Пляски у костра

Сегодня у меня праздник. Ибо - день рождения Фредди Меркьюри.
Отмечаю этот день уже двадцать лет. В этом году тем более грех не отметить -
ему могло бы исполниться семьдесят. Могло бы? Нет! Музыке не может быть семьдесят,
или семь. Музыка - это всегда "сегодня")

@темы: "love of my life"

---

Замри, умри, воскресни

Статью о мифологической смерти Дарта Вейдера я обещала давно,
легкомысленно решив, что Милорд пойдет туда, куда я поведу.
Но: "Ты встретишься со своей судьбой!" - сказал он, и статья стала вдвое
больше, чем задумывалась, выйдя за рамки первоначальной темы.
В результате я предлагаю читателям попытку исследования мифотипа
"человек судьбы", конечно же, на примере Дарта Вейдера.
Статья большая и требует определенного терпения (а желательно еще и интереса
к мифологии). Так что, удачи и да пребудет с вами Сила!

Предупреждение
Современная киноиндустрия рождает проблему вариативности героя. Персонаж фильма не похож на самого себя из комиксов, романов, компьютерных игр и другой продукции «расширенных вселенных», возникающих вокруг популярной муви-истории. Более того, персонаж фильма не всегда оказывается похож на самого себя из сиквелов и приквелов. Поэтому, говоря о героях, например, «Звездных войн», следует уточнять, на какой материал опирается автор. Как уже поняли читатели предыдущих заметок, предметом моего интереса является Дарт Вейдер из Оригинальной трилогии. Вероятно, когда-нибудь я попробую наведаться на территорию трилогии Энакина и рассмотреть философию Квай-Гон Джинна, житейская практичность которой заслуживает и внимания, и применения. Но это «когда-нибудь» наступит нескоро. А пока – ОТ и Дарт Вейдер как ее ось. Да-да, именно ось. Четвертый, пятый и шестой эпизоды сняты так, что центром, вокруг которого вращается далекая-далекая галактика, может служить каждый из ее основных персонажей, хоть R2D2 и C3PO. Недаром Лукас как-то обмолвился, что «Звездные войны» представляют собой события глазами роботов. Так почему бы мне, зрителю, не посмотреть на те же события сквозь линзы маски лорда Вейдера?
Второй проблемой в обсуждении любого фильма является перевод. Мой английский слишком ограничен, чтобы оперировать текстом оригинала, а перевод, даже самый талантливый и профессиональный, всегда неточен. Он не передает всех оттенков «исходника», не только смысловых, но и эмоциональных. Там, где в оригинале персонаж говорит, например, сурово и непреклонно, в переводе интонации могут быть смягчены; более высокий тон передается более тихим произношением и т.д. Поскольку голосовая характеристика чрезвычайно важна для героев фильма, а их слова играют не меньшую роль, чем поступки, персонаж оригинала и персонаж перевода можно рассматривать как самостоятельные характеры. Прошу учесть во время чтения, что речь идет о Дарте Вейдере перевода.
И последнее: все, что я пишу, может быть вполне субъективно. А, может быть, нет.

Теперь, когда читатель предупрежден, перейдем к самим заметкам, цель которых – узнать, какой «определенный смысл» вкладывал Оби-Ван в слова о смерти Энакина Скайуокера, и что мог подразумевать Йода, говоря о еще одной надежде. Для этого нам предстоит совершить путешествие в мифологию и познакомиться с тем, кого я называю человек судьбы.

Эпизод IV. Магистр Кэмпбелл и его ученик Джордж «Энакин» Лукас

Далекие-далекие шестидесятые. Университеты и прочие образовательные учреждения превратились в кружки юного джедая религиоведа. Интерес к религиозным системам и мифологиям, особенно древним и экзотическим, стал признаком хорошего тона наряду с поисками сермяжной правды, эзотерическими практиками и жизнью в духе Махатмы Ганди. В этой обстановке никому не известный студент Modesto Junior College (город Модесто, штат Калифорния) Джордж Уолтон Лукас-младший изучает антропологию, социологию и литературу и по ходу открывает для себя интереснейшее исследование религиоведа Джозефа Кэмпбелла – книгу «Тысячеликий герой». В ней Дж.Кэмпбелл на основании анализа множества сюжетов приходит к выводу, что истории хорошо известных нам мифологических и сказочных героев Европы и Азии имеют сходную структуру. Кэмпбелл назвал ее мономифом, универсальным мифом или «путешествием героя».
Миф о путешествии героя состоит из трех главных стадий. Первая – исход. Герой, так или иначе, выпадает из привычной среды («покидает дом») и отправляется к какой-то цели. Вторая – инициация. Герой проходит испытания, символизирующие смерть, преображается и одерживает победу, достигает цели. Третья – возвращение домой, часто связанное с возведением героя на царский трон или приобщением к сонму богов. В мифах разных времен и народов эти стадии остаются неизменными, хотя детали внутри них бесконечно варьируются.
«Тысячеликий герой» стал одним из источников вдохновения Лукаса при разработке сюжета «Звездных войн». Режиссеру удалось мастерски воспроизвести универсальный миф на большом экране. Так мастерски, что почти никто не заметил новую трактовку старой схемы. Искушенные знатоки «путешествия героя» отметили (а менее подготовленные зрители почувствовали) сходство Люка Скайуокера с Персевалем и подобными ему персонажами, и на том остановились. А ведь Лукас с энтузиазмом Энакина Скайуокера нарушил незыблемую традицию и по-своему истолковал универсальный миф.
Дело в том, что «путешествие героя» всегда было историей положительного персонажа (понятие «положительности» может меняться от эпохи к эпохе и варьироваться у разных народов, но важно, что данная культурная система воспринимает того, о ком идет речь, как положительного, «своего»). Этот персонаж воплощает дух жизни, поэтому находится в постоянном движении. Он перемещается из пункта А в пункт Б и все следующие пункты, и, так или иначе, меняется вместе с этими перемещениями. И не просто меняется, а обновляется (Иван-дурак в прологе – писаный красавец в эпилоге).
Мифологические злодеи, напротив, статичны. Они «застыли» в определенном месте (пещера, лес, загробный мир) и неизменном состоянии (дракон вечно сторожит клад и пожирает девиц, тролль всегда глупый, ведьма злая и тому подобное). Кино до поры до времени придерживалось тысячелетней традиции (особенно добрый старый Голливуд), перенося ее не только в перевралки путешествий Синдбада – сниженный вариант «путешествия героя» можно найти даже в приключениях «Дафны» и «Джозефины» («В джазе только девушки»).
Лукас тоже отдал дань традиции. Положительные герои «Звездных войн» нередко попадают в знакомые и знаковые сказочные ситуации. Здесь и «смена миров» (из мира обыденности – в мир опасностей и приключений), и «перепутье» (выбор и связанные с ним сомнения – пойти ли налево и Falcon Millennium коня потерять, прямо – и самому погибнуть), и смертельная угроза вкупе с чудесным спасением, наконец, не менее чудесное преображение (авантюрист Хан оказывается героем-орденоносцем, делец и картежник Лэндо становится генералом повстанческой армии и даже C3PO удалось побыть на месте бога). «Подвижные» реакции героев на мгновенно меняющиеся ситуации, стремительное чередование событий, готовность к контакту с окружающим миром выразительно контрастируют с мрачной статикой «обителей зла». Звезда смерти, укрепленное логово Джаббы Хатта или гнездо сарлакка выглядят саркофагами разной формы и размера, но с одинаковым назначением – пожирать любое проявление жизни.
Если бы создатель «Звездных войн» остановился только на этом, история Люка Скайуокера собрала бы свою кассу и осталась в своем времени, как еще одна старая-старая сказка. Но Лукас не один пришел, а с кузнецом. В 1977 году во всемирной мифологии появился качественно новый персонаж – Дарт Вейдер. Злодей без лица и в устрашающих доспехах, он наделен собственной историей и способностью к изменениям. А, главное, он получил право на свою, отличную от всех других, дорогу – дорогу судьбы.

Эпизод V. Шаги командора, или
В чем прав Оби-Ван

Пути Люка Скайуокера и Дарта Вейдера – мифообразующие границы «Звездных войн». Обе связаны между собой темой судьбы. Но если у Люка она уравновешена ролью положительного героя, то в истории Дарта Вейдера судьба выступает как величина абсолютная. Вейдер – человек судьбы. Это отличает его от других персонажей «Звездных войн». Он ближе к героям старинных японских драм и германского средневекового эпоса (особенно к Хагену фон Тронье из «Песни о Нибелунгах», которого литературоведы именуют «героическим злодеем»), чем к обитателям ДДГ.
То, что Вейдер принадлежит к типу человека судьбы, подтверждает сам Лукас. Если хотите узнать полную правду о Силе в «Звездных войнах», советую прочитать великолепную работу Sithoid и Whill «Журнал Уиллов»: настоящая история мифической книги» на сайте Jedi Council
см. здесь
www.jcouncil.net/topic16399.html

В этом подробном исследовании приводится следующее высказывание Лукаса: «Сила делится на две части: Живая Сила и более великая вселенская Сила. Живая Сила дает чувствительность к другим живым существам, усиливает интуицию, позволяет читать чужие мысли и так далее. Но Великая Сила имеет дело с судьбой. Исследуя Силу, можно узнать свое предназначение и решить, следовать ему или нет» (Laurent Bouzereau and Jodi Duncan. Making of Star Wars Episode I (1999).
Сказано в 1999 году, но, судя по всему, Лукас придерживался этой концепции уже во время съемок ОТ. Дарт Вейдер неоднократно говорит о судьбе и явно отождествляет это понятие с путем Силы.
Путь человека судьбы стадиально повторяет мономиф. Но есть и существенная разница. В «путешествии героя» все жизненные этапы важны, все они предъявляются читателю (или, в нашем случае, зрителю). Перед нами проходят детство или юность персонажа, его взрослая жизнь, а зачастую и старость.
Драма человека судьбы состоит из явных и скрытых стадий. Проследим ее на примере Дарта Вейдера.
Впервые зритель встречается с Вейдером, когда тот давно перешел на Темную сторону. Трудно угадать его возраст в «Новой надежде», но понятно, что Вейдер уже не юноша. За его плечами – ученичество у мастера-джедая Оби-Вана и таинственная история, связанная с потерей семьи. К слову, эта история, какой бы она ни была, противоречит той, что показана в приквелах. Лея говорит о матери: «Я ее почти не помню. Я была совсем маленькой». «Совсем маленькая» – это все же не «только что родилась». Чтобы хоть как-то помнить мать (а Лея помнит не как-то, она помнит черты ее характера, ее красоту), сестра Люка должна была какое-то время находиться рядом с ней. Это значит, что жена Вейдера не погибла при родах. И что, скорее всего, Вейдер знал о рождении сына. Правда, потом кто-то убедил его, что семья погибла. И даже нетрудно догадаться, кто. Оби-Ван рассказывает Люку: «Вас спрятали от вашего отца, когда вы родились». Спрятали так, что Вейдер и не пытался искать – значит, имитировали гибель его жены и оебенка (на самом деле, двух детей, но Лукас так долго колебался, решая, кем приходятся друг другу Люк и Лея, что вплоть до финала трилогии Вейдер о дочери ничего не знает). Император вполне мог представить случившееся как дело рук самих джедаев. Не «ты убил во гневе» (так ведь можно и сломать, а на что сломанный и сломленный годен?), а «джедаи виноваты!» (весьма действенный стимул для того, чтобы Вейдер вознамерился изничтожить джедаев под корень).
Так или иначе, Вейдера оригинальной трилогии легче представить переходящим на Темную сторону не ради жены, а ради сына, вернее, ради власти, которую можно передать наследнику. Власть, могущество, семья – основные принципы феодального мировоззрения, а мы уже говорили о близости Вейдера носителям этого мировоззрения в средневековой литературе.
Но вернемся к структуре мифа о носителе судьбы. В ОТ о детстве или юности Вейдера ничего не говорится. Его «исход» из привычной среды (дом, семья) остается в прямом смысле за кадром. «Сокрытая» юность – один из характерных признаков человека судьбы. «Песнь о Нибелунгах» не рассказывает о том, как протекала первая половина жизни Хагена фон Тронье. Беовульф, герой одноименной англосаксонской поэмы, появляется в повествовании закаленным воином, мы знаем о его юных годах лишь отдельные детали. И может ли кто-нибудь рассказать о маленьком Гамлете из трагедии Шекспира? (Хочу уточнить: человек судьбы далеко не всегда персонаж отрицательный, но он всегда так или иначе связан с «темной стороной» – совершает неоднозначные поступки, допускает роковую ошибку, поддается искушениям, стремится отомстить и так далее).
Первый этап, зачастую детально прописанный в «путешествии героя», у человека судьбы почти полностью отсутствует. Персонаж появляется в сюжете из некоего неизвестного нам (=иррационального) пространства и сразу включается в действие. Человек судьбы всегда наделен неким предназначением. Путешествующий герой тоже предназначен – для подвигов, борьбы со злом, восстановления справедливости, но его главное предназначение – повторить путь умирающего и воскресающего бога. Поэтому детство и юность героя мономифа так важны – «человеческий» пролог предваряет «божественный» финал, внушая тем, кто внемлет рассказу, надежду пройти тот же путь.
В противовес ему у человека судьбы всегда одно предназначение: он не уничтожает зло, он ценой своей жизни восстанавливает баланс добра и зла в мире (Хагену удается навеки скрыть золото нибелунгов, навлекающее гибель на всех своих владельцев; Гамлет погибает сам, но убивает Клавдия; Иидзима Хэйдзаэмон устраивает собственную гибель руками своего слуги Коскэ, чтобы дать тому возможность отомстить за отца, но тут же поручает ему рассчитаться с врагами, покушавшимися на честь рода Иидзимы).
Человек судьбы может знать о своем предназначении или ничего о нем не ведать, или ведать, но не верить. Однако предназначение есть, и оно будет выполнено – после того, как судьбоносец пройдет второй этап своего пути. Назовем этот этап мифологической смертью.
Поскольку начальная стадия в истории человека судьбы скрыта, то мы встречаем его уже на этапе «смерти», который по своей протяженности и значению может оказаться почти равным его жизни.
Что такое мифологическая смерть? Это состояние трудно конкретизировать, но легко почувствовать и представить. Персонаж, находящийся в состоянии мифологической смерти, может быть чрезвычайно активен; внешне он ничем не отличается от окружающих, и все-таки метафизически он мертв. В мифологическом сознании смерть не является небытием. Это – иная форма существования, враждебная земной жизни. Смерть стоит в одном ряду с такими понятиями как зло, тьма. Персонажи, воплощающие эти понятия, принадлежат миру смерти и приносят ее в мир жизни. Можно сказать, они «заражают» смертью, сея ее как чуму. Наиболее характерным воплощением мифологической смерти является дракон или змей, похищающий (пожирающий) девушек (=жизнь).
Но главное, что делает человека судьбы принадлежным смерти – инаковость. Чужестранцы, иноверцы, нарушители общепринятых норм воспринимаются мифологическим сознанием как посланцы из не-живого мира, несущие угрозу миру живых.
Дарт Вейдер – продолжатель древней мифологической традиции в новом времени. Из не-живого мира Императора он является в живой мир далекой-далекой галактики, чтобы обернуться классическими воплощениями мифосмерти. Сам способ его существования (получеловек-полумашина), устрашающий вид, тотальная внутренняя отгороженность от других существ делают его «инаковым» для всех, с кем он имеет дело. Характерно отсутствие у Вейдера каких-либо воспоминаний. Он как будто буквально испил «летейской воды» и только вторжение носителей его прошлого в настоящее (Оби-Ван, Люк) пробуждает его память. Представление об обитателях загробного мира, потерявших память о прошлом, о земной жизни, характерно для ряда мифологий, в первую очередь, древнегреческой. Это представление сохранялось в средневековой Европе: Данте в «Божественной комедии» говорит, что после Страшного суда обитатели ада забудут все, что знали о прошлом.
По всем мифологическим канонам Вейдер «мертв». Именно эту смерть имеет в виду Оби-Ван, когда рассказывает о гибели Энакина Скайуокера. Он действительно говорит правду, так как для человека древности (и средневековья) мифологическая смерть более «мертва», чем смерть «обычная».
Мифология дала Лукасу богатейший материал для воплощения – мифологический и художественный. Интересно наблюдать, как в каждом фильме ОТ Вейдер предстает в одном из классических образов мифосмерти.
«Новая надежда»: дракон, похищающий принцессу. Схема волшебной сказки выдержана Лукасом вплоть до деталей. Лея, которую Вейдер берет в плен, действительно принцесса. Черная броня и дыхание Вейдера наводят на мысль о непробиваемой чешуе и смертоносном дыхании сказочных змеев. И недаром именно в «Новой надежде» показан бой Вейдера с пилотами Альянса: драконы сражаются в полете.
«Империя наносит ответный удар»: Каменный гость. Мало кто заметил эту параллель к эпизоду, где Вейдер берет в плен Хана Соло, а ведь мастерство, с каким пересказана на новый лад старая легенда, поистине достойно восхищения. Авантюрист Хан Соло – экранный брат испанского гранда. До Облачного города он не прочь закрутить интрижку с Леей, без серьезных чувств и намерений. Но, как честь донны Анны оберегает ее покойный супруг, так неожиданное появление Дарта Вейдера меняет направление сюжета и отношения героев. Как мы помним, Дон Жуан пригласил статую командора, мужа донны Анны, на ужин. А теперь вспомните, что видит Хан, когда Лэндо приводит его, вместе с Леей и Чубаккой, в комнату для гостей? Вейдера, сидящего за накрытым столом. Статуя командора отправляет Дон Жуана в ад рукопожатием, и это смертоносное рукопожатие читается в вытянутой вперед руке Вейдера, отражающей выстрелы Хана. Замечу, что в пятом эпизоде Вейдер подчеркнуто статичен, из него ушла «летучесть», драконья подвижность первого фильма и появилась монолитность памятника.
Вейдер пытает Хана, не задавая ему никаких вопросов – в аду ни о чем не спрашивают, все и так ясно. Пытка и последующая заморозка в карбоните – ад, в который провалился Дон Жуан и который должен пройти Хан Соло. Но если Дон Жуан из легенды – неисправимый грешник, то испытания, в которые попадает Хан Соло, меняют его в главном – его отношении к любви. Соответственно, его ад оказывается временным. Так же, как временна и «каменность» Вейдера.

Эпизод VI. Оковы тяжкие падут, или Еще одна надежда мастера Йоды

До встречи с Люком Вейдер представляется неизменным как камень и неизменяемым как дракон. Однако, «капля камень точит»: одно упоминание о том, что сын жив, вызывает в нем пока неявные превращения.
Возможно ли преображение Каменного гостя? Возможно ли возвращение мертвого в мир живых?
На этот вопрос отвечает еще один тип мифологической смерти – пленник. Пленник или раб – традиционная метафора смерти в мифах, сказках, обрядах, связанных с инициацией и плодородием. Пленник – чужак, его «инаковость» делает его заложником и вестником смерти. Но, согласно мифологическому закону перемен (верх может оказаться низом и наоборот, под шкурой чудовища скрывается принц, простак совершает подвиги), именно раб – наиболее подходящий кандидат в цари, именно пленник совершает то, что не решаются или не могут совершить свободные.
Человек судьбы всегда – пленник судьбы. Гамлет соглашается остаться в Эльсиноре, уступая просьбам матери, и оказывается в духовном заточении: «Весь мир – тюрьма». Хаген фон Тронье не считает себя невольником, но, по сути, им является, служа далеко небезупречным государям, слабость и трусость которых приводит государство бургундов к гибели. Беовульф – заложник собственной гордости.
Дарт Вейдер тоже пребывает в плену у судьбы, а, следовательно, смерти, ибо судьба и смерть во всех мифологических традициях тесно связаны между собой. Символом плена служит цепь на его доспехах. Функционального значения она не имеет, это – знак служения тьме (=рабство).
Освободиться от цепей человек судьбы может только ценой жизни. Другого выбора у него нет, но, когда он делает выбор, прежнее тотальное рабство смерти сменяется таким же тотальным преображением в жизнь (следует оговориться, что миф имеет в виду жизнь абсолютную, отличающуюся от обычной жизни, как мифологическая смерть отличается от обычной смерти). Погибшему Гамлету оказывают королевские почести. Хаген умирает героем, хотя начинал предателем. Вейдер убивает Императора, что обеспечивает окончательную победу Альянса и восстанавливает равновесие в Силе.
Кстати, о Силе, равновесии и всех связанных с семьей Скайуокеров надеждах. Когда Люк отправляется выручать друзей в Облачный город, Йода упрекает его в безрассудстве. Оби-Ван отвечает: «Он – наша последняя надежда». «Нет, – возражает Йода. – Еще одна есть!»
Под еще одной надеждой республиканского Альянса и в целом Светлой стороны принято подразумевать Лею. Люк говорит ей в шестом эпизоде: «Если я не вернусь, ты – последняя надежда Альянса». Видимо, на каком-то этапе создания «Звездных войн» задумывалось, что Люк подпадет под влияние Темной стороны, и сестра отправится его выручать. Но потом Лукас передумал (он часто передумывал, иногда прямо по ходу съемок, и швы от «передумок» порой режут глаз при повторных просмотрах ОТ), и Лея так и не стала форсюзером. Во всех трех эпизодах она управляется с ситуацией с помощью «обычного» оружия и смекалки – никакой магии.
И вот тут мы становимся свидетелями интересного феномена. В мировой культуре есть такое явление: автор хочет сказать одно, а энергетика произведения или персонажа заявляет совсем другое. И это начинает работать. В контексте не реализовавшей свое потенциальное джедайство Леи последней надеждой оказывается… Дарт Вейдер. Он спасает Люка и убивает Императора, тем самым устраняя перевес Темной стороны над Светлой.
Смерть освобождает человека судьбы от… смерти. Выполнив предназначение, он перестает быть пленником хтонических, загробных сил. Напомню, что миф оперирует понятиями абсолютной жизни и смерти, которые не тождественны земным представлениям. Погибший Оби-Ван, умерший Йода по-прежнему принадлежат жизни, в то время как остающийся в этом мире Вейдер – «мертв». И тот же Вейдер возвращается к жизни в момент своей гибели. Его возвращение начинается с «очеловечивания» (зритель впервые видит его лицо) и завершается апофеозом (Энакин Скайуокер как Призрак Силы рядом с Йодой и Оби-Ваном). Вопреки мнению некоторых фанатов «Звездных войн» Лукас сделал верный выбор, остановившись на варианте молодого Энакина. Энакин попал в плен к смерти молодым, смерть – остановившееся время, не знающее возраста, поэтому и воскреснуть Энакин должен молодым, чтобы заново начать жизнь в вечности.
В финале «Звездных войн» дороги героя универсального мифа (Люк) и человека судьбы (Вейдер) сходятся. Но, если Люку предстоят новые подвиги и приключения, то Дарт Вейдер свою миссию выполнил, и погребальный костер – аналог костра Беовульфа, подводит итог его пути. Дальнейшее – бессмертье.
И да, Энакин-Вейдер, действительно, избранный. Человек судьбы – всегда избранник судьбы. Он всегда отличается от других. «Обычных» судьба просто не замечает.

Для ЗВ-обзоров

[L]Муравьиный лев[/L] <a href="http://hvedrung9.diary.ru/p210311535.htm">исследует тему судьбы</a> в жизни Дарта Вейдера на основе материалов мифологии

@темы: "Star Wars", "мой звездный мир", "лорд Вейдер", "легенда и символ"

---

День сурка

Сурок Мензбира - одно из самых забавных существ на Земле. Напоминает одновременно хоббита, эвока и героев Милна.
А еще - очень напоминает некоторыми повадками человека. Хотя вряд ли к человеку испытывает добрые чувства: не спровоцируй люди эрозию почвы на склонах гор, не попал бы наш сурок
в Красную книгу, а жил бы поживал да добра наживал в норках
на Западном Тянь-Шане, где, собственно, и водится (этот сурок - эндемик, то есть обитает исключительно
на одной территории и больше нигде в мире).
Сурок Мензбира считается самым маленьким из сурков (длина тела - всего 40 сантиметров), хотя вес этой малютки достигает 2,5 килограммов.
Назван в честь русского и советского зоолога Михаила Мензбира.
Сама я сурков в природе не видела, но его фото, которые показали сотрудники Угам-Чаткальского национального парка, привели в неистовый восторг.
Правда, как можно такое не любить?

---

В горах мое сердце

Повезло! Выбралась в горы. Недалеко и ненадолго, но... горы же!
Воздух по особому рецепту: нагретая солнцем трава, прохлада от горной речки,
даже разноцветный мох на большом, напоминающим драконий череп валуне
добавил свою ноту. Пока мои спутники поднимались по веревкам к водопадам,
я гуляла по окрестностям зоны отдыха, наслаждалась тишиной, жужжанием пчел,
стрекотанием маленьких ярко-оранжевых и яшмово-зеленых кузнечиков и думала,
что Светлая сторона таки имеет свои преимущества.

@темы: "сам себе праздник", "сезоны"

---

Loyaulte me lie

---

Не думающий Сингэн

Много опасностей подстерегало Сингэна. Сильнейшие воины вызывали его на поединок. Против него составляли заговоры. К нему подсылали наемных убийц. В сражениях встречи с ним искали опытные воины и неоперившиеся юнцы.
Но Сингэн оставался неуязвим. Почему? Потому что Сингэн никогда не думал о смерти.

@темы: "рассказцы", "Сингэн", "вставай, переходим эту реку вброд"

---

Одиссей с пастилками и знакомый джава Дарта Вейдера

Все случилось почти как в сказках героя этого интервью: просто и удивительно. Однажды я пришла в сообщество Star Wars, оттуда заглянула в дневник Капрала Кейна, где увидела удивительного, невероятно красивого и доброго джаву с гаечным ключом на фоне разноцветного неба и пряничных звезд (готова поклясться, они пахнут имбирем и корицей!). Джаву сопровождала надпись: «У джавы пламенеющий гаечный ключ и печеньки в карманах. Он будет откручивать звезды с небес и запускать их кататься по всему мирозданию. Он много чего будет».
Наверное, в тот самый момент у меня впервые возникла мысль, что я обязательно возьму интервью у автора этого чуда. Узнав, что он не только необыкновенно интересно рисует, но и сочиняет сказочные истории, иногда веселые, иногда грустные, и всегда немного колдовские, я только укрепилась в этой мысли. Итак, знакомьтесь: обитатель Дневников, талантливый художник, рассказчик, неистощимый выдумщик, заботливый и наблюдательный хозяин трех котов и немного чародей – Rayo.

О творчестве

– Твои рисунки, даже черно-белые всегда солнечные. Знаешь, как будто попал на праздник. Беззаботность и умение радоваться жизни – черты твоего характера или условие, которое задает творческий стиль?
– Умение радоваться, пожалуй, да... Но беззаботность — совсем не моё, обычно загружаюсь по любому поводу, особенно если дело касается здоровья близких и кошачьей стаи. Тут я внутренне паникую в полный рост. Только в клинике научили, что паникой коту не помочь, надо действовать и, по возможности, в здравом уме, принять решение и выполнить. Картинки – один из способов спасения от паники-паники, там всегда всё будет хорошо. Нарисованные котики улыбаются особенно широко, когда на душе кошки уже дырку проскребли. Я совсем не могу изображать что-то страшное, трагическое – вижу, но не могу. А «не могу» растёт из «не хочу-не буду». Картинки – щит от всего страшного, смех и цвет. Они фокусируются на том, что есть удивительного вокруг нас или где-то далеко. Этой радостью легко делиться... А главное, она бесконечна. Каждый день что-то новое – случайный смайл на фрагменте дырявой картонной коробки на свалке; облако, похожее на сердитый римский профиль; Каварадоссия в программке концерта. Если бы не было этого, я давно пропал бы от безысходности. А так – ищу выходы куда-то ещё. К сказочному «долго, счастливо и в один день».

– Как ты нашел свой стиль? В долгом и опасном путешествии положительного героя или радостном прыжке отрицательного на Темную сторону («Не знаю, как я здесь очутился, но это прикольно!»).
– Скорее, стиль сложился от долгого и безрезультатного бодания стенки в годы учёбы в школе искусств. Реалистическое не давалось ну никак, натюрморты были ужасны, так называемые «гипсы» вообще никакие, объём, перспектива, пропорции – тоже. Из-за провальных классических дисциплин сразу был поставлен крест на Худграфе. А рисовать-то хотелось, вот и изображал то, что интересовало так, как получалось. Нашёл себе учителей – средневековых мастеров миниатюры, «Кота казанского», Джотто, Анри Руссо... Интересующие темы у нас тоже были сходные: разные небывалые создания, такие же сюжеты, львы на охоте, рыцари с драконами... А если не получается нарисовать кого-то узнаваемо, то... всегда поможет текст, надписи-подписи. За изображением почти всегда стоял текст, написанный или просто потенциальный.
Иногда догоняет тоска по реалистичному: «АААА! Я не могу нарисовать яблоко, чтобы оно было настоящим яблоком! Печаль-беда!» Но быстро отстаёт. Зачем делать то, что в сущности тебе и не нужно? Яблоко с глазками и крыльями для меня куда информативнее. За ним проглядывает история (которую можно вытащить на свет или оставить, как есть, внутри яблока).

– Твоя оценка самого себя: «Я – волшебник!» или «Я только учусь!»?
– Только учусь. Мне кажется, тут невозможно добраться до какого-то «потолка», всегда сверху будет раздаваться шуршание и постукивание. Всегда можно найти то, чему хочется учиться.

Болгарский сайт

krokotak.com/ с детскими работами из дневниковой ленты – просто открытие года, там миллион идей и новых техник воплощения. Сказки братьев Гримм без привычной редактуры, в том виде, в каком их записывали, собирали – тоже наука в писании коротких историй-пугалок. Мне ближе состояние «вечный студент», чем кто-то состоявшийся.

– Ты прежде начал рисовать, а потом сочинять, или и то, и другое одновременно?
– Наверное, рисовать всё же раньше. Родители — оба с Худграфа, так что первым самостоятельным занятием, кроме игр, было рисование. Чем придётся — дома ведь столько всего классного: уголь в виде тонких длинных палочек, сангина, пастель, соус... Восковые «детские» мелки я почему-то терпеть не мог, наверное, потому что они были страшны по цвету. Потом нарисованным созданиям понадобились истории – раз я их рисую, то надо с чем-то в мир выпускать, а не просто так... Хотя бы имена им придумать, дать пространство для жизни. Или слово вдруг хочет картинку про себя.
«Утёс-Щенок». Географическое название становится картинкой, а там можно придумать, как щенку-утёсу живётся, если даже почесаться нормально трудно без того, чтобы не затрясся городок на спине. Одно так или иначе тянет за собою другое.

– Можешь вспомнить первый рисунок? А первую сказку?
– Осознанное рисование началось в детском саду. Помню два рисунка, точнее, ощущения от них — алый трактор в чёрном карандашном поле и раскрашивание этого трактора сначала одним красным карандашом, потом, когда первый сточился, другим... и всё мне казалось, что трактор недостаточно алый, что его непременно нужно сделать ярче... в три или четыре слоя цвета. Вторая картинка была про море, где (под волнистой линией) жило нечто среднее между медузой и осьминогом, с целой кучей ног-палочек. Здесь было ощущение полного покоя и кайфа – рисовать эти бесчисленные ноги, одни завитые, как штопор, другие прямые, третьи вообще с пальчиками. Эта медуза заполнила всё море. И домой я её приволок с ощущением недетской такой гордости. Она висела у меня на стенке, но при одном из переездов где-то затерялась.
Самую первую сказку – страшную и коротенькую – рассказал ещё на руках у кого-то из родителей, она была про поразившие меня ворота садика с приваренными на них силуэтами металлических зверушек... Там был ёж, похожий на ползучий бункер с лапками и тонким носом, был слоник – куда скромнее ежа, зайцы разные, белка... Ёж казался, видимо, вселенским злом, поэтому я выдал при виде этих ворот, что слоник рассердился на ёжика, а ёжик СЪЕЛ слоника. Эти звери, кажется, до сих пор на воротах, но ёж уже не так страшен.
Дальше были уже вполне осознанные попытки рассказывать про любимого героя всего детства – Одиссея (большой пластмассовый конь назывался Троянским, в него можно было запихивать солдатиков и таскать за собой по всему миру, даже в Африку, где звери пытались одиссееву команду достать, но не могли прокусить коня). Одиссей легко затмевал Геракла и пограничника-с-собакой, плавал на Северный полюс и привозил оттуда пастилу (вообще-то это делал отец и из Москвы)… только что в космос не летал.

– Здорово! А, кроме гомеровского эпоса, какие у тебя еще любимые темы и источники вдохновения?
– Темы – бестиарные, с неведомыми зверюшками, драконами, полуптицами... Всевозможные рыцари, принцесски, волшебники и тролли. Конечно, совы и котики. Ещё люблю старинные географические карты (как раз населённые крохотными псоглавыми человечками в тени острых гор). Очень интересно бывает взять некое место (реальное или из литературных вселенных) и нарисовать его карту — со всеми обитателями, надписями, стрелками, городами, морями, кораблями.

Источники самые разные. По работе приходится вычитывать тексты, и любая занятная опечатка или ошибка может стать сказкой. Некоторые слова или выражения – тоже. Английское «on the skirts of the village» («на подоле деревни») – почти готовая картинка с городом или деревней в длинной расшитой домиками, собаками, заводами, подсолнухами юбке...
Имена городов, рек, болот, дорог – просто драконий клад возможных историй, достаточно полистать атлас или карту автомобильных дорог (она подробная). Реально существуют и Занулье, и Жилой Бор, и Райгородок с Птичью.
Прочитанное или увиденное в фильмах тоже хочется рисовать, только всё часто становится с ног на голову, нарисованные персонажи убегают от канона со всех ног или лап — у меня ызарги (мир В. Камши) оказались смешными цветными ящерками, которые даже кишат не страшно.

Мифы, сказки, любые исторические источники могут столько открытий подарить... У Питера Акройда есть упоминания о привидении-дрозде в Лондоне. А в книге Найджела Клифа о плавании португальцев в Индию — описание чудес, в которые верили тогда моряки, например, в великанов, которые вставали из вод и «поднимали корабли на ладонях». Это я точно буду рисовать.
Японская уверенность, что всё полно, пусть не богов, но ками – ещё один источник для историй... Духи, нечистики, хранители есть и у трамвайных путей, и у форточек, и у стихийных огородных посадок на газонах. Коты и маленькие дети их видят, как они есть, а я могу представить.
Ещё очень занятно перемешивать миры, реальности, мифологии – почему бы джавам не заиметь предания о чёрном трамвае и «Летучем Голландце», но на свой джавий манер, с сэндкраулером в главной роли!

– К джавам, кстати, мы вернемся отдельно, а вот сейчас о еще одном возможном источнике твоего вдохновения. Как-то в дневнике ты упомянул, что играешь на флейте. Не пытался дополнять рисунки и сказки музыкой собственного сочинения?
– Играю – это сильно сказано)) Я пытаюсь научиться, но способностей вообще никаких. Гаммы вот осилил и более-менее – правильную постановку пальцев (брат тоже играет на флейте, но у него слух идеальный, и он не оставляет надежды меня хоть чему-то выучить, пальцы мне он ставил). Своей музыки совсем не получается, в голове пустота. Но и гаммы поиграть иногда тоже неплохо, помогает отвлечься, переключиться, потому что целиком концентрируешься на дыхании и пальцах.

– Насколько я поняла, тебя часто просят что-то нарисовать или сочинить. Если ты соглашаешься, как много времени уходит на выполнение просьбы? Тебе легче выполнить обещание сразу или ты любитель потянуть время?
– Прокрастинация – наше всё. Но очень многое зависит от того, представляю ли я, с чем работаю, или не очень. Если не очень, время уходит на обдумывание, узнавание. А если «искру» поймать, то можно сделать и за один вечер. Конечно, лучше не тянуть, но как-то, бывает, тянется. Стыдно за это.

– Мне представляется, что рисунки – как котята, с ними всегда случается что-то забавное. В твоей жизни происходили смешные истории, связанные с тем, что ты рисовал?
– Сами готовые рисунки иногда прячутся, как мои коты, куда-то пропадают на ровном месте, чтобы потом выскочить из стопки книг или со дна коробки. Забавное у меня происходило в основном в процессе рисования. В Одессе, если рисуешь у моря, не прикрепив листок, он вполне может сорваться и улететь с ветром. Поймаешь – будет акварель в соавторстве с Чёрным морем. Но чаще – просто кто-то подойдёт, расскажет что-то хорошее, как осенний дедок-морж (он столько знает про пригородное море)... Картинки сидят тихонько, не хихикают, но привлекают что-то интересное.

– Ты участвовал в выставках или конкурсах? И есть ли такие планы на будущее?
– Какие-то работы были на выставках школы искусств – помню гобелен с котами и дырявым небом))) Небо таким вышло случайно, но в итоге оказалось классно! Ещё картинка была на выставке (тоже небольшой) к Рождеству. Я туда даже не успел сходить, коты тогда разболелись.
Пробовал написать истории о буквах и нарисовать картинки к чужим историям на интернетном «алфавитном» конкурсе, только, кажется, проект так и упёрся в никуда. Вообще не попадаю в ритм конкурсов — нужно к сроку, а оно ну никак не рисуется и не пишется. Раскрашивание корюшки так пропустил. Надеюсь, что когда-нибудь с каким-нибудь конкурсом я совпаду. Если нет — тоже не беда. Дневник вполне справляется с ролью спокойной камерной выставки.

– Есть у тебя мечта нарисовать что-то особенное, к чему пока не получается подступиться, но очень хочется осуществить?
– Есть одна тема, с которой бьюсь уже не первый год — «Облетают небесные сады». Я знаю, как должен выглядеть рисунок, но технически не могу осуществить – всё выходит не тем. Пробую как-то иначе – снова не то, в палитре. Когда-нибудь я это всё же нарисую, найду способ, наиболее близкий к тому, что умею и что вижу.

О джавах

– А вот теперь вернемся к джавам) Мир «Звездных войн» переполнен страстями. Кто-то от кого-то убегает, кто-то кого-то догоняет, сражения, поединки, потерянные дети, проблема выбора, Добро и Зло – непременно с большой буквы и… среди всего этого – маленький народец, собирающий и перепродающий галактический металлолом. В политику не суются, за свободу не борются, философскими проблемами бытия не заморачиваются. От всех в стороне. Чем привлекли тебя джавы?
– Джавы как-то с первого взгляда заинтересовали, сперва — лайтсаберы, а потом – эти маленькие, закутанные, с ГЛАЗАМИ, быстро-быстро говорящие непонятное. Ещё у них был сэндкраулер, похожий на пустынный ледокол (люблю ледоколы, огромные медленные «противостоящие» пространству корабли). Джавы научились не только противостоять-выживать, но и вписались в очень недружелюбное пространство пустыни как родные. И для этого им пришлось приложить усилий не меньше, чем настоящим «героическим» героям. Ещё привлёк их образ жизни – всё время в пути, от ярмарки к ярмарке, от руин к доисторическим обломкам кораблей... Джавы ищут сокровища, не унывают, из любого ржавого хлама сделают что-то удивительное, оно может сломаться опять через пару дней, а может, и нет, наоборот, обретёт новые функции. Это в них нравится больше всего – умение открывать интересное в никому не нужном. А ещё они, похоже, хорошие рассказчики, если уж на своём ежегодном джавском собрании обмениваются историями (возможно, про обманутых фермеров, бури, новые обломки металлолома, открывшиеся после бурь...).
Кстати, джавы своей отдельностью, невтянутостью и самодостаточностью немного напоминают другой маленький народ — хоббитов. И сокровища к ним попадают, наверное, ничуть не хуже Средиземских, просто джавы их быстренько пристраивают куда-нибудь (а то и встраивают).

– Сочиняя мир джав, ты опираешься исключительно на Сагу или привлекаешь материалы из Расширенной Вселенной «Звездных войн», другие источники?
– К своему стыду, знаю не так много о мире ЗВ... Фильмы — классические и нового времени, мультфильм о Войне клонов, сейчас ещё компьютерная многопользовательская SW:TOR. А Вселенная всё расширяется и расширяется, как и полагается вселенным. Интересует вообще всё, впору разорваться на целый клан любопытных джав. Что нахожу про джав (везде) — тащу к себе в копилку, но в основном строю предположения, «как оно могло бы быть». Какими могли бы быть важные для джав созвездия, как они представляют мир вокруг (и чуть подальше) – раз у них есть шаманки, то есть и потустороннее. Язык может рассказать многое о картине мира (и запутать всё ещё больше тоже может). Есть у джав обозначение кражи словом «m'tuske»... и попробуй догадаться, то ли это они так троллят ближайших соседей по пустыне (tuskens), то ли все совпадения случайны.

– Имеет ли придуманный тобою мир джав параллели в реальной мифологии? К мифологии каких народов он стоит ближе всего?

– Странствия джав, их способ торговли, лёгкость (может быть, только видимая) роднит их с цыганами, в чьей картине мира множество очень глубоких серьёзных слоёв, скрытых от быстрого оглядывания. А ещё это, конечно, маленькие северные народы, только вместо снежной пустыни у джав – песчаная (оба мира ошибок не прощают). Тогда возможны самые разные духи, отвечающие за источники воды, за настроение песков, за бури. С одними джавы бы договаривались (принося в дар свои тыквенные блюда или части дроидов), с другими – сражались (это уже шаманы...), а от третьих убегали со всех ног. Кого-то они бы и обманули, не без этого.
В рассказывании историй джавы довольно близки, думаю, морским народам, у которых каждое плавание – приключение с возможным выпадением в запредельность. Ирландские мореплаватели поняли бы джав с их Дюнным морем. И трудно сказать, кто бы кого переврал в описании невероятностей поездки из пункта А в пункт Б.

– Если смотреть на «Звездные войны» глазами джав, как, по-твоему, выглядел бы сюжет?
– Трудно представить весь сюжет, но какие-то фрагменты вырисовываются. История глазами джав была бы полна преувеличений (которыми заполнены непонятные джавам повороты). Джавы ведь далеко, а разглядеть хочется поближе. И понять тоже хочется. Силу они бы толковали в духе своих любимых песков, которые то одаривают обломками, то губят целые караваны. Роковое оружие воспринимали бы... несколько одушевлённым. Звезду Смерти они бы в глубине души жалели (такая большая, такая сложная, такая живая... но ничего, из её обломков мы сделаем множество маленьких звёздочек на все случаи жизни). Главным героем джавы могут считать R2-D2, он им понятнее и ближе, чем те же люди. А самым великим деянием им бы показалось посрамление Джаббы (наверное, это даже круче уничтожения Звезды Смерти). Джавы хотят в первый ряд

– Если бы ты был сценаристом «Звездных войн», и Лукас попросил бы тебя написать реплики для главных персонажей относительно джав, что сказали бы о джавах Люк, Хан Соло, Йода, Оби-Ван и Дарт Вейдер?
– Люк на джав насмотрелся, скорее всего, они ему тоже осточертели, как и весь Татуин. Так что он просто включил бы их в описание, как часть безнадёжного пейзажа: «Ничего интересного – песок, банты и вечные джавы на горизонте. Не верь джаве, не верь пескам... Надоело не верить». Хан Соло джав, по идее, знает и отдельными их умениями мог бы восхищаться — знанию механизмов и умению виртуозно привирать. «Эти маленькие паршивцы, Чуи, врут лучше меня!»
Чубакка укоризненно воздевал бы лапы («Как можно?!») и ревел, что нужно подтянуться и таки перегнать!
Мастер Йода углядел бы в джавах что-нибудь, даже самим джавам неведомое. И сказал бы так, чтобы никто сразу не догадался. Может, они починят проектор, который вселенную показывает, может, как-то иначе. «Исправят Вселенную джавы. Когда-нибудь». (Перст, указующий вверх и загадочная Йодина улыбка).
Оби-Ван, наверное, выдавал бы много логики и терпения: «А это джавы, от которых в ушах звенит, но лучше бы их понимать, чтобы знать, что они открутили у твоего спидера и чего ждать от Татуина».
Дарт Вейдер... С ним сложнее всего, потому что он всегда многослоен, как пески... Даже если, казалось бы, ведёт себя прямолинейнее стенобитной машины. Так нельзя, но хотелось бы, чтобы у него был знакомый джава (с характером и талантами Леонардо да Винчи), в котором его удивляло бы интуитивное знание, как и что работает (отличное от Силы). Он мог бы тогда спросить: «…Джава, зачем протокольному дроиду крылья?» А о джавах вообще мог бы сказать, что они «изобретательны, но бесполезны в бою». И забыл бы. На время.

– А теперь я попрошу у тебя подарок на память для читателей – крошечную историю о твоих любимых персонажах буквально на пять строк. И да пребудет с тобой Сила!

Про банту без хвоста

Жила банта, которой голодный сарлакк откусил хвост. Банта грустила, от её грусти небо стало тяжёлым, как от воды, чуть не лилось на землю.
– Совсем плохо, утонем! – испугались Пески и дали банте песчаный хвост с кистью, чтобы всё шло, как заведено: банта шла за солнцами, за бантой шёл её хвост, а за хвостом – бесконечная линия, которую ещё зовут горизонтом.

Для ЗВ-обзоров

[L]Муравьиный лев[/L] <a href="https://hvedrung9.diary.ru/p210142861.htm">берет интервью</a> у <b>Rayo.</b> и расспрашивает его о творчестве и сюжете ЗВ глазами джав.

@темы: "мой звездный мир", "на diary.ru талантливые люди "

---

О том, как Сингэну удалось то, что другим не удавалось

Сингэн умер и попал в ад.
Много прошло времени или нет, но однажды он увидел сквозь пламя, как множество обитателей ада толпится вокруг ослепительного луча, идущего, казалось, от стоп самого Будды Амиды.
Сингэн пошел туда. Луч света был тоньше паутины, но множество грешников повисло на нем, пытаясь взобраться вверх. Иным удавалось проделать путь в несколько сяку, иные одолевали несколько ри, прежде чем что-нибудь заставляло их оглянуться и посмотреть вниз. Одних мучил страх, что тонкий луч не выдержит тяжести стольких тел. Других гордость искушала похвалиться перед менее удачливыми. Третьих разбирало любопытство посмотреть на ад сверху. Оглянувшись и увидев все ужасы преисподней, охваченные смятением, валились они вниз, вновь попадали в адское пламя.
«Что они делают?» – спросил Сингэн у стража ада. Страж ответил: «Однажды пресветлый Амида взглянул на грешников сострадательным взглядом. От его взгляда возник луч тоньше волоса и паутины, крепче железа и сердца воина. По этому лучу пытаются обитатели ада уйти от назначенной им злосчастной судьбы, но никому еще это не удавалось».
Услышав ответ, Сингэн подошел к лучу и, будучи огромного роста, ухватился за него на такой высоте, где для иных грешников обрывался их путь.
Ухватился и полез вверх. Мимо него с громкими воплями летели в полыхавшую бездну мужчины и женщины, воины и крестьяне, люди и асуры. Кто-то пытался ухватиться за него, кто-то – спихнуть вниз, а иные – выбраться вверх на его спине. Все они срывались и исчезали в пламени.
Сингэн продолжал лезть вверх. Вот миновал он границу преисподней, выбрался на землю, поднялся выше и достиг Лотосового рая Будды Амиды.
Был Сингэн темным обитателем ада, стал светлым жителем рая.
Обрел ли Сингэн добродетель, прежде чем увидел луч? Нет. Раскаялся ли Сингэн в грехах? Нет.
По какой же причине удалось ему не удававшееся другим?
Причина в том, что Сингэн никогда не оглядывался назад.

@темы: "рассказцы", "Сингэн", "вставай, переходим эту реку вброд"

---

Тор. Один... Локи?

Это уже не новость, но все равно интересно)
Датчанин Торбьен Христиансен, любитель проводить археологические раскопки с помощью металлоискателя,
шел-шел по острову Лолланн и нашел... трон Одина! Правда, занять место Всеотца "саперу" не удалось - трон не больше ногтя, да к тому же на нем уже восседает сам Один,
изображенный в весьма абстрактной манере, зато с неизменными Хугином и Мунином по сторонам.
По мнению специалистов, крошечная серебряная вещица является оберегом. Возможно, она принадлежала кому-то из княжеских дружинников. В мире известно около 20 таких амулетов, два из
них найдены на территории Дании.
Сейчас амулет передан в Национальный музей в Копенгагене для изучения.
Интересно, что в 2014 году тот же Христиансен нашел на том же острове Лолланн бронзовый амулет в виде молота Тора, причем, это первый такой молот с рунической надписью
("молоты Тора" находят довольно часто, но они не сопровождаются текстом).
Может быть, археологу-самоучке повезет окончательно, и он найдет талисман, связанный с Локи? *например, рогатый шлем*

«Есть еще большое жилище Валаскьяльв, им владеет Один. Его построили боги, и оно крыто чистым серебром. И есть в том чертоге Хлидскьяльв, так зовется престол. Когда восседает на нем Всеотец, виден ему оттуда весь мир». (Снорри Стурлусон. "Младшая Эдда")

А вот молот Тора с рунической надписью, найденный тем же Т.Христиансеном

@темы: "легенда и символ"

---

Приветствие

Rayo.

Добро пожаловать!
Здесь любят кошек, интересуются бантами (особенно на ногах и вилках),
кто-то здесь может напугать джав, но вы их предупредите, что иногда он уходит
(в последнее время все чаще) и в его отсутствие здесь можно пить чай с вот таким печеньем

А это - уже не джавам, а лично вам))

@темы: "приветствие"

---

Знать надо грибные места!

Где-то такое добро девать некуда, а у нас нашел - и радуешься.

---

Кто ходит в гости по утрам?

В 1944 году за пределами Англии он никому не был известен. Тридцать девять лет спустя он сыграет в двухминутной сцене,
произнесет несколько фраз, и без упоминания о нем теперь не обходится ни один сколько-нибудь обстоятельный киносайт.
Кто изображен на этой фотографии?

ЗВ-обзорам

[L]Муравьиный лев[/L] <a href="http://hvedrung9.diary.ru/p210004222.htm">предлагает угадать</a>, кто изображен на фото.

@темы: "черно-белое кино"

---

Вейдер-медитация. Часть II

Переслушка показала: знаменитая десятичасовая запись на youtube передает дыхание Вейдера примерно так, как любительская фотография «Джоконду». На записи оно неизменно, а в фильмах меняется. В «Новой надежде» дыхание Вейдера слышится мало, во время диалогов оно часто совсем не прослушивается. В «Империя наносит ответный удар» это «то самое» дыхание, которое мы привыкли ассоциировать с Вейдером: жесткое, механическое, отчетливо слышное.
А вот в финале того же V эпизода, после встречи Вейдера с сыном, в его дыхании появляются паузы, оно обретает глубину и мерность, свойственные «классической» медитации. Можно сказать, Вейдер перестает дышать как ситх и начинает дышать как джедай.


Значит, конструкция респиратора не причем, никакого «программирования» нет. Вейдер волен выбирать «форму» дыхания, так же, как форму медитации. И он пользуется возможностью выбора. Из всех персонажей «Звездных войн» он единственный, кто прошел медитацию и ситхов, и джедаев.
К слову, Император чувствует это изменение, и его отношение к Вейдеру тоже меняется. Ближе к финалу «Возвращения джедая» Император разговаривает с Вейдером резко, раздражительно, его вдруг начинает занимать «чистота помыслов» ученика, и это после задушевных бесед в начале того же фильма. Смахивает на паранойю, если не учитывать указанное выше обстоятельство. Видимых причин для подозрений у Императора нет, а вот то, что он слышит, ему очень не нравится.
С «джедайским» дыханием связан ответ на еще один любопытный вопрос. Почему Император, который «учуял» Люка раньше его родного отца, в «Возвращении джедая» признается: «Я его не чувствую»? Вейдер же, напротив, сначала в упор не видел в Люке сына, а ближе к финалу не только установил с ним неразрывную энергетическую связь, но и легко прочитал мысли Люка о сестре. На все косяки «Звездных войн» есть один ответ: Лукас снимал фильмы, еще не зная, каким курсом вести дальше имперский флот сюжетную линию. А есть и другой.
Император почувствовал присутствие сына Энакина Скайуокера, потому что думал о нем, зная, что этот самый сын должен быть в наличии. Энакин-Вейдер о сыне не думал, полагая, что тот погиб давно и основательно, если вообще родился. Но вот он узнает о сыне и теперь пытается установить с ним энергетический контакт. Хотя за время, прошедшее с прибытия Люка на Дагобу, тот так поднаторел в работе с Силой, что может ставить заслон между собой и «темными», становясь недосягаемым для чутья Императора. А для Вейдера Люк открыт, и не только потому что тянется к отцу. Он, по определению, открыт для джедаев. Джедай – не праведник из житийной литературы, а практик, работающий с Силой в определенном ключе. И если Вейдер, под влиянием встречи с сыном, начинает исподволь возвращаться к джедайскому «ключу», то Люк уже не сумеет от него спрятаться, даже если захочет. Нравственные и энергетические реакции идут рядом друг с другом, одна вызывает другую по цепочке до самого финала
У «Звездных войн» сильный энергетический подтекст. Без его учета многое не понять в отношениях, поступках и характерах персонажей. На мой взгляд, именно отсутствие такого подтекста явилось главной неудачей диснеевского «театра теней» в «Пробуждении Силы». Упоминания о Силе в фильме присутствует, а «логики Силы» нет. Отсутствуют те, кто, говоря словами одной тибетской притчи, сами были бы практикой.
Нет ничего более повседневного, чем дыхание. Для того, кто подчинил себе эту повседневность, повседневность становится медитацией. Что бы он ни делал, он медитирует. Что бы ни делал Вейдер – ведет безвоздушный бой, ищет беглецов, отправляет на заслуженный вечный покой подчиненных, он полностью погружен в происходящее. Он всегда «здесь и сейчас». Именно поэтому Вейдер первоклассный воин. Именно поэтому он не может быть политиком. Империя, которую он строит, недостижима – метафизическое царство Силы невозможно нигде, даже в далекой-далекой Галактике.
Зато метафизическая Сила дает Вейдеру необходимую жизненную энергию – через медитацию. И здесь возникает еще один вопрос: с каким именно аспектом Силы взаимодействует Вейдер? Ответ на него неожиданно уводит нас в глубины мифологии, но об этом – в следующий раз.

ЗВ-обзорам

[L]Муравьиный лев[/L] <a href="http://hvedrung9.diary.ru/p209993343.htm">продолжает рассуждать</a> о Вейдер-медитации

@темы: "Star Wars", "мой звездный мир", "лорд Вейдер"

---

Вейдер-медитация. Часть I

Удачного дня, мои дорогие! С вами Сила, имперский марш
и обещанные опыты падавана заметки о медитации в "Звездных войнах".

Все началось с дискуссии на одном из дневников. Среди других пунктов обсуждения прозвучал такой: откуда Дарт Вейдер берет силу и энергию? Вопрос логичный, ведь Вейдер настолько искалечен, что костюма жизнеобеспечения самого по себе мало. Костюм не дает умереть, но не может вдохновить на активные действия, да еще в космических масштабах. Необходима особая энергетика, без которой ничто не поможет – ни угроза, что Император отключит Вейдера от систем жизнеобеспечения, если тот не станет на него работать, ни та самая ненависть, о которой говорит сам Вейдер. Все мы знаем, что сильные эмоции дают временный взлет, за которым приходит «выдох» – усталость и апатия. Ничего подобного в Темном лорде мы не видим. Он не только злая, но еще и боеспособная машина, которая всегда на ходу. Какое же горючее ее питает?
Для меня ответ очевиден: медитация.
Суть медитации неизменна: «подключить» практикующего к универсальному источнику жизненной энергии (Брахман, Дао, пневма, мана – в каждой традиции свои наименования), сделать их едиными. Цели «подключения» могут быть разными: от достижения нирваны до захвата власти (в индуистской мифологии немало рассказов о том, как асуры путем суровой медитации достигали власти над вселенной и превращали небожителей в своих рабов). Формы «подключения» также весьма разнообразны: от классического «сесть-в-позу-лотоса-полуприкрыть-глаза-вдох-выдох-мыслей-нет» до поединка на мечах, ритуальных танцев и обычного мытья полов. Главное – сосредоточиться на некоем объекте или состоянии, погрузиться в «здесь и сейчас».
Тема медитации в «Звездных войнах» чрезвычайно важна. Мы видим ее в трилогии приквелов, где Квай-Гон с помощью медитации проходит сквозь преграду, отделяющую его от Дарта Мола, а Йода общается с духом Квай-Гона. В оригинальной трилогии все обучение Люка медитативно. Бои на лайтсаберах в IV – VI эпизодах – медитация чистой воды. Если вы посмотрите записи выступлений по кендзюцу (1), то поймете беспочвенность упреков, адресованных якобы очень медлительной сцене поединка между Вейдером и Оби-Ваном. Во время церемонии тядо (2) чай не отхлебывают на ходу из граненых стаканов, обжигаясь кипятком. Так и здесь. Встретились два мастера, не мешайте им получать удовольствие от неспешного обмена ударами. Торопиться некуда, они точно знают, кто здесь зачем и как завершится встреча.
Лукасовские фильмы буквально пронизаны медитацией. Она присутствует почти с первых кадров «Новой надежды» и почти до последних кадров «Возвращения джедая». Далеким эхом она звучит в фильмах об Энакине. Мы ее не видим, но мы ее слышим.
Да-да, угадали. Речь о дыхании Вейдера.
Еще при первом просмотре «Звездных войн» я подумала, что в основе вейдеровского дыхания лежит что-то вроде анапанасати (3) и много лет спустя решила проверить свои предположения.
Сначала я пробовала дышать в унисон с тем, что слышится в десятичасовой записи дыхания Вейдера.
Это был поворот не туда.
На записи быстро обнаружилась одна особенность, которая вроде бы делает дыхание Вейдера непригодным к… собственно дыханию. В нем отсутствует пауза между выдохом и следующим вдохом. Даже обычное, профаническое дыхание требует такой паузы. При медитации ее роль возрастает многократно. Умея «тянуть паузу», опытные практики развивают впечатляющие способности. С другой стороны, отсутствие паузы ведет к физическому и психологическому дискомфорту.
Более того, при прослушивании записи создается впечатление, что Вейдер вдыхает носом, а выдыхает ртом. Дышать ртом – терять силы, в чем я имела случай еще раз убедиться. Пытаясь «медитировать под Вейдера», я заработала головокружение, приступ головной боли и такое учащенное сердцебиение, как будто пол-остановки бежала за автобусом. Легкие вяло заявили, что еще раз, и они дезертируют в следующее рождение. И весь этот букет – на фоне страха, дошедшего чуть не до панической атаки.
Нормальный человек свернул бы на широкую дорогу здравого смысла: ну их, эксперименты, здоровье дороже. Но вы же помните, ситхи все возводят в абсолют. К тому же, я, как говорил Энакин, псих непонятливый. Я дорогу перехожу исключительно на красный свет. Несмотря на все, мягко говоря, неприятные последствия, меня не оставляло чувство, что в дыхании Вейдера все же есть какая-то мана. Поэтому, слегка оклемавшись, я попробовала другие варианты.
Подышала носом, но без пауз. Ощущения те же, что в первый раз.
Тогда я решила не дышать в унисон с записью, сообразив, что Проуз там за кадром или кто еще, в любом случае у этого чувака немалый рост и объем легких, и соревноваться с ним в скорости я не могу. И, вообще, он мужчина, а я нет, значит, дышим мы по-разному. Почувствовав себя от этих прописных истин мудрой как сам Дарт Плэгас, я снова ринулась в омут, установив собственный ритм, собственную глубину вдоха, и только помня, что не надо делать паузу между вдохом и выдохом. Несколько минут такой садомахии тренировки и…
Я два дня была как боевая машина пехоты! Никакой усталости. Никаких депрессивных эмоций. Мелочи жизни стекали с меня словно «слепой» дождик с танковой брони.
Теперь я получила подтверждение, что дыхание Вейдера действительно представляет собой жесткую разновидность медитативной дыхательной практики. Вполне можно представить, что подобную медитацию использовали ситхи для усиления контакта с Темной стороной Силы.
Можно было бы даже предположить, что конструкция вейдеровского респиратора «программировала» на такое дыхание и соответствующие ему состояния. Но тут я сделала то, что более умный сделал бы с самого начала – взяла наушники, включила записи фильмов и переслушала все эпизоды с Вейдером. И поздравила себя с тем, что я гунган.

(Продолжение следует)


1. Кендзюцу - традиционные самурайские техники владения мечом. На их основе сформировалось один из современных видов фехтования - кендо.
2. Тядо - "путь чая", чайная церемония
3. Анапанасати ("памятование о дыхании" - пали) - практика осознанного наблюдения за дыханием.
Один из важнейших элементов буддийской медитации.

Для ЗВ-обзоров

[L]Муравьиный лев[/L] <a href="http://hvedrung9.diary.ru/">рассуждает и экспериментирует</a> на тему медитации в "Звездных войнах" 

@темы: "Star Wars", "мой звездный мир", "лорд Вейдер"

---

Приветствие

Капрал Кейн
Рады встрече!

А это - бонус за ваши агитплакаты

@темы: "приветствие"

---

Вера

Пожалуй, единственная вера, которая так и останется со мной, это вера в разум,
в том числе, в разум Бога, хотя она постоянно подвергается жестоким испытаниям.

@темы: "слова, слова, слова"

---

Мара, Маржена

Для Yuna-Lian

К сожалению, сведения о славянских божествах скудны и отрывочны.
Мара не составляет исключения. Трудно сказать, насколько известные нам сказки
о Марье Моревне и Маринке передают древние мифы о Маре-Марене.
Но на основании сохранившихся у славянских народов языческих обрядов, фольклора
и сообщений средневековых летописцев можно с уверенностью говорить, что Мара -
это общеславянское женское божество, связанное с земледельческими обрядами.
Мара известна у поляков как Marzan(n)a и Śmiertka, у словаков - как Morena и Marmuriena, у чехов - как
Morana и Smrtka. Характерны имена, прямо говорящие о Маре-Смерти, хотя отождествлять ее только со смертью,
как это часто делают современные неоязычники, было бы ошибкой. Мара - божество смены сезонов и связанного с ytq
земного плодородия, и в этом качестве олицетворяет как смерть, так и жизнь. Так, в обрядах встречи весны по деревням носили чучело
или небольшое дерево, именовавшееся Марой. В заключение праздника Мару сжигали, топили, разрывали на куски
или уничтожали каким-либо другим способом (при этом следили, чтобы чучело было уничтожено полностью), а затем одежду,
снятую с чучела, одевала специально избранная для этого девушка, отличавшаяся отменным здоровьем.
Более подробную информацию об обряде вынесения Марены можно посмотреть здесь
ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%8B%D0%BD%D0%B5%...

Для имеющих терпение:
Добрыня Никтич и Марина

Добрыня и Маринка

В стольном в городе во Киеве
У славного сударь князя у Владимира
Три годы Добрынюшка стольничал,
А три годы Никитич приворотничал,
Он стольничал, чашничал девять лет,
На десятый год погулять захотел
По стольному городу по Киеву.
Взявши Добрынюшка тугой лук
А и колчан себе каленых стрел,
Идет он по широким по улицам,
По частым мелким переулочкам,
По горницам стреляет воробушков,
По повалушам стреляет он сизых голубей.
Зайдет в улицу Игнатьевску
И во тот переулок Маринин,
Взглянет ко Марине на широкий двор,
На ее высокие терема.
А у молоды Марины Игнатьевны,
У нее на хорошем высоком терему
Сидят тут два сизые голубя,
Над тем окошком косящатым,
Целуются они, милуются,
Желты носами обнимаются.
Тут Добрыне за беду стало,
Будто над ним насмехаются;
Стреляет в сизых голубей;
А спела ведь тетивка у туга лука,
Звыла да пошла калена стрела.
По грехам над Добрынею учинилося,
Левая нога его поскользнула,
Права рука удрогнула,
Не попал он в сизых голубей,
Что попал он в окошечко косящатое,
Проломил он оконницу стекольчатую,
Отшиб все причалины серебряные,
Расшиб он зеркало стекольчатое;
Белодубовы столы пошаталися,
Что питья медяные восплеснулися.
А втапоры Марине безвременье было,
Умывалася Марина, снаряжалася
И бросилася на свой широкий двор:
«А кто это, невежа, на двор заходил,
А кто это, невежа, в окошко стреляет?
Проломил оконницу мою стекольчатую,
Отшиб все причалины серебряные,
Расшиб зеркало стекольчатое».
И втапоры Марине за беду стало,
Брала она следы горячие молодецкие,
Набирала Марина беремя дров,
А беремя дров белодубовых,
Клала дровца в печку муравленую
Со темя следы горячими,
Разжигает дрова палящатым огнем,
И сама она дровам приговариват:
«Сколь жарко дрова разгораются
Со темя следы молодецкими,
Разгоралось бы сердце молодецкое
Как у молода Добрынюшки Никитьевича.
А и Божья крепко, вражья‑то лепко».
Взяла Добрыню пуще вострого ножа
По его по сердцу богатырскому:
Он с вечера, Добрыня, хлеба не ест,
Со полуночи Никитичу не уснется,
Он белого свету дожидается.
По его‑то щаски великия
Рано зазвонили ко заутреням.
Встает Добрыня ранешенько,
Подпоясал себе сабельку вострую,
Пошел Добрыня к заутрени;
Прошел он церкву соборную,
Зайдет ко Марине на широкий двор,
У высокого терема послушает.
А у молоды Марины вечеринка была,
А и собраны были душечки красны девицы,
Сидят и молоденьки молодушки,
Все были дочери отецкие,
Все тут были жены молодецкие.
Вшел он, Добрыня, во высок терем, ‑
Которые девицы приговаривают,
Она, молода Марина, отказывает и прибранивает.
Втапоры Добрыня ни во что положил,
И к ним бы Добрыня в терем не пошел.
А стала его Марина в окошко бранить,
Ему больно пенять.
Завидел Добрыня он Змея Горынчата,
Тут ему за беду стало,
За великую досаду показалося;
Сбежал на крылечка на красная.
А двери у терема железные,
Заперлася Марина Игнатьевна,
А и молоды Добрыня Никитич млад
Ухватит бревно он в охват толщины,
А ударил он во двери железные недоладом,
Из пяты он вышиб вон,
И сбежал он на сени косящаты.
Бросилась Марина Игнатьевна
Бранить Добрыню Никитича:
«Деревенщина ты, детина, засельщина!
Вчерась ты, Добрыня, на двор заходил,
Проломил мою оконницу стекольчатую,
Ты расшиб у меня зеркало стекольчатое».
А бросится Змеища Горынчища,
Чуть его, Добрыню, огнем не спалил,
А и чуть молодца хоботом не ушиб,
А и сам тут Змей почал бранити его,
Больно пеняти:
«Не хочу я звати Добрынею, Не хочу величать Никитичем,
Называю те детиною деревенщиною,
‹Деревенщиною› и засельщиною;
Почто ты, Добрыня, в окошко стрелял,
Проломил ты оконницу стекольчатую,
Расшиб зеркало стекольчатое?»
Ему тута‑тко, Добрыне, за беду стало
И за великую досаду показалося;
Вынимал саблю вострую,
Воздымал выше буйны головы своей:
«А и хощешь ли тебе,
Змея, изрублю я В мелкие части пирожные,
Разбросаю далече по чистом полю?»
А и тут Змей Горынич, хвост поджав,
Да и вон побежал;
Взяла его страсть, так зачал…,
Околышки метал, по три пуда…
Бегучи, он, Змей, заклинается:
«Не дай Бог бывать ко Марине в дом,
Есть у нее не один я друг,
Есть лутче меня и повежливее».
А молода Марина Игнатьевна
Она высунулась по пояс в окно,
В одной рубашке без пояса;
А сама она Змея уговаривает:
«Воротись, мил надежа, воротись, друг!
Хошь, я Добрыню обверну клячею водовозною?
Станет‑де Добрыня на меня и на тебя воду возить;
А еще хошь, я Добрыню обверну гнедым туром?»
Обвернула его, Добрыню, гнедым туром,
Пустила его далече во чисто поля,
А где‑то ходят девять туров,
А девять туров, девять братеников,
Что Добрыня им будет десятый тур,
Всем атаман золотые рога.
Безвестна не стало богатыря,
Молода Добрыни Никитьевича,
Во стольном в городе во Киеве.
А много‑де прошло поры, много времени,
А и не было Добрыни шесть месяцев, ‑
По‑нашему‑то, сибирскому, слывет полгода.
У великого князя вечеринка была,
А сидели на пиру честные вдовы,
И сидела тут Добрынина матушка,
Честна вдова Афимья Александровна,
А другая честна вдова, молода Анна Ивановна,
Что Добрынина матушка крестовая.
Промежу собою разговоры говорят,
Все были речи прохладные.
Ниоткуль взялась тут Марина Игнатьевна,
Водилася с дитятями княженецкими;
Она больно, Марина, упивалася,
Голова на плечах не держится,
Она больно, Марина, похваляется.
«Гой еси вы, княгини, боярыни!
Во стольном во городе во Киеве
А я нет меня хитрея, мудрея, ‑
А и я‑де обвернула девять молодцов,
Сильных могучих богатырей, гнедыми турами;
А и ноне я‑де опустила десятого,
Молодца Добрыню Никитьевича,
Он всем атаман золотые рога».
За то‑то слово изымается
Добрынина матушка родимая,
Честна вдова Афимья Александровна,
Наливала она чару зелена вина,
Подносила любимой своей кумушке,
А сама она за чарою заплакала:
«Гой еси ты, любимая кумушка,
Молода Анна Ивановна!
А и выпей чару зелена вина,
Поминай ты любимого крестника,
А и молода Добрыню Никитьевича, ‑
Извела его Марина Игнатьевна,
А и ноне на пиру похваляется».
Проговорит Анна Ивановна:
«Я‑де сама эти речи слышала,
А слышала речи ее похваленые».
A и молода Анна Ивановна
Выпила чару зелена вина,
А Марину она по щеке ударила,
Сшибла она с резвых ног,
А и топчет ее по белым грудям,
Сама она Марину больно бранит:
«А и сука ты,…, еретница…!
Я‑де тебе хитрея и мудренея,
Сижу я на пиру, не хвастаю,
А и хошь ли, я тебя сукой обверну?
А станешь ты, сука, по городу ходить,
А станешь ты, Марина, много за собой псов водить».
А и женское дело прелестивое,
Прелестивое, перепадчивое.
Обвернулася Маринка касаточкой,
Полетела далече во чисто поле,
А где‑то ходят девять туров, Девять братеников,
Добрыня‑то ходит десятый тур;
А села она на Добрыню, на правый рог,
Сама она Добрыню уговаривает:
«Нагулялся ты, Добрыня, во чистом поле,
Тебе чисто поле наскучило
И зыбучие болота напрокучили,
А и хошь ли, Добрыня, женитися?
Возьмешь ли, Никитич, меня за себя?» –
«А право, возьму, ей‑богу возьму!
А и дам те, Марина, поученьица,
Как мужья жен своих учат».
Тому она, Марина, не поверила,
Обвернула его добрым молодцем,
По‑старому, по‑прежнему,
Как бы сильным могучим богатырем,
Сама она обвернулася девицею;
Они в чистом поле женилися,
Круг ракитова куста венчалися.
Повел он ко городу ко Киеву,
А идет за ним Марина раскорякою.
Пришли они ко Марине на высок терем,
Говорил Добрынюшка Никитич млад:
«А и гой еси ты, моя молодая жена,
Молода Марина Игнатьевна!
У тебя в высоких хороших теремах
Нету Спасова образа,
Некому у тя помолитися,
Не за что стенам поклонитися.
А и чай моя вострая сабля заржавела?»
А и стал Добрыня жену свою учить, Он молоду Марину Игнатьевну,
Еретницу,…, безбожницу:
Он первое ученье – ей руку отсек,
Сам приговаривает:
«Эта мне рука не надобна,
Трепала она, рука, Змея Горынчища»;
А второе ученье – ноги ей отсек:
«А и эта‑де нога мне не надобна,
Оплеталася со Змеем Горынчищем»;
А третье ученье – губы ей обрезал
И с носом прочь:
«А и эти‑де мне губы не надобны,
Целовали они Змея Горынчища»;
Четвертое ученье – голову отсек
И с языком прочь:
«А и эта голова не надобна мне,
И этот язык не надобен,
Знал он дела еретические».


Источник: Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. Издание подготовили А. П. Евгеньева,Б. Н. Путилов. М., 1977. №9.

Марья-Моревна


В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич. У него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна.

Отец и мать у них померли. Умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго.

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами во зеленый сад погулять.

Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой, — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом: хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты сестрице, я ее не держу — пусть идет.

Марья-царевна согласилась. Сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало. Пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, сестрицы, домой, — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок, и влетел орел. Ударился орел об пол и сделался добрым молодцем.

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ездил, а теперь пришел сватом.

И посватал Ольгу-царевну.

Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет, я с нее воли не снимаю.

Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж. Орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел еще один год. Говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем.

Погуляли немножко. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок, и влетел ворон. Ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем. Прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом: отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю. Коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в свое государство.

Остался Иван-царевич один. Целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц.

Собрался в дорогу, шел, шел и видит: лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек, отзовись: кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна.

— Здравствуй, царевич. Куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечает ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят.

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад: две ночи в шатрах ночевал. Полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство. Пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться. Покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай, только в этот чулан не заглядывай.

Он не вытерпел: как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло.

Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды. Дай еще!

Царевич подал другое ведро. Кощей выпил и запросил третье; а как выпил третье ведро, взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич, — сказал Кощей Бессмертный, — теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих.

И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу: Что ни будет, а разыщу Марью Моревну.

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец. У дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный!

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого. Возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит.

Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна, милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас прибежала, стала его целовать, обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее. Оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух. Возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит. Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна, поскорей выходи, наш братец идет!

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте. Пойду жену искать, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать ее. Оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич, зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного?

— Прости, Марья Моревна, не поминай старого. Лучше поедем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного. Авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был. К вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?

Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть да тогда вдогонь ехать — и то поспеем.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю.

Отнял у него Марью Моревну и увез. А Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною. Кощея Бессмертного дома не случилось.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич, он нас догонит!

— Пускай догонит. Мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали.

Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли их догнать?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяну напиться, до отвалу наесться, выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и унес к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною. На ту пору Кощея дома не случилось.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич, ведь он догонит, тебя в куски изрубит!

— Пускай изрубит, я без тебя жить не могу!

Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоляную бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилась!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег. Сокол полетел за живою водою, а ворон — за мертвою.

Слетелись все трое в одно место, разрубили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали, как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилось. Сокол брызнул живою водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если бы не мы, — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы, я пойду искать Марью Моревну.

Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга. У ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у нее и других славных кобылиц. Я у нее три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет.

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу. И платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка!

— Не ешь, Иван-царевич, — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе.

Пошел он дальше. Видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка, — говорит, — сколько-нибудь медку.

Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич. В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше. Попадается ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка. Есть так хочется, ажно тошно стало.

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему.

Побрел голодный. Шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич. Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич, у меня ведь не год служить, а всего-то три дня. Если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а нет — то не гневайся: торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился. Баба-яга его накормила, напоила и велела за дело приниматься.

Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались. Не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали.

Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уж на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома.

Царевич встал, домой пошел. А баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же было нам не воротиться! Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич. Наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте!

Погнал он кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам.

Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул. Солнышко село за лес.

Прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны.

Иван-царевич встал и пошел домой. Баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться! Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну, вы завтра забегите в сине море.

Опять переспал ночь Иван-царевич. Наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море, стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны. Да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, поди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется. Ты возьми его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич пробрался в конюшню, улегся за яслями. Баба-яга шумит и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться! Налетело пчел видимо-невидимо, со всего света, и давай нас со всех сторон жалить до крови.

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич взял у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост.

Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький.

Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать. Бросилась в погоню. Во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: Хорош мост.

Поехал по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга в реку свалилась. Тут ей и лютая смерть приключилась.

Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах; стал из него чудный конь.

Приезжает царевич к Марье Моревне. Она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как тебе удалось от смерти избавиться?

— Так и так, — говорит, — поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Не знаю. Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню!

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею. В те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей.

После того накидал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть! Ну, недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти.

Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

---

Приветствие

Вчерашний злодей

Приветствую в логове вчерашнего героя
Гамбургеры предложить не могу, но толоаче у нас всегда в избытке.

@темы: "приветствие"

---

Задумано два поста: "Дарт Вейдер: мифологическая смерть" и пост по результатам несколько
необычной медитации по "Звездным войнам". Оба требуют большой работы, а, поскольку с глазами у меня еще та проблемка,
то решила поставить вопрос на голосование. Итак, мои дорогие, будет ли это вам интересно?
Жмите кнопочки))

Вопрос: Ваять?

1. Ваяй! Буду читать и комментировать		3	(30%)
2. А еще и ссылку дам на фанатские сообщества		0	(0%)
3. Чукча не писатель, но тема мне интересна, так что прочту		6	(60%)
4. А про Кренника ничего не планируешь?		1	(10%)
Всего:		10

---

Куксу и другие

Для Nova Satori

Вот что удалось найти-вспомнить про калифорнийских индейцев.
Калифорнию населяло много племен - юроки, винтуны, майда, шошоны, юма
и так далее. Всех их объединяет полукочевой уклад жизни. Земледелия
калифорнийцы не знали, жили собирательством, охотой, рыобловством.
В верованиях калифорнийцев отмечены тотемизм, анимизм и тесно связанный
с ними шаманизм. Шаманами в одних племенах были исключительно женщины,
в других различались женское и мужское шаманство. Причем, шаманы подразделялись на
более слабых и сильных. "Слабые" не имели права лечить, а могли только
определять причину болезни. Лечение было прерогативой "сильных" шаманов.
Как и у других племен Северной Америки у калифорнийских индейцев существовала
развитая система обрядов инициации. Посвящались юноши, обязанные пройти серию
жестких испытаний. Например, на юге Калифорнии практиковался 30-дневный
строгий пост, а затем посвящаемого клали на муравейник (представьте себе
американских красных муравьев на минуту). Через некоторое время муравьев
стряхивали с тела пучком крапивы, посвящаемого поднимали и... можно было
жить дальше - уже полноправным воином.
Духи-покровители инициаций почитались особо. У майду и пома существовал культ первопредка -
Куксу ("Большая голова"). В честь этого мифологического персонажа разыгрывались мистерии,
где его роль воины племени исполняли в масках. Обряды приурочивались к зимнему времени
и проводились в специальной круглой хижине. Культ Куксу осуществляло особое братство,
в его обрядах могли участвовать только мужчины, прошедшие в детстве особое посвящение. У племени юки
таким покровителем инициаций был дух-творец Тайкомол.
В процессе освоения Дальнего Запада белыми поселенцами калифорнийские индейцы были большей
частью уничтожены, частью ассимилировались. Мифы этого региона Северной Америки тоже
сохранились в "ассимилированном" виде - в них заметно влияние христианских миссионеров.
Об этом можно судить по изложению двух мифов Дж.Фрэзером в книге "Фольклор в Ветхом Завете".
Но и в таком виде они достаточно любопытны.

Дж. Фрэзер. "Фольклор в Ветхом Завете"

У индейцев, живущих в провинции Сан-Диего (юго-запад штата Калифорния),
которые сами себя называют "кавакипаи", существует следующий миф о
сотворении мира и человека. Первоначально не было никакой твердой земли и
вообще ничего, кроме соленой воды в огромном первичном океане, а на дне
океана жили два брата, из которых старшего звали Ткайпакомат, и оба они
никогда не открывали своих глаз, боясь ослепнуть от соленой воды. И вот
однажды старший брат поднялся на поверхность моря, посмотрел вокруг себя, но
ничего не увидел, кроме сплошной воды. Младший брат также всплыл кверху, но,
не успев еще достигнуть поверхности воды, по неосторожности открыл глаза и
тотчас же ослеп от соленой воды, так что, когда он очутился над водой,
вообще не мог ничего видеть и потому погрузился обратно в морскую пучину. А
старший брат, оставшись один на поверхности моря, стал строить пригодную для
жизни землю из бездны морской. Первым делом он сотворил маленьких красных
муравьев, которые своими крошечными телами заполнили водное пространство
сплошной массой и образовали твердую землю. Но мир покамест был погружен во
тьму, ибо еще не было ни солнца, ни луны. А между тем Ткайпакомат уже
произвел на свет каких-то черных птиц с плоским клювом, и птицы в темноте
сбились с пути и не знали, где им свить гнездо. Тогда Ткайпакомат взял три
сорта глины - красную, желтую и черную, сделал из нее какую-то круглую и
плоскую вещь и бросил ее вверх к небу, где она тотчас же прилипла и, ставши
луной, начала изливать тусклый свет. Но, не довольствуясь слабым светом
этого бледного круга, Ткайпакомат взял другой кусок глины и, вылепив из него
еще один круглый и плоский диск, швырнул его в противоположную сторону;
он также пристал к небу и превратился в солнце, освещая все на земле
своими лучами. Затем Ткайпакомат взял ком светлой глины, раздробил его на
несколько частей и сделал из него человека, а потом вынул у человека ребро и
сделал из него женщину. Женщина эта, созданная из ребра мужчины, была
названа Синиаксау, то есть "первая женщина" (от "сини" - "женщина" и "аксау"
- "первый"). От этой первой человеческой пары, вылепленной создателем из
глины, происходит человеческий род.

@темы: "легенда и символ"