотые лучи, совсем не соответствующие моменту, прорвались в тронный зал, словно мальчишки в первые ряды коронационного шествия, и принялись играть в прятки в отливающих ночью волосах. На голове Локи засверкал тонкий обруч из солнечных искр.
– Возможно, все это так, – вздохнул Один. – Но ты очернил доброе имя нашего народа, заключив союз с читаури и затеяв в Митгарде войну. И судить тебя будут, прежде всего, за это.
– Так судите! – в глазах Локи загорелся вызов. – Судите за то, что тессеракт не у смертных, рвущих друг другу горло за право сожрать лишний кусок, не у Таноса и его темных помощников, а там, где он и должен быть, – в Асгарде!
– Тессеракт вернул Тор,– сурово оборвал Локи Всеотец.
– Тессеракт вернул я! – Локи по привычке резко взмахнул ладонями – верный признак того, что речь идет о накипевшем. – Танос хотел, чтобы я провел читаури в Асгард, как когда-то – ётунов. Но я сумел убедить его военачальника, что знаю только одну тайную тропу, которая теперь известна асам и охраняется Хеймдаллем.
– Убеждать пришлось долго, – криво усмехнулся Повелитель магии. – Танос верит только очень веским доводам. И в своем роде он редкий мастер. Во всех известных мне мирах есть, пожалуй, только еще одно существо, которое столько же знает о боли – темнокожий вождь той дружины, что помогала Тору. Но смертный исполнен сомнений и слишком любит слова, а Танос от сомнений избавлен, и слова его всегда подкреплены делом.
Один заметил, как взгляд Локи на мгновение оцепенел, – от воспоминаний о пережитом, видимо, было не так легко отделаться.
– Мне удалось переключить его внимание на тессеракт, – Локи уже пришел в себя. – Я знал, что талисман находится в Митгарде, знал о тайной организации, пытающейся овладеть его силой, и придумал, как затупить читаурские клыки и обточить гордыню землян. Не все прошло гладко, смертные оказывались порой чрезвычайно недогадливы, да и Тор мог бы сообразить, что если я собирался, в самом деле, завоевать Митгард, то не направил бы всю армию в мало примечательный район мало примечательного, на мой взгляд, города. Вот уж кем не хотел бы я править, так это людьми! Но никто не собирался облегчить мою задачу, и мне приходилось на ходу менять планы и разыгрывать из себя шута, чтобы заставить их делать то, что нужно.
Зрачки цвета полуденного неба презрительно сузились.
– Почему демон ночи так легко сдался? – передразнивая кого-то из землян, вопросил он. – Какие же тугодумы населяют Митгард! Лучшие из них задавали глупейшие вопросы и искали ответы где угодно, только не там, где их нужно искать. Представляю, как бы удивился вождь этой славной команды, если бы я рассказал ему, почему лучший стрелок их мира промахнулся, целясь в него в упор с близкого расстояния. Ну, как же! Локи Асгардский отводит удар, позволяя лишь слегка ранить врага – настолько, чтобы не мешал унести тессеракт из гибнущей лаборатории? К слову, не такой уж он доблестный воин – упал замертво, когда в него выстрелили, будто и впрямь решил, что убили. И так долго приходил в себя, что превзошел самые смелые мои ожидания.
Злокозненный ас – так успели прозвать его в Золотом городе – закашлялся и замолчал.
– Смертные так и не поняли, почему я не скрывался, будучи в Кобыльем саду, – продолжал он, переведя дух. – Они даже не задумались над тем, что я мог легко бежать во время поединка Тора с Железным Человеком, но, вместо этого ждал, призвав на помощь все свое терпение, пока эти двое поймут, что делают общее дело.
Хуже всего то, что в смертных пробудился звериный инстинкт. Их владыки отдали приказ об уничтожении города. Слава богам, один разумный все же нашелся в той дружине, которая так пышно себя именует. Железный Человек понял, что к чему, и перенаправил удар на силы читаури.
Да, мне пришлось тяжко. Но вышло по-моему. Сын Одина вновь показал себя героем, читаури получили хороший урок, а в Митгарде поняли, что игрушка, попавшая на Землю, им не по силам. И тессеракт вернулся в Обитель Вечности.
– А на добром имени Асгарда, – ухмыльнулся Локи, – вопреки твоим опасениям, нет ни единого пятна. Оно чистым золотом выбито на скрижалях благодарности. Ведь Асгард, в который раз, пришел на помощь Земле, в то время как Локи, найденыш, не состоящий в кровном родстве с асами, неистово отрекался от тебя и Тора. Сколько смертных готовы это подтвердить! Да разве только они? Танос, и тот присягнет, что одно упоминание об Асгарде приводило меня в ярость. Право слово, в тех мирах, где есть театры, из меня вышел бы отменный актер.
– Борьба за тессеракт привела к гибели людей. Тебе их не жаль? – тихо спросил Один.
«Почему я не спрашиваю, жалел ли ты обо мне? Может быть, потому что следы скорби на твоем лице не требуют, чтобы их приукрашивали словами? Да, ты скорбел… но, повторись все сначала, ты снова сказал бы: «Нет, Локи!»
– Попади тессеракт к Таносу, жертв оказалось бы куда больше, и не только в Митгарде, – веско возразил Локи. – И, к тому же, я не могу жалеть их как ты. Асы дружат с Митгардом и воюют с его врагами, а для меня Средний мир ничем не отличается от планеты читаури. Та же злоба, рожденная алчностью, то же рабство плоти, то же равнодушие ко всему, что не плоть. Знаешь, как они себя называют? Homo sapiens. В переводе с мертвого языка Митгарда – «человек разумный». Как часто они говорят о разуме и как редко пускают его в дело! Да, есть среди них благородные душой и отважные сердцем, но, поверь, и среди читаури есть свои герои.
– Впрочем, – закончил Локи, – я знаю, что немало задолжал смертным. Возможно, я еще сумею уплатить долг.
– Почему ты не пытался объяснить хотя бы брату, какую цель преследуешь?
– Потому что он – хранитель чести Асгарда, о которой ты говорил. Он не мог быть причастен к плану, включающему в себя войну. Я вернул его тебе, Всеотец, победителем. И сегодняшний праздничный пир ничем не будет омрачен.
Один устало взглянул взглянул на Локи:
– Думаешь, я так далек от тебя, что способен радоваться?
– Радость чувствуешь, когда легко на душе, – с беззлобной веселостью отвечал Локи. – Мне легко, потому что я простил тебе и Асгарду муки и зло, выпавшие на мою долю. Роковые ошибки, поспешные обещания, необдуманные слова преданы забвению. Это и есть моя вира. Прими ее, и тебе тоже станет легко.
Тронный зал вспыхнул янтарным светом. Солнце окончательно сорвало снежную завесу. По расписанным фресками стенам и сводчатому потолку заплясал праздничный фейерверк его лучей. В озорном блеске лицо Локи преобразилось и само, казалось, источало свет. Он смело смотрел на Одина и впервые Всеотец не ощутил в этом взгляде даже толики лукавства.
Отбросив сомнения, царь шагнул навстречу сыну и обнял его. Он прижимал к груди черноволосую голову и чувствовал: что бы ни случилось, никакие законы не заставят его разлюбить это странное, непостижимое создание, пришедшее из незнаемых миров. Разве дело в крови, в родстве? По духу повелитель магии ближе Одину, чем любой из асов, включая родного сына. Когда речь шла о врагах, мудрейший умел быть коварным и выстраивал порой такую интригу, что Иггдрасиль качался от удивления. Так ему ли не понять бога обмана?
– Я пользуюсь своим правом царя и принимаю виру, – сказал повелитель асов, слегка отстраняя Локи. – Простим друг друга, забудем прошлое и подумаем о будущем.
– Мое будущее определено, – Локи все еще не отнимал рук от отца. – Ты прав – Асгард не для меня. Пройдя через все, я понял это и нашел свой путь. Испытующие. Об этой власти превыше престолов ты говорил? Я принимаю твой новый вызов. Моих сил хватит, чтобы найти дорогу к Испытующим. И если я не пройду все, что они предложат, и не стану их Главой, то Асгард никогда больше не услышит обо мне.
– Асгард услышит, – улыбнулся Один. – Ты вернешься. А я тебя дождусь. Ведь за смену времен Повелитель Девяти Миров и Глава Испытующих отвечают вместе,
Он потрепал не поддающиеся никакому гребню волосы. Локи медленно отступил от отца. Не отводя влажно блестевших глаз, повелитель магии прочертил в воздухе тайную руну. За его спиной начали медленно проступать закручивающиеся в спираль сапфировые огни. Он ждал. Дверь в другие миры открылась.
Локи шагнул к холодному пламени.
– Локи! – изо всех сил крикнул Один.
И, когда тот вопросительно обернулся, твердо произнес:
– Теперь я говорю – да!
Локи легко и радостно засмеялся, быстро поклонился Одину и исчез в сиянии нездешних огней.

@темы: "Локи", "рассказцы"