Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Последнее мое из зимних закромов )) (потягивается)
Название: Черный Автор: Муравьиный лев Бета: The Third Alice Размер: драббл, 386 слов Канон: "Звездные войны", киносага, эпизоды 5 и 7. Пейринг/Персонажи: Дарт Вейдер, Люк Скайуокер Категория: джен Жанр: интермедия, юмор Рейтинг: PG-13 Задание: мифологема "отец" Предупреждения: Этот маленький текст может оскорбить чувства многих хороших людей. Краткое содержание: Что бывает, когда не предохраняешься
Дарт Вейдер: Люк, я твой отец!
Люк *цепляясь за канализационную трубу*: Нет!
Вейдер: Да! Что тебе не нравится?
Люк: Ты – черный!
Вейдер: Я – белый! Черный будет в седьмом эпизоде.
Люк: Я не доживу до седьмого эпизода!
Вейдер *сплевывает сквозь забрало*: Куда ты денешься с имперского флагмана!
Люк *подозрительно*: Откуда ты знаешь про седьмой эпизод?
Вейдер: А мне видение было! Раздолбанная в ноль галактика и на этом фоне – негр в белом, почти женивший на себе уборщицу – нет, погоди! – мусорщицу в сексапильных шмотках.
Люк: Негр женил на себе уборщицу?
Вейдер *закрывает шлем перчаткой*: Согласен, печально! Но все именно так.
Люк: А кто раздолбал галактику? Негр или уборщица?
Вейдер: Ни то, ни се. Сейчас покажу. *достает смартфон* Да хватит прятаться! Что ты висишь на этой трубе как последствие сантехнической катастрофы?
Люк *осторожно выглядывает из-за трубы, утыкается носом в папин смартфон*:
Это черный?!
Вейдер: Это голубой. Черный – с уборщицей. А этот – с бабуином на последней стадии сифилиса.
Люк *поспешно*: Я несовершеннолетний! Мне еще рано про зоофилию!
Вейдер: Империя зла, полюбишь и козла, и Disney впридачу. Смотри, вот он снимает шлем.
Люк *снова прячется за трубу*: Мама!
Вейдер: Я – папа.
Люк: Папа, пожалуйста! Я не могу это видеть ни за какие гонорары!
Вейдер: Тогда слезай с трубы, стриптизер! Пора объединяться и спасать Галактику от обнаглевших бабуинов.
Люк *все еще цепляясь за вентили*: Да откуда они взялись, все эти черные и голубые?
Вейдер: Про всех не скажу, а за голубого *вздыхает*, как ни кинь, мы в ответе. Говорил мне Йода: носи с собой презервативы, пусть Галактика спит спокойно.
Люк: Ну да. Послушай Йоду и сделай по-своему. Как мне это знакомо!
Вейдер: Еще бы не знакомо! Ты же моя сыночка! Против тебя я ничего не имею. Вовсе даже наоборот. Я вот просто тобой горжусь! А внук подкачал.
Люк: Какой внук? Голубой в черном или негр в белом?
Вейдер: Голубой. Он мой внук и твой…
Люк *в ужасе*: Нееет! *отпускает трубу и падает в канализацию*
Вейдер: …вообще-то всего лишь племянник *заглядывает в шахту* Ты что, тоже не пользуешься презервативами? *задумчиво* Эх, молодежь!..
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Ганеша - бог удачных дней и удачливых людей, покровитель новых путей и начинаний. Толстяк, весельчак, сладкоежка, он вроде бы целиком принадлежит материальному миру, он плотен и конкретен, и в этой конкретности доступен всем людям. Тысячи рук проносят его гигантское глиняное изваяние по улицам Бомбея во время ежегодного праздника Ганеша-чатуртхи и сбрасывают в океан, где Ганеша возвращается к своему отцу, Шиве-Абсолюту. И как океан отражает идею вечности, так Ганеша символизирует знание. Любое знание, будь то приемы рыночного торговца по обвесу покупателя или высокие секреты ануттара-йоги. Обломком собственного бивня Ганеша записал Веды под диктовку мудреца Вьясы. Еще более сокровенные знания, превосходящие своей мудростью Веды, даровал ему Шива. Знания, полученные от отца, позволяют Ганеше не бояться смерти и всего, что с нею связано, поэтому толстяк и весельчак возглавляет свиту ган — призраков, сопровождающих Шиву во время его медитации нашмашанах (местах кремации). Когда Шива танцует космический танец, Ганеша аккомпанирует ему на барабане.
А это сделанная мною открытка. Сегодня Ганеша захотел погулять по городу. Мне удалось сфотографировать его во время прогулки, хотя, признаюсь, это было нелегко — он все время норовил спрятаться. Процесс съемки, проходивший рядом с отелем в центре города, привлек внимание милиционера. Служитель порядка подошел, стал спрашивать, что я тут делаю, увидел открытку — и пришел в детячий восторг. Он разглядывал открытку, пытался понять, складывается она или нет, все выяснял, кто это. Расстались мы совершенными друзьями. Несомненный знак, что Ганеше прогулка понравилась.
"Что известно об отце Гамлета? У Шекспира он остается безымянным, фигурируя в тексте как Призрак. Саксон называет имя — Хорвендил. Якоб Гримм решил последовать за этим именем и набрел на немецкую поэму «Орендел» XII века, в которой рассказывается история ризы Спасителя (=бесшовный хитон), которая, после множества приключений, была проглочена китом. Ее вновь обрел Орендел, сын короля Айгеля из Трева (Трира), который отправился морем просить руки Бриде, хозяйки Священной Гробницы. Потерпев по пути кораблекрушение, он нашел приют у рыбака Айзе(на), и, пока он был у него, поймали кита, в чреве которого обнаружилась упомянутая выше риза. Находка досталась Оренделу. Этот бесшовный хитон обладал свойством оберегать своего владельца от ран, и он не раз помогал Оренделу, в итоге все же женившемуся на прекрасной Бриде. Потом ангел потребовал, чтобы оба вернулись в Трев, где Орендела ждала масса других приключений, в конце которых он распорядился поместить ризу в каменный саркофаг. Другой ангел возвестил Оренделу и Бриде о близящейся смерти.
Гримму все это напомнило «Одиссею» (а Веселовскому — историю о похищении Соломоновой жены). Пересказав сюжет саги, Гримм упомянул о том, что Орендел встречается в некоторых немецких топонимах, а потом вспомнил, что это имя попадалось ему и в «Старшей Эдде». У скандинавов Орвандилл — это муж целительницы Гроа, которого по пути из Йотунхейма на север встретил Тор и посадил в свою корзину. Пока он нес его на спине, из корзины торчал палец Орвандилла, который отмерз, поэтому Тор отломил его и закинул на небо, где тот стал звездой.
Наконец последнее упоминание отца Гамлета также связывает его со звездой — в «Христе» Кюневульфа он зовется «ярчайшим из ангелов» и «зарей нового дня» — в «Бликлингских проповедях». Сомнений в том, что речь идет об одном и том же персонаже, нет, поэтому в итоге мы приходим к парадоксальному выводу: Гамлет, оказывается, был сыном звезды".
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Очень давний долг - все тот же флешмоб про ассоциации, на сей раз от JBWatari
Суть игры: отмечаетесь в комментариях, я называю вам 5 слов-ассоциаций, связанных с вами. В своем дневнике вы объясняете эти ассоциации.
Мне дали следующие камешки для игры: Локи, озорство, зеленый, тепло, закат
читать дальше Локи 1. Том (Том!) из серии «Библиотека всемирной литературы». Под одной обложкой – три любимых образчика эпической поэзии. Древнеанглийский «Беовульф», скандинавская «Старшая Эдда» и немецкая «Песнь о Нибелунгах». Три персонажа, перекликающихся между собой: Унферт, Локи, Хаген. Локи всегда нравился больше всех)) 2. Семейная библиотека в три тысячи томов, которую я перерыла снизу доверху в надежде найти хоть что-нибудь о Локи, помимо того, что нашла в «Старшей Эдде» и примечаниях к ней. Это было в эпоху до исторического материализма появления Интернета. Поиски не увенчались успехом – нашла только два упоминания о Локке в историях Андерсена. 3. Фильм «Тор». Никогда особо не пыталась представить, как может выглядеть Локи, хотя общие контуры, конечно, были: подвижный, худой, насмешливый и светловолосый. Оказалось, что быть брюнетом ему тоже к лицу. Собственно, с 2011 года мой Локи приобрел зримый образ. 4. Команда fandom Loki 2014. Жаркое лето, жаркие дни, жаркие тексты))
Озорство 1. Комментарии mrLokiOdinson 2. Командная открытка, которая никак до меня не доберется. 3. Давным-давно, в далеком Ташкенте провожала я на автобусную остановку друзей, зашедших ко мне в гости. Чтобы попасть на остановку, надо перейти довольно широкую дорогу. На середине дороги я вдруг останавливаюсь и говорю: «Мы сегодня еще не медитировали. Если дело так пойдет, мы вообще не попадем в нирвану». И сажусь прямо на асфальт в позу лотоса. В полной тишине слышу стук падающих челюстей. Вслед за этим ко мне присоединяется самый отважный человек из нашей группы, любитель одиноких походов в горы и вообще экстрима. Потом – моя лучшая подруга. Потом еще двое. И так все шесть человек. Сидим, никого не трогаем. Водители от удивления чуть не в арык съезжают (у нас вместо кюветов – арыки). Чувствую, им очень хочется нас обматерить, но они не уверены в результатах своих действий. А мы сидим, улыбаемся. Потом начинаем ржать. В состоянии дикой ржаки поднимаемся и идем дальше.
Зеленый 1. Надо бы сказать: плащ Локи, но для меня зеленый цвет – это Шервудский лес и его вольные стрелки, Робин Гуд и его меткие стрелы и, в целом, добрая старая Англия. 2. Змеевик, который мне подбросили горные духи и который долгое время был моим амулетом.
Тепло 1.У нас не тепло – у нас жарко. Вот сегодня уже + 30. А тепло – это Средиземное море, вилла с открытой террасой и крючконосый римлянин в тоге читает «Буколики». 2. Кошка
Закат 1. Поэзия Хуана де ла Крус. 2. Гоа. Тропические деревья роняют мелкие, оглушительно пахнущие цветы, прибой выгнал купающихся из моря (каждая следующая волна выше предыдущей, так что кажется, они идут на берег сплошной стеной) и солнце, словно круглый леденец медленно растворяется в гигантском блюдце темнеющей воды.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
ОНА ОТКРЫЛАСЬ! В начале нынешнего года Darth Pizza объявила, что переезжает в центр города. Сначала вроде бы обустройство нового обиталища шло бодро, а потом внезапно замерло. У меня возникло нехорошее чувство, что владельцев пиццерии заставят сменить тему и название, мол, нехорошо пиарить отрицательных героев среди нашей высоконравственной молодежи. Но они оказались настоящими ситхами и, прорвавшись через все джедайские заслоны, позавчера открылись! Без особой помпы, но все же. Теперь эта тема снова есть в нашем славном городе
1. У ситхов есть не только пончики, но и пицца в ВАФЕЛЬКЕ!
читать дальше2. Камбуз имперского флагмана. Ситхи сыты - звезды целы.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Сегодня в кабинет влетел стриж. Нет, не стриж, а мелкий Энакин. Как он ухитрился? Окно приоткрыто ладони эдак на две с половиной и ровно посередине торчит вертикальный элемент бетонного декора. Стрижу чихать на все дизайнэрские решения, он влетел в помещение как пуля в затылок. А вылететь — опаньки! Хорошо, он не стал метаться по углам, а влип в стекло и начал елозить по нему вверх-вниз. Как назло, Ворон на исповеди у начальства. Мне до окна не дотянуться. Надо тащить стул и лезть на него. А у меня с утра нога, зараза, просто воет. Первая мысль: "Я не могу! Нога отвалится!" Тут же следующая: "Ногу нафиг, птичку жалко!" Хватаю стул. Хватаю стрижа. Подлетаю к окну. Выпускаю птица на волю. Летит нормально. Перевожу дух. Спускаюсь со стула. И вижу — по окну елозит пчела. Толстая и лапки в комочках пыльцы. Бластер ваш через Чубакку! Хватаю стул. Хватаю пчелу (у меня для этой мелочи всегда наготове пустой спичечный коробок). Выпускаю пчелу. Летит нормально. Перевожу дух. Водворяю стул на место. Пытаюсь убедить ногу, что чистая совесть полезнее советов врачей. В это время возвращается Ворон. Рассказываю, что здесь было. А у Ворона, как у киборга, лицо всегда непроницаемое. И вот он с этим непроницаемым лицом слушает, на секунду задумывается, а потом берет стул и ставит обратно к окну. "Зачем?" — спрашиваю. "А вдруг Тони Старк заявится, — отвечает Ворон. — И его тоже придется... того... в окно..."
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Zarateen56
Приветствую маленьким шедевром, одной из любимых моих работ автора Идунн Тиннори Надеюсь, здесь вам будет так же уютно, как Локи в гостях у дяди Федора. Добро пожаловать в мое Простоквашино
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Самый веселый эпизод прошедшей зимы
Название: Why so serious? Косплеер: ninjavoron Фотограф: Муравьиный лев Эдитор: mrLokiOdinson Форма: косплей Канон: "Темный рыцарь" Персонажи: Джокер Категория: джен Рейтинг: PG-13 Количество фотографий: 6 шт Примечание: В процессе фотосессии надругательству подверглись реальные доллары. Деньги - тлен. Весь мир - за имидж!
Что мне делать в этом мире? Сойти с ума? Слишком нормально.
Хочешь, расскажу, откуда эти шрамы? У меня была девушка, красивая как ты… А, ты парень! А чего такой серьезный?
Все, что меня не убивает, делает меня стройнее.
Когда волнуешься из-за пустяков, легко проиграть. Надо быть спокойным. Понимаешь? Хочешь выиграть – стань покеристом.
Деньги не имеют для меня значения. То, что всегда под рукой, теряет смысл.
Косплей - как гравитация. Стоит только подтолкнуть...
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Ворон нашел интересный тест - "Насколько ты знаешь Тома Хиддлстона". Судя по тому, что варианты ответов в графе "Возраст" заканчиваются цифрой 34, тест висит в Сети давно. Но, может быть, кто из хиддлстонеров его еще не видел и захочет пройти. Дерзайте! Выяснилось, что я знаю Томыча на 88 процентов (никогда не могла запомнить, кто из моих кумиров сколько весит и какой у них размер башмака).
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Флешмоб
Получено от mrLokiOdinson
Суть: "Вы отмечаетесь в комментариях, и я даю вам 7 ассоциаций с вами, которые первыми придут мне в голову. У себя в дневнике вы пишете, как эти вещи к вам относятся или как они с вами связаны, - как хотите, так эти ассоциации и объясняете".
- Лев - Вейдер-джедай - Палпатин-ситх (нет я не читер! пусть это будет собирательный образ старца и учителя) - весна в душе и взгляде - философия - театр - бескрайние просторы вдохновения и степей вокруг
читать дальше1. Лев. Папа. Лев Михайлович Спиридонов. Лев по жизни, журналист от Бога, и, похоже, классический джедай. Ничего не боялся, всегда сражался (особенно - за семью), всегда выходил победителем. Последний приз за лучший газетный материал получил за месяц до смерти.
2. Вейдер-джедай. АААА! Мне не так давно приснился сюжет (да так яркий, чОткий и подробный), в котором Квай-Гон, вернувшийся в этот мир, успевает забрать полусгоревшгео Энакина до появления Императора. Они отправляются к другу Квай-Гона, киборгу, который занимается лечением-восстановлением безнадежно поврежденных бойцов. Узнав, кого ему надо восстановить на этот раз, он сначала упирается, но Квай-Гон его уламывает, и киборг делает Энакину тот самый костюм жизнеобеспечения. Да, до этого Квай-Гон довольно жестко объясняет Энакину ситуацию и дает понять, что, в общем, у того выбора особого нет. Заодно кое-что проясняет насчет Палпатина, в первую очередь, что тот ни фига не умеет воскрешать мертвых, а вот подталкивает к смерти весьма талантливо. И, как кульминация, внушает Энакину, что тот вообще, в силу своей уникальности, должен быть вне всяких иерархий, как джедаев, так и ситхов. В итоге дипломатии Квай-Гона на свет появляется такой суровый воин-одиночка, которого прозвали Дарт Вейдер, и этот товарищ джедай становится таким судьей Дредом галактического масштаба. Причем, он не делит народ на темных и светлых, может и раненого штурмовика выходить, и повстанцу навалять, если тот ведет себя невежливо. Ну а дальше - встреча с Люком, в силу обстоятельств путешествие вдвоем, постепенное знакомство с сыном и героическая гибель вполне по канону. Уфф! Где мои сто грамм?
3. Палпатин-ситх
Он еще тот старец Будь неладен коллаж в Сети, из-за которого я села ваять неприличный текст А еще он у меня ассоциируется с вопросом: "Почему Вейдер не умеет бросаться молниями?"
4. Весна в душе и взгляде Утро. Выходишь из дома - а над тобой небо синее как иранская бирюза) Ирисы цветут, трава зеленая как плащ Локи Горлинки воркуют как в сказках Шахерезады. Скворцы целуются. Садишься в автобус, надеваешь наушники, а напротив тебя хипповый мужичок лет сорока, в черных очках, с бородкой и тоже в наушниках. Смотрим друг на друга и вдруг одновременно начинаем смеяться.
5. Философия
Моя жизнь
6. Театр
Марк Яковлевич Вайль. Уникальный режиссер, интереснейший человек. Убит в 2007 году.
7. Бескрайние просторы вдохновения и степей вокруг
Команда Локи! Команда Злодеев! Фадомная Битва! Без них не было бы литературного конкурса, сборника, "Деда", "Рыжей зимней сказки", "Дома грез", залипания на разных героев - ничего бы этого не было. Люблю вас, мои командианцы!
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
logastr и Киска-Мурыська, советую заглянуть под знак вопроса
Название: Сигюн Автор: Муравьиный лев Бета: Гейл*, The Third Alice Размер: драббл, 685 слов Канон:(СПОЙЛЕР!)Lara Croft: Tomb Raider Пейринг/Персонажи:Персонажи: ОжидающийМанфред/ВоительницаЛара Категория: джен, гет Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: "Любовь, поцелуй на окровавленных губах, чаша, защищающая от яда. Трогательно, но… не твое"
— Почему я?
Она ненавидит смотреть вот так, снизу вверх. Он это знает и наслаждается тем, что даже в магическом сне ощутимо выше ее.
Бледные губы растягиваются, словно их вскрывают изнутри ножом. Улыбка-шрам освещает лицо потусторонним светом. Темные впадины под глазами становятся черными.
— Это мой подарок! Хотел, чтобы тебе было приятно!
Закадычные враги, друзья насмерть, они стоят друг против друга, а вокруг неспешно вращаются звезды и низко, размеренно гудят соки жизни внутри Мирового древа.
— Слышишь? — он прикладывает ухо к стволу. — Эра завершается. Миры хотят отдохнуть. Свернуться в семя, уснуть в тишине и возродиться обновленными. Они просят об этом, а вы все тянете.
— И ты решил за всех?
В голубых глазах насмешливое удивление.
— Я ничего не решаю. Всего лишь говорю то, о чем другие не осмелятся даже подумать. А сказанное само становится жизнью. Песчинка укрывает в себе бесконечность, одно сознание — мириады миров. Так уж вышло, что только мы готовы сделать это. Мы завершим, мы начнем. Ведь это красиво — стать частью легенды, о которой слышал с детства.
Она вскидывает голову и так же насмешливо улыбается в ответ.
— Надеешься, что у меня в последний миг дрогнет рука? Или что я, став частью легенды, останусь сидеть рядом, как преданная жена? Тебе — Корабль, мне — чаша?
— Нет! — он понижает голос почти до шепота. — Эта рука не дрогнет. Ты ведь хочешь того же, что и я, только молчишь. А насчет преданной жены…
Черные волосы и высокие скулы делают его похожим на хищную птицу. Он наклоняется совсем близко, она чувствует холодное как февральский снег дыхание.
— Тебе не идет быть женой. Ты — воительница. Любовь, поцелуй на окровавленных губах, чаша, защищающая от яда. Трогательно, но… не твое.
— Ты в этом уверен? — она отстраняется, смотря в глаза, которые здесь, в звездной ночи, кажутся совсем синими.
— Так же, как в том, что завтра буду одиноко лежать на полу пещеры с намертво заваленным входом.
Длинные пальцы легко охватывают ее затылок, снова сближая их лица.
— Завтра все должно быть по-настоящему, слышишь! — теперь его голос звучит настойчиво, требовательно. — Вселенные рождаются и гибнут, потому что мы этого хотим. Поверь, я сделаю все, чтобы ты захотела моей смерти.
— А если ты выживешь?
Он смеется.
— Тогда случится самое ужасное: все останется на своих местах.
Его пальцы скользят по ее волосам, заплетенным в тугую косу.
— Завтра последний день того, что люди называют парадом планет, а мы — схождением миров. Упустим — ждать придется еще пять тысяч лет. У меня нет желания дряхлеть вместе с мирами и видеть, как увядаешь ты.
Пальцы осторожно убирают с ее лба выбившуюся прядь. Пальцами он говорит то, что никогда не скажет словами.
— А еще…
Его глаза влажно блестят, будто полные слез.
— Что?
— Я больше не хочу враждовать с тобой.
***
… Она наносит последний удар, зло, отчаянно, изо всех сил. Да, он постарался, чтобы сейчас она его ненавидела, и преуспел в своем намерении.
Он падает на колени. Молча, без стонов и предсмертного хрипа. Валится на землю, лицом вверх, устремив застывший взгляд к одной ему видимой цели.
Она стоит над ним, тоже недвижно, чувствуя дрожь в себе и вокруг себя. Последний удар словно привел в действие невидимый рычаг, сдвинул опоры земные. Пещера сотрясается, с гулом и грохотом по одной из стен низвергается поток воды, увлекая за собой падающие каменные глыбы. Три плоских каменных плиты, одна за другой, врезаются в землю возле неподвижного тела, образуя подобие саркофага. Еще немного, и камни замуруют выход.
Пора. Она успеет. Ее ждут солнце, весенние цветы, богатый дом, верные слуги и вздыхающий о ней красавец, сладкий сон многих женщин.
Разве не это называют счастьем? Разве не за это она сражалась сейчас?
Пора…
Она медленно опускается на землю внутри только что возникшей гробницы. Медленно наклоняется к телу, на которое падают с потолка пещеры ледяные капли, и целует замершие губы. Едкий вкус крови остается во рту.
— Только не лги, что умер, — говорит она, устраиваясь поудобнее. — Ты прямо-таки набальзамирован тайным знанием. Такие не умирают, они лишь ждут своего часа. Так подождем вместе. Как ты говорил? «Любовь, поцелуй на окровавленных губах, чаша, защищающая от яда. Трогательно, но… не твое»? Говорил и знал, что я останусь. Хотя ты нисколько не заслуживаешь этого, Манфред Пауэлл.
Лара усмехается и подставляет под ледяные капли металлическую чашу с острыми краями — древнее оружие, найденное ею в безымянной гробнице далеко на юге.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
4 апреля я таки побыла спикером. Объявленная много загодя презентация альманаха "Творческое содружество", в котором Муравьиный лев отметился своим "Дедом", таки состоялась. Овцы и козлища - писатели и графоманы - слились в творческом экстазе в известном городскому бомонду Book Cafe. Обстановка с претензией на стиль - потолки в зеркалах, полки в книгах, кофе в сливках, иллюзия интеллекта на лицах дам. Среди отчужденных улыбок и несколько принужденных разговоров, самопиара и самолюбования взгляд выделяет красивые хипповые харизматичные магниты - Сид Янышев и Вика Осадченко. Обняться с Сидом и получить от него в подарок книгу - это вам не просто там. Это надо заработать. Но ведь и я постаралась Мое выступление на вечере получилось самым, как бы это сказать, литературным. Хотелось сказать что-то такое значительное о Локи, а получилось о творчестве в целом. Кому не лень, можете посмотреть, что я там такого наговорила.
читать дальшеМне представляется, что каждая жизнь – знак, который Вечность чертит на воде времени. Знаки сплетаются в узор, неповторимый и непреходящий. Этот узор – первые письмена, те, что были еще до всякой письменности. Они складываются в сюжеты и, поскольку река времени течет в вечность, то и сюжеты рассказывают о вечном. Наверное, поэтому мы так любим символы – отражение вечного. Наверное, поэтому до сих пор живы легенды. Казалось бы, какое дело нам до Одиссея или Гамлета. Что нам Гекуба? Но мы обращаемся к Гамлету и Гекубе, Арджуне и Гесеру, перетолковываем заново, пытаемся ответить на так и не отвеченные вопросы. Литература есть плетение узора из символов, знаков, способных передать вечное во временном. Мифология, которую можно назвать коллективной литературой, и литература, которая есть авторская мифология, представляют бесчисленное множество персонажей. Вглядываясь в них, мы получаем шанс лучше понять себя, ведь, как уже сказано, каждый человек – символ, каждая судьба – мифологический сюжет. Одним из самых загадочных, неоднозначных и потому живых и жизненных мифологических образов является скандинавский Локи. Его называли богом и демоном. В нем видели существо, способное вдохнуть жизнь в человека и – разрушить мир. Он отец семейства и он же – ничем не связанный бродяга. Он существует во все века, меняет облики, кочует от Старшей Эдды к романам Нила Геймана. Он может быть связан с кем угодно какими угодно нитями судьбы. В моей повести «Дед», представленной на конкурс, он связан с княгиней Ольгой. Ольга – не менее загадочный персонаж, чем Локи. В ней много легендарного, сказочного, она и женщина, и правитель, и древнее языческое божество, и христианская святая. Человек, поднявшийся до уровня мифологического образа. Древнерусскую княгиню объединяет со скандинавским Локи хитроумие, привычка полагаться только на свои силы, символика огня и некая тайна, недосказанность, которая дает простор авторской фантазии. Их встреча – символ всех встреч, происходящих в мире. Бог и человек, мужчина и женщина, прошлое и будущее, судьба и выбор соединяются в слове «встреча». Что скрывается за ним, что из него проистекает, чем завершается – ответы на этот вопрос и пытается дать литература.
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Мои дорогие, бои с реалом продолжаются Мне диагностировали глаукому. Плохо, что это далеко не начальная стадия. Хорошо, что еще берутся лечить. Поэтому я опять на некоторое время выпадаю из уютного пространства diary. Не обижайтесь, если увидите меня в Сети, а ответ на ваше письмо или комментарий придет через пару дней. Мне надо разобраться с моими текстами, выложить их здесь и на Фикбуке, поэтому я буду изредка и ненадолго появляться, но не всегда смогу общаться с друзьями столько, сколько сама того хочу. Уже скучаю по общению с вами. Надеюсь, что вы будете комментировать то, что я выкладываю (сейчас мне это дается с определенным трудом). Знаю, что скоро вернусь. Конечно, нельзя недооценивать мощь Темной стороны, но, в конце концов, она не единственная в этом мире. Есть еще и светлые стороны, и я не все их исследовала до конца) Кто силен - желаю быть еще сильнее. Кто грустен - приходите, поделюсь, чем могу, постараюсь поднять настроение)
Демон? Это ваша профессия или сексуальная ориентация?
Первый мой слеш Возможно, так и останется единственным.
Название: Дом грез Автор: Муравьиный лев Бета: The Third Alice Размер: миди, 4244 слова Канон: Ориджинал Персонажи: ОМП/ОМП Категория: слэш Жанр: драма Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Он думал, что, уничтожив дом, убил чудовище... Примечание: Все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними. Курение вредит вашему здоровью.
Сквозь огонь проступали глубокие рваные тени. Они придавали фасаду дома сходство с гигантским черепом.
Тени двигались. Казалось, в огне корчится что-то живое.
Сноп оранжевых искр вырвался из крыши и с воем ушел в небо. Раскаленные оранжевые звездочки остро, болезненно напомнили о любви Обри к мандаринам. Маленьким, без косточек, очень сладким и непременно с темно-зеленым листком.
Доу закурил. Это было неосмотрительно. Даже глупо. Надо уйти, пока никто не заинтересовался посторонним человеком возле непонятно как загоревшегося дома. Но Доу не тревожила перспектива задержания, суда, пожизненного заключения (скорее всего, в психушке). Он сделал главное.
Он уничтожил монстра.
Обри — последняя добыча этой твари. Других не будет.
Не будет? А если все дома одинаковы? Ведь недаром каждый хоть раз в жизни мечтает сбежать из своей «крепости». Может быть, дома только притворяются, что созданы для нашего удобства? А мы притворяемся, что верим этому. Семья, гости, доставка пиццы — все крутится вокруг темного страха перед убежищем, которое по природе своей западня.
Или человек сам превращает дом в ловушку, наполняя желаниями, что способны стать кошмаром?
Он отшвырнул недокуренную сигарету в снег и тут же достал новую.
Полжизни не жалко за то, чтобы думать о других вещах. О «тарзанке» над водопадом в ЮАР, театральном фестивале в Эдинбурге, мандариновом закате в Коччи. Мандарины… Как Обри набрасывался на них после всего, что они вытворяли в постели!
Боль от воспоминаний была такой острой, что перехватило дыхание. Доу согнулся, опираясь рукой о дерево. Его мутило.
— Я могу помочь? — раздался участливый голос.
Подняв голову, Доу встретил взгляд бледно-голубых глаз, выцветших от возраста. Взгляд был полон сочувствия.
Благообразный, добротно одетый старик. Дорогое пальто. Безукоризненная обувь. Тщательно зачесанные седые волосы. В нем чувствовалась порода. Так мог бы выглядеть римский император, если бы преторианцы позволили ему дожить до седин.
«Надо было уйти», — подумал Доу.
— Спасибо, все хорошо, — вслух произнес он.
Старик понимающе кивнул и перевел взгляд на огонь, который никак не удавалось погасить, хотя, казалось, здесь собрались все пожарные города.
— Огонь ненасытен, — тихо проговорил он, — как молодость.
Они с Обри были ненасытны. Хотели взять от жизни все. Лекцию по эстетике смерти в античном романе обсуждали на рокерском джем-сейшне. Воскресный пикник оборачивался недельным путешествием по стране автостопом. Билеты на Мартинику грозили превратиться в клочок бумаги, пока, бросив рюкзаки, они занимались любовью в прихожей: «Самолет без нас не взлетит!» И самолеты ждали, райские яблоки поспевали вовремя, мир лежал у них в кармане.
— Говорят, этот дом принадлежал молодому князю, — снова заговорил старик. — Князь занимался черной магией и, будучи воистину прекрасен, отдался некоему демону. За свою любовь он получал все, что только могло представить его воображение. К сожалению, фантазия не знает границ, и однажды он пожелал не то, что хотелось бы его покровителю.
— Верите в легенды? — усмехнулся Доу, потянувшись за очередной сигаретой.
— Да, — согласился старик. — Ничего интересного. Огня нет. Остались одни полицейские.
Словно услышав это замечание, двое полицейских двинулись в их сторону.
— Подождите меня здесь, — старик коснулся локтя Доу. — Я поговорю с ними. Я-то знаю, как иногда бывает трудно объяснить, что просто проходил мимо.
С этими словами он уверенно зашагал навстречу блюстителям порядка.
Доу не слышал разговора, но видел, как «бобби» слушали старика — сначала хмуро, потом их лица разгладились, принимая все более почтительное выражение. Наконец, старик снисходительно кивнул и протянул руку, которую они по очереди с энтузиазмом пожали.
Все улажено.
— Похоже, и вы занимаетесь магией, — попытался пошутить Доу, когда старик вернулся к нему.
— Да, только телом мне торговать поздновато, — откликнулся старик. — Так что приходится искать другие занятия.
Доу промолчал. Он не хотел вопросов относительно себя, поэтому и сам не торопился спрашивать.
— Трудно будет найти истинную причину пожара, — проговорил старик. — Хотя, как подумаешь, нет смысла искать. Дом грез уже не вернуть.
— Дом грез? — остановился Доу.
Так Обри называл сгоревший дом.
Старик хотел было удивиться, но вспомнил:
— Ах да, вы же не верите в легенды! А зря, знаете ли. Легенды точнее судебного протокола и объективнее любого научного исследования. Они безукоризненно достоверны.
— Я слышал про Дом грез, — сказал Доу, — но полагал, что это метафора.
— Вся жизнь — метафора, — отозвался старик. — Наши чувства, мысли, дома, в которых мы обитаем, мы сами — всего лишь знаки, которые кто-то чертит на воде времени.
Он вдруг оборвал сам себя:
— Вам бы выспаться, а я пускаюсь в рассуждения ни о чем.
И протянул руку:
— Старики — несносные существа. Извините мою бессонницу и болтливость!
Еще минуту назад Доу мечтал отделаться от незнакомца, но два слова все изменили. Может быть, эта встреча не случайна? Может быть, кто-то знает, что за кошмар обитал в старом доме?
— Выпьем? — напрямик предложил Доу. — Спать не хочется. Все равно уже светает.
II
— Вы мне нравитесь, — одобрительно заметил старик. — Пойдемте! Я знаю одно неплохое местечко неподалеку. Вас не обидит, если я попрошу помочь мне идти? Приступ ревматизма — довольно мучительная вещь.
Доу взял своего спутника под руку.
«Как старомодные любовники», — мелькнуло в голове. Обри это позабавило бы.
Снова острая, физически ощутимая боль от воспоминаний. Доу почувствовал тошнотворную слабость.
Холод разлился по телу.
Старик все понял без слов. Он переместил руку и прижал Доу к себе, оказавшись в роли ведущего.
Непростой перец, подумал Доу. Крепче, чем кажется. И, видно, тоже не без греха.
Минут через десять они оказались возле круглого здания из тонированного стекла и металла.
— К слову, о символах, — старик указал на гигантские ячейки.
Они отсвечивали золотом в лучах поднимающегося солнца.
— Вам не кажется, что вот это — превосходный символ человеческой жизни? Хрупкой, темной, на короткое время согретой лучами любви и — видите?
Только сейчас Доу заметил, что каждая ячейка укреплена металлическими перекрестиями. Перечеркнута крестом.
— Невеселый символ, — он криво усмехнулся. — Собственно, где мы?
— Это галерея современного искусства, — ответил старик. — Ее открытие состоится на днях. А вот ресторан уже действует. Люблю это заведение. Здесь принимают посетителей в тот час, когда в других местах их выпроваживают.
Ресторан оказался небольшим залом со сводчатым, под готику (а, может быть, это была настоящая готика) потолком. Зал располагался в подвальном этаже не открытой пока галереи. Спуск по спиральной лестнице длился целую вечность. Зато заказанный стариком коньяк, который принес вышколенный официант, превзошел все, что Доу когда-либо пробовал (а ему было с чем сравнить).
— Вы говорили о Доме грез, — Доу вернулся к мучавшему его предмету. — Что о нем известно, об этом доме? Кроме легенд?
— Ничего, — покачал головой старик. — Даже дата постройки — 1350 год, не подтверждается ни одним историческим документом. Между тем, легенды сходятся на ней.
— Впервые слышу, чтобы в легендах назывались даты, — недоверчиво сказал Доу.
— Это потому что вас мало занимают легенды. Вы не верите в их достоверность.
— Я никогда не гнался за достоверностью, — невесело усмехнулся Доу. — Меня всегда занимали фантазии… до определенного момента. А вот сейчас я впрямь предпочел бы достоверность.
— Хорошо. Судя по всему, легенд об этом доме много, а вы рассказали только одну.
— Хотите знать другие? — улыбнулся старик.
— Да, — коротко ответил Доу.
— Что же именно?
— Например, почему — Дом грез?
— По легенде, дом — подарок демона князю, — заговорил старик. — Демон дал золото на его постройку, дал вдохновение зодчему и вдохнул жизнь в каменные стены. Это был волшебный дом, — старик прикрыл глаза, как будто вспоминая. — Вы видели его почерневшим от времени и непогоды, видели камни, поросшие мхом, щербины на лестничных ступенях, облупленные носы атлетов на рельефах у входа. А когда-то он вызывал восхищение, считался лучшим творением гениального итальянского архитектора, принесшего на наш север свет южного солнца. Дом был прекрасен, как и его обитатель.
— Красивый, но глупый, так ведь? — заметил Доу. — Я говорю о князе.
— Я не говорил «красивый», — старик открыл глаза.
В них светилась нежность.
— Я сказал: «прекрасный».
— Что же касается глупости, — продолжил он, — иногда чувствуешь себя последним дураком от беспомощности перед ситуацией.
— Пожалуй, — согласился Доу.
Повисло молчание. Чтобы как-то разрядить его, Доу задал новый вопрос:
— Легенды не сохранили имя князя?
— Легенды берегут все, но, как мы уже определили, сама жизнь есть метафора, — ответил старик. — Имя князя тоже не более чем символ. Его звали Аманте.
— Любовник, — Доу достаточно знал итальянский. — Любовник демона?
Старик вздохнул.
— У всего есть предназначение. Дом грез предназначался князю, князь предназначался демону. Пока каждый исполнял свое предназначение, в их уединенном мире царила гармония. Изучай вы демонологию, вы бы знали, что демоны — по-своему гармоничные существа.
— Кто же первый нарушил гармонию? — спросил Доу.
Старик слегка пожал плечами.
— Князь. Он возгордился. Решил, что может пренебречь своим предназначением. Он изменил демону с понравившимся ему юношей. Вот этого можно назвать красивым. Красивым, и только. Демон, разумеется, все узнал, ибо демонам открыты человеческие помыслы. Он мог бы растерзать предателя-любовника, но не стал этого делать. Зачем? Нарушение призвания само по себе — кара нарушившему. Кара не замедлила случиться. Новый друг князя оказался наделен весьма прихотливым воображением. А, как утверждают легенды, Дом грез умел исполнять желания. И он исполнил желание неосмотрительного юнца.
Доу едва не выронил сниффер.
Обри в последние дни перед гибелью тоже был одержим безумной прихотью, веря, что проклятый дом может ее исполнить. Все твердил, что в доме особая аура, которая обостряет чувственность, дает новые ощущения. И вот он мертв. Тот, другой парень, тоже, но другой — случайная деталь в их истории, о нем можно забыть. Другое дело — Обри.
— Что-то не так? — старик ободряюще дотронулся до его руки.
— Все в порядке, — машинально ответил Доу. — Что за желание было у княжеского красавца?
— Я расскажу, — мягко ответил старик. — Только чуть позже. Вам все же следует выспаться. Вы весь горите. Полагаю, сильная усталость. Здесь имеются две комнаты для гостей. Их и снимем на пару часов.
Старик подозвал метрдотеля, тихим голосом отдал какие-то распоряжения и пригласил Доу следовать за собой.
III
Комната, в которую они зашли, была обставлена со старомодной тщательностью. И не скажешь, что она сдается «на пару часов».
— Подходит? — улыбнулся старик.
— Лучшего сейчас и представить не могу, — ответил Доу. — Идеальное место для того, кто хочет спрятаться от мира или от своих снов.
— Чувствуйте себя, как дома, — улыбнулся старик. — О деньгах не беспокойтесь. Хозяин здешнего заведения мне кое-чем обязан.
— Даже не знаю, как сказать, — Доу попытался улыбнуться в ответ. — Чувствую, что надо бы отказаться, но не могу. Наверное, наглость.
— Нет! Предназначение, — в глазах старика что-то промелькнуло. — Ваше предназначение.
— Я предназначен, чтобы вы за меня платили?
— Чтобы я вам помогал, — поправил старик. — Тем самым вы помогаете мне. Я чувствую себя нужным. А это большая удача — быть кому-то нужным.
Сев на кровать, Доу потянулся к лежавшим на столике листам с золотым обрезом. Барная карта, меню ресторана, список внутренних телефонов, городские службы, расписание авиарейсов…
— Жаль, все ламинированные, — Доу повертел листки в руках. — А то мог бы нарисовать ваш портрет на память о встрече.
— Вы рисуете? — с интересом спросил старик.
— Как сказать, — Доу вернул на место золотые обрезы. — Я рисую в стиле старых мастеров, а сейчас на это нет спроса. Разве только подделывать тех, что в цене на аукционах. Но вас мне хотелось бы нарисовать.
— Почему? — полюбопытствовал старик.
— У вас незаурядное лицо, — сказал Доу. — Сильное впечатление. Такие лица привлекают. Влекут, если быть точным.
Доу вдруг понял, что до сих пор не знает имени старика.
— Как вас зовут?
— Содо.
— Готов спорить, что фамилия начинается на «м».
Старик рассмеялся:
— Да, но мы обойдемся без нее. Зовите меня просто Содо.
Доу посмотрел на него долгим взглядом, сказавшим все лучше слов.
«Что я делаю?! Обри, что я делаю?!» — закричал он в душе.
И начал раздеваться.
Содо снова улыбнулся, запирая дверь на два оборота ключа.
IV
…Сон наполняли шорохи, касания, силуэты. Ветви старого граба скребли окно под порывами ветра. Бродячий кот осторожно переступал мягкими лапами по ведущей к подъезду дорожке. Снег падал на потрескавшиеся губы мраморных нимф в парке, слезами стекал из их невидящих глаз. Ночь обнимала дом. Белая зимняя ночь, когда сумерки сгущаются бесконечно, но так и не переходят в темноту. В похожей на парное молоко белизне спали грачи на кронах деревьев. Их неподвижные силуэты выглядели черными лезвиями, застрявшими в теле неба. Багровая кора кровью стекала по стволам.
Среди шорохов и касаний двое обменивались поцелуями — жадно, но с примесью стыдливости, как подростки на первом свидании. Обри, гедонист и циник, артистично изображал смущение, чтобы разогреть своего Гиацинта, а в том каждое движение выдавало девственника.
Доу они не видели, зато он хорошо видел обоих. Ему вдруг стало жаль незнакомого парня. Так жалеешь свежевыпавший снег, который утром покроется грязными следами. Обри, Обри, ты не подумал, что цена за иные прихоти слишком высока даже для тебя.
— Пойдем в дом! — Обри потянул парня к входной лестнице.
— Это твой дом? — спросил парень. — Выглядит мрачновато.
Обри приложил палец к губам.
— Не говори о нем так! Он услышит и обидится.
— Кто? — не понял парень.
— Дом! — засмеялся Обри. — Не находишь, что он — живой?
Что-то сладострастно вздохнуло, словно дом и впрямь услышал, как о нем говорят. От полной луны, показавшейся среди туч, в окнах заиграл слабый свет. Скорее, тень света, но этого было достаточно, чтобы окна стали похожи на глаза суккуба.
Парню, видимо, стало не по себе.
— Уйдем отсюда, — сказал он, озираясь. — Здесь что-то не так.
— Никуда мы не уйдем! — весело возразил Обри.
Он зачерпнул пригоршню снега и провел по лицу парня.
— Я покажу тебе что-то удивительное! Там, внутри, царство грез! И они исполняются. Понимаешь?
Он почти побежал к входу, увлекая ошеломленного любовника. Тяжелая дверь отворилась и гулко захлопнулась за ними.
Внезапно из крыши и окон вырвалось пламя. Языки огня протянулись во все стороны от дома. Один из них закрутился огненной спиралью вокруг Доу. Тот попытался вырваться, и не смог. В это мгновение невидимая рука вырвала его из пылающей петли и понесла над землей.
Доу силился поднять голову, чтобы увидеть, кто его несет, но видел только тень, отражавшуюся на стенах домов и заснеженных улицах. Она держала его, крепко и надежно, как цепь.
«Теперь ты понимаешь, милый мальчик, что чувствовал я», — шептала тень.
Он узнал голос Содо.
V
Где-то на здании ратуши или суда куранты возвестили полночь. Далекий, но отчетливый бой разбудил Доу.
— Как в сказке, — сказал лежавший рядом Содо. — Главное — успеть найти свое счастье в кратком промежутке между началом и концом метаморфоз. Доброе утро, мой мальчик!
Он притянул к себе Доу:
— Плохой сон? Тебе снились кошмары?
— Хуже, — ответил Доу. — Воспоминания.
— Попробую тебя от них избавить…
Старик оказался на удивление крепким. Он совсем не выдохся после их первых любовных баталий и предложил Доу задержаться в «заведении» до следующего утра. «Если ты оставил дома кота или хаски, мы организуем его доставку сюда», — предложил Содо за обедом. Но Доу не держал ни кота, ни богомола, ни редкого вида орхидеи. Квартира, которую они снимали с Обри, была одной большой спальней. Место, где можно упасть в счастливую любовь, сон, пробуждение и снова любовь. А потом — быстрее на улицу, в горячку впечатлений, игру чувств, ежеминутную смену сюжетов. Слишком ненасытные, чтобы на чем-то остановиться. Князь и его юный избранник из легенды тоже были такими?
— Почему — князь, да еще итальянец? — спросил Доу, когда они, по его выражению, «прервались на сигареты». — Ведь не случайно хозяином дома оказался наследник римских патрициев?
Содо сделал неопределенное движение рукой. Голубоватый дымок сигареты сложился в подобие мандрагорового человечка.
— Италия осталась для нас олицетворением гармонии, любви, — сказал он, — и ревности. Сонеты Петрарки, веронские любовники… Любовь Отелло и Дездемоны, как мы помним, родилась в Венеции. Трудно представить начало их истории под другим солнцем. А, возможно, легенды намекают на то, что Итальянец лучше других воспел ад и любовников в аду. Что же до князя… Некто, прекрасный как ангел, поддался искушению демона, то есть, пал во тьму. Ни о чем не говорит?
— Денница, сын зари, — вспомнил Доу.
— Именно, — кивнул Содо. — Еще его называют Князь. Легенда говорит о человеке, не о первом из архангелов, но, если подумать, каждый из нас в чем-то первый и каждый когда-то падает во тьму. Вопрос в том, что он находит в падении. Или — кто находит упавшего.
— Как мы с тобой? — Доу встал с кровати. — Я низвергся во тьму, и тут же является мой дух-хранитель. Забавно.
«Снял меня, как первую попавшуюся уличную задницу, — неожиданно подумал он. — Да я и есть уличная задница, если, едва похоронив Обри, кидаюсь в постель к другому»
Доу подошел к окну. Отдернул шторы, не заботясь, что кто-то может увидеть его голым.
— Насколько я тебе нужен? На неделю? Месяц? — спросил он.
— Пока не буду полностью уверен, что тело твоего друга не нашли, — спокойно ответил Содо.
Несколько секунд Доу стоял неподвижно, глядя в темноту перед собой. Потом, словно нехотя, обернулся.
Содо испытующе посмотрел на него.
— Даже не думай! Будет плохо, — предупредил он.
Одним прыжком Доу пересек пространство от окна до кровати и опрокинул старика навзничь.
Но, едва его пальцы стиснули сверхъестественно гладкое горло, как Доу швырнуло прочь. Скорчившись, ловя ртом воздух и царапая пол, он упал к ногам поднявшегося Содо.
VI
Он горел, словно пропитанная маслом пакля. Огонь охватил все тело. Огонь был внутри. Огонь пожирал его, выплевывал, снова пожирал.
Он падал в бездонное жерло тьмы. Огонь не утихал. Пламя возникало из самого его тела, питалось им и питало свою добычу. Мучитель, мука и жертва стали частью вечности.
Боль, как ни странно, не отняла ни воспоминаний, ни способности к воображению. Одно за другим вспыхивали лица. Молниями прорезали темноту разрозненные во времени, но каким-то образом связанные воедино события.
Вот прекрасный князь со своим красивым другом прогуливаются в кипарисовой аллее парка. Они что-то обсуждают и, словно в подтверждение своих слов, князь впервые дотрагивается до руки спутника. Жест легкий, но не оставляющий сомнений в намерениях говорящего. Их взгляды встречаются. Разговор затихает.
В наступившей тишине слышно пение дрозда. Солнце золотит стены дома, словно парящего над землей в дивном сиянии. Чуть колышется трава на лужайке, хотя ветра нет.
Огонь набрасывается с новой яростью, притупленное восприятие оживает, и воскресший для новой смерти Доу продолжает падать в безучастной ко всему мгле.
Что делают, попав в ад? Молятся? Просят о пощаде? Кощунствуют? Или просто кричат?
Доу никогда ни о чем не просил. Никому не молился. В кощунстве он не видел смысла, а кричать в этой бездне казалось ему кощунством. Крик — попытка выразить ужас. Его ужас невыразим.
Новое воспоминание мелькнуло среди багрового пламени. Они с Обри в антикварном магазине. Хозяин, похожий на сытого домового (не хватает только деревянных башмаков и полосатого колпака с кисточкой), открывает дверцу книжного шкафа, которая оказывается ходом в другой магазин — для особо щедрых ценителей. Обри выбирает кратер, на котором искусство безвестного эллина облагородило хаос человеческих влечений. Хозяин довольно кивает головой: да, это истинный шедевр, за него любая цена покажется не слишком высокой! Ныне таких мастеров не сыскать, да и удовольствия, прямо скажем, не отличаются разнообразием. В прошлом в подобных делах разбирались больше. Вот дом недалеко отсюда — говорят, его построили больше шести веков назад, и такое рассказывают! Вроде как, если прийти туда и загадать желание — из тех, что всегда при тебе, хоть о них и молчат, то желание исполнится. Может быть, желание прекрасно как цветок, а может, отвратительно, как изнанка преисподней, но оно непременно исполнится.
Антиквар говорит, а за его спиной колышутся занавески на плотно закрытом окне.
Что их связывает? Доу силился понять, что их всех связывает, будто от этого зависело прекращение пытки.
Вдруг он представил лицо Содо.
Жаль, что все так вышло, подумал Доу. Может быть, старик — единственный, кто мог его по-настоящему понять. Надо было ему рассказать…
«Прости, Содо!» — молча сказал он.
Первый раз в жизни Доу попросил прощения.
VII
— Проснись! Слышишь?! Узнаешь меня?
Голос Содо доносился как будто из-под воды или толстого одеяла. Его лица Доу не видел. Перед глазами колыхалась желтоватая пелена.
— Как ты себя чувствуешь?
— Как в аду, — пробормотал Доу.
— Держись, мой мальчик! Сейчас будет легче.
Доу скорее угадал, чем почувствовал укол. Что-то вводили ему в вену.
— Не беспокойся! Это редкое, но безотказное средство. Наука знает больше, чем хочет показать.
Голос сделался отчетливым. Пелена расступилась, открывая Содо. Тот сиял, как экспериментатор после удачного опыта.
— Все в порядке, мой дорогой! Отныне все в порядке, — старик погладил Доу по щеке.
Его рука дрожала.
— Прости, — сказал Доу.
— Прощаю, — без обиняков ответил старик, — и забудем об этом. Есть хочешь?
— Как дикий зверь, — признался Доу.
— Я так и думал. Заказать что-нибудь сюда или поднимемся наверх?
— Наверх, — решил Доу. — И хорошо бы потом проветриться.
— Тогда, — старик сделал шутливый приглашающий жест, — нас ждет пир. Завтрак, обед или ужин — не могу сказать точно. Я немного потерялся во времени.
VIII
От вылазки в город пришлось отказаться — Доу еще чувствовал слабость. Вместо этого они поднялись в безлюдную галерею, ждавшую открытия.
Со стен на них смотрели плоские бесполые фигуры с пропеллерами вместо глаз. Свисавшая с потолка колючая проволока обвивала швабру. Чудовищная масса шамота, сформованная в подобие первобытной «Венеры», мигала вмазанной в пупок электрической лампочкой.
— В современной эстетике я профан, — заметил Доу. — Мне нужны Вероккио или Рогир ван дер Вейден.
— Как и мне, — отозвался Содо. — Предназначение искусства — искать и утверждать гармонию. Отказываясь от этой задачи, искусство перестает быть самим собой. Прекрасный дом превращается в логово монстра.
«Или парочки монстров», — подумал Доу, представив их обоих в замкнутом пространстве, забитом образцами масляно-шамотовой психопатии.
Он думал, что, уничтожив дом, убил чудовище. Теперь он не был в этом уверен. Монстр продолжает жить — в нем.
Ему хотелось рассказать Содо о своих кошмарах, но Доу чувствовал, что легче примет правду в отвлеченной форме метафоры.
— Что же все-таки пожелал злополучный любовник князя? — спросил он, следуя ходу собственных мыслей.
— Ах да, — Содо слегка хлопнул себя по лбу, изображая забывчивость. — Фокус в том, что рассказать об этом невозможно. Слова не передают ни прелести, ни чудовищности случившегося. Но я обещал рассказать, и попробую это сделать.
— Как я уже говорил, по легенде, Дом грез мог исполнять желания. К сожалению, человеческие желания безмерны, а человеческие возможности ограничены. Друг князя, юноша темпераментный, захотел удовольствий и ласк, превышающих все, что может дать самый искусный любовник. Он захотел преступить границы природы. И дом откликнулся на призыв пылкого воображения. Я не могу объяснить, каким способом, но в одно из зимних полнолуний, когда ночи особенно темны, а холод особенно жгуч, дом подарил юноше наслаждение, превосходящее все, что только можно измыслить. И, конечно же, юноша не выдержал восторга.
— Его нашли мертвым, в подвале дома, и никто не знал, как он попал туда, и отчего умер, — договорил за старика Доу.
— Так, мой мальчик, — с легкой грустью сказал Содо, кладя руку ему на плечо. — С Обри ведь случилось то же самое?
— Да, — Доу заставил себя смотреть прямо на старика.
Его уже не удивляло, что Содо назвал Обри по имени. Похоже, Содо знает все об их жизни. Всегда знал.
— Дом построили в тысяча триста пятидесятом, — снова заговорил Доу. — Шестьсот шестьдесят шесть лет назад. Все это время князь был в аду? И тот юноша тоже?
Содо присел на постамент шамотовой «Венеры».
— Юноша? Нет. Он по-своему выполнил предназначение, за что же ему было страдать после смерти? Смею вообразить, что он возродился где-то в саду возле тихого дома, в тихом переулке, квартала через два отсюда. И цветет до сих пор, являясь миру то анемоном, то гиацинтом. По-своему чудесная судьба.
— Князю, — голос старика изменился, — повезло меньше. Он был слишком прекрасен, чтобы сочетаться с законами вселенской гармонии. В этом он был подобен Люциферу, хотя не обладал его могуществом. Впрочем, могущество — относительное понятие. Демон, любивший князя, считался далеко не последним в иерархии темных сил, но и он не мог ни предотвратить измены, ни даровать своему избраннику бессмертие, ни даже спасти его от страданий. Князь исчез в ту же ночь, когда погиб красивый юноша. Если бы он не занимался магией, демон смог бы достаточно быстро его найти. Но князь пытался прибегнуть к помощи других сил, ибо думал, что демон станет ему мстить за измену и хотел укрыться от него. Тем самым он безнадежно усложнил дело. Пока демон вел поиски (а демон не прекращал их ни на единый миг), князю пришлось пребывать в недрах ада, в одном из тайных склепов, о которых не знают даже посвященные, а потом — возродиться к жизни в нашем банальном веке. Правда, возрождение стало нитью, которое помогло демону, наконец, встретиться…
Содо поднял на него сияющий взгляд:
— …со своим дорогим мальчиком.
«Как в кино», — подумал Доу.
Он представил себя и Содо под софитами съемочной площадки. Что теперь следовало бы делать по сценарию? Шептать «нет!», плакать, пытаться выпрыгнуть из перечеркнутого крестом окна?
Слишком просто.
Принять то, что кажется бессмыслицей. Понять недоступное пониманию. Осознать, что они оба — убийцы. Ведь, когда Доу увидел, как Обри целуется с тем, другим, он пожелал смерти тому, кто, казалось, занимал всю его жизнь. Так когда-то князь пожелал смерти своему красавцу, приревновав к дарящему услады дому.
Он пожелал, а дом, созданный волей демона, исполнял желания. Разумеется, в первую очередь, желания хозяина.
Теперь демон сидел напротив в образе обаятельного старика, и выходило, что только он по-настоящему любил Доу. А Обри — всего лишь красивый юноша, зацветающий гиацинтом в чьем-то саду.
Сложно для человека. Чудовищно сложно.
Он подошел к сидящему Содо. Обхватил за плечи и крепко прижался, вдыхая тепло и едва уловимый запах дорогого парфюма.
— Хочется вообразить себя прекрасным. Да только понимаешь, что все не так. Я не стою того, чтобы меня искали. И уж точно не стою твоей любви.
— Саади сказал: «Чтобы понять красоту Лейли, на нее надо смотреть глазами Меджнуна», — отозвался Содо, удерживая его в объятиях и продлевая почти абсурдный в своей непостижимости миг узнавания. — Для меня ты стоишь больше, чем весь этот мир.
— Что теперь? — спросил Доу.
— Я подарю тебе новый дом, мой мальчик, чистый от воспоминаний. Наш новый дом. И постараюсь на этот раз не потерять своего прекрасного князя. А ты — ты напишешь мой портрет. Уверен, на этот раз его оценят.
Доу подумал, что в искусстве любви ему не встретить никого, подобного Содо. Только с ним ощущения, даруемые телом, станут шедевром.
Стоит попробовать.
Попробовать все заново.
IX
…Во сне они шли по кипарисовой аллее к только что построенному дому. Светило весеннее солнце, и на лужайках парка цвели гиацинты. Доу заметил, что он и Содо одеты по моде XIV века. Точь-в-точь герои «Кентерберийских рассказов». Настроение у обоих было прекрасное, и они едва сдерживались, чтобы не выражать свои чувства слишком откровенно: в доме их ждали гости.
— Все еще не могу поверить, что такое чудо возможно на Земле, — сказал Доу, любуясь подарком демона. — Этот дом построен не из камня, а из света.
— Он построен из любви, — улыбнулся Содо. — И будет таким, пока между нами будет любовь. А красивые юноши пусть цветут на окрестных лужайках.
Он невинно, по-родственному коснулся губами щеки Доу и кивнул, приветствуя кого-то из продолжавших подъезжать гостей.