Тропой безумного локианца

ЙЕСС! Я сделала это!

Еще в прошлом году возникла идея экскурсии "Тропою Локи".

О том, что это такое

«Он муж женовидный!» – «Он муЖЫГГГ» «Он ётун!» – «Он ас!» «Он мелкий скандинавский божок!» – «Он великий Бог!» «Он злокозненный и вредный!» – «Он няша!»
И это все о нем, неугомонном и неотразимом Локи. Во славу его ломаются гунгниры, и черепа трещат под ударами разнокалиберных мьелльниров на всевозможных сообществах, форумах, блогах и просто в личной переписке. Страсти пылают так, что уже хочется сказать: «А ну, выйдем!» А не выйти ли нам, в самом деле, из Сети (изобретенной, подозреваем, тем же Локи, автором всех сетей в мире) на свежий воздух, под ясное солнышко? И пройтись по родному Асгарду (Ётунхейму, Ванахейму, далее – везде) «Тропой Локи»?
«Тропа Локи» – универсальный экскурсионный маршрут, который можно проложить практически в любом городе. Не надо копить деньги на поездку в Норвегию, Исландию или Фарерские острова. Локи, он везде. Главное – разглядеть его следы и провести от одного к другому пунктирные линии. Для более или менее подготовленного почитателя Локи это, убеждены, не проблема. 
Что же представляет предлагаемая нами тропа?
Маршрут включает в себя следующие основные пункты:
1. Самое старое место города (в идеале оно должно быть связано с древними, языческими культами, но сойдет и пустырь, о котором рассказывают, что именно отсюда «пошел есть» славный тутошний гард).
2. Чем-либо примечательное дерево (самое старое/большое/высокое/необычного цвета) или деревья.
3. Краеведческий музей.
4. Мост
5. Кафе (паб)
Что понадобится:
1. Гид, фанатеющий от Локи (желательно, все же мифологического).
2. Помощник гида с явно выраженными чертами трикстера.
3. Руна Дагаз (если экскурсанты относятся к Локи с пиететом и шутить не намерены) либо лофия (если экскурсанты не прочь поозоровать).
4. Маленький металлический стаканчик.
Расходы:
Проезд на общественном транспорте к удаленным точкам маршрута,
посещение музея,
посещение кафе,
призы для конкурсов во время экскурсии (в качестве призов можно вручать то, что так или иначе связано с мифами о Локи: яблоко, орехи, кольцо – не обязательно золотое, можно бисерное и т.д., либо просто приятную мелочь, конфеты, например);
гонорар помощнику гида (для удешевления себестоимости маршрута можно выплатить китайскими киндер-сюрпризами с изображением Мстителей на обертке, баннером фильма «Тор: царство тьмы», ссылками на закрома сайта deviantart).
Краткое описание маршрута:
«… о чем на пиру
за пивом хмельным
беседуют боги?»
(«Старшая Эдда», «Перебранка Локи»)
1. Экскурсия начинается в самом старом месте города. Процитировав Эдду, гид дает краткую характеристику места, касается истории (или предыстории) города языческих времен. Рассказывает об общих чертах язычества у разных народов, о местных богах, по возможности, проводя параллели со скандинавским пантеоном. Практически в любом древнем пантеоне есть свой трикстер, о котором остались хотя бы смутные воспоминания.
От него переходим непосредственно к Локи, предлагая участникам экскурсии совершить ритуал в его честь. Ритуал, в зависимости от обстоятельств, может варьироваться от вполне серьезного подвешивания руны к ветке старого дерева до выкрадывания лофии (деревянной фигурки Локи, использовавшейся в средневековой Скандинавии для привлечения удачи в сомнительных делишках, особенно, воровстве). Выглядит это так. Гид показывает экскурсантам лофию и объясняет ее значение. Помощник гида «выкрадывает» у товарища лофию и незаметно вручает ее одному из экскурсантов. Экскурсанты стараются передать друг другу лофию у себя за спиной незаметно от гида, а его помощник фотографирует этот процесс; гид, обнаружив, наконец, лофию, выкупает ее за приз.
В ходе маршрута гид пользуется лофией как путеводителем, советуется с ней, спрашивает дорогу, а помощник всячески сбивает его с толку, пытаясь направить в другую сторону. При этом гид громко взывает к участникам экскурсии, прося указать верное направление. Задача – рассмешить экскурсантов и дать им возможность немного расслабиться после информативной вводной части.
2. «Какие есть кеннинги Локи? Его зовут… сыном Лаувейи или Наль»
Снорри Стурлусон. «Язык поэзии»
Следующий пункт маршрута – дерево (деревья), чем-либо выделяющиеся из общей массы зеленых насаждений. Здесь гид рассказывает о связи Локи с деревьями, в частности, о том, что одним из самых устойчивых наименований Локи является «сын Лаувейи», которая, вероятно, была связана с лесом и растительностью, и о научных гипотезах, существующих на этот счет. Помощник гида, в свою очередь, приводит гипотезы, вычитанные в фиках. Экскурсантам предлагается сравнить гипотезы и определить, какие из них наиболее занимательные\сумасшедшие\лаувеистые. Автор самого остроумного ответа получает приз.
Также гид рассказывает миф о том, как три неразлучных бога, Один, Хёнир и Лодур (Локи) вдохнули жизнь в найденные деревянные прообразы людей, о том, что Локи обладал башмаками, в которых можно передвигаться по воде и воздуху (предположительно, деревянными); о его связи, через двойное похищение Идунн, с молодильными яблоками и, конечно же, о знаменитой омеле, сгубившей Бальдра. Можно вспомнить и Ангрбоду, которая была хозяйкой хоть и Железного, но все же леса.
Тут же устраиваем конкурс: кто назовет больше пород деревьев, растущих в данной местности (городе, районе, регионе).
3. «…над степью курился диковинный дымок. Он вился клубами и в то же время был прозрачнее самого воздуха; казалось, солнечные лучи клубились и плясали над степью.
– Это Локеман гонит свое овечье стадо! – сказали Юргену, и ему было довольно – он сразу перенесся в сказочную страну…»
Г.-Х. Андерсен. «На дюнах»
Далее дорога приводит в краеведческий музей. Это – основная часть экскурсии. Здесь можно найти предметы, связанные практически со всеми основными мифами о Локи. Сундук проиллюстрирует миф о том, как Локи сидел взаперти в сундуке великана Гейрреда; мужская рукавица – отсыл к сказанию об Утгарда-Локи; бусы или ожерелье – вспоминаем о похищении ожерелья Фрейи Брисингамен и о том, как Локи боролся за это ожерелье со Стражем Бивреста Хеймдаллем; кольцо из коллекции старинных украшений – история карлика Андвари и золота Нифлунгов; рыбачья сеть – легенда о том, как асы ловили Локи после знаменитой перебранки и тому подобное. А уж образцы старинного холодного оружия и вовсе прекрасный повод потолковать о приближающемся Рагнарёке.
Чтобы удержать внимание экскурсантов, помощник гида изредка вставляет неожиданные замечания. Это позволяет избежать монотонности в достаточно продолжительном рассказе. «Перебранку» гида и его помощника необходимо продумать заранее.
В завершение экскурсии по музею угощаем конфетами смотрительниц залов, которых все это время заставляли терзаться беспокойством от необъяснимости происходящего и пугали рассказами о конце света.
4. «И вот Фенрир Волк на свободе, и вот море хлынуло на сушу, ибо Мировой Змей поворотился в великанском гневе и лезет на берег. И вот поплыл корабль, что зовется Нагльфар».
Снорри Стурлусон. «Видение Гюльви».

Следующая остановка – мост над рекой, каналом или озером. Это завершающий аккорд информативной части экскурсии. Здесь гид в красочных подробностях описывает, как волки похищают солнце и луну, как Локи ведет Нагльфар, как сыны Муспелля обрушивают Биврест, и как армия Локи сражается с асами. Полный ангст. В завершение по знаку гида экскураснты одновременно топают левой ногой. Помощник гида при этом скандирует We will rock you!

5. «Все садятся рядом и ведут разговор, вспоминая свои тайны и беседуя о минувших событиях, о Мировом Змее и о Фенрире Волке».
Сн орри Стурлусон. «Видение Гюльви».

И ну хватит уже страшилок, пора и повеселиться. Маршрут заканчивается в кафе (пабе). Желательно, чтобы название этого заведения можно было хотя бы за уши притянуть к скандинавским мифам. Садимся рядом, угощаемся сами и угощаем соседей, с которыми познакомились на экскурсии. Но гиду и его помощнику не стоит дремать и здесь. Желательно организовать последний конкурс на прощание, теперь уже не связанный с мифами, но, конечно же, связанный с Локи. Например, выяснить, кто ловчее подбрасывает и ловит стаканчик и кто точнее может повторить это развлечение заключенного Локи в фильме «Тор: царство тьмы». И объявить сбор предложений и пожеланий по следующей экскурсии. В общем, как-то рулить. А то разговор о Локи вернется к началу. Ну, вы помните: «Он муж женовидный» – «Он мужЫГГ!» и так далее...


Осуществление замысла. по разным причинам, неоднократно переносилось. Но Локи послал мне чудесного человека
с императорским именем, молодая эрнегия которого немало содействовала делу. Народу было немного, но
веселились вовсю.
Фотоотчет прилагается.





Поскольку своего транспорта не было, то ради экономии времени и сил пришлось отказаться от посещения самого древнего памятника города (он находится у Лофта на рогах). Зато экскурсия началась в центре Ташкента, у старого тутовника, которому много больше ста лет. Когда-то он рос во дворе дома, потом была реконструкция центра, дом снесли, а на дерево ни у кого рука
не поднялась, дерево оставили. Несмотря на возраст, оно до сих пор цветет и плодоносит, а в его ветвях гнездятся бомжи, они
устроили себе ночлег из досок и неплохо проводят время, созерцая с высоты суетящихся обывателей. Здесь я рассказывала о Лаувейе и связи Локи с зеленым миром, а Октавиан тем временем выкрал руны и потихоньку передавал их участникам экскурсии.





Те самые руны. Долго искала, какие именно можно отнести к Локи, поняла, что единого ответа не существует и подумала:
все едино, ансуз. В конце концов, мне очень нравится теория тождества Одина и Локи. Ну, и дагаз заодно
Руны нарисовал Октавиан, на камнях, которые я привезла из пустыни.





Руны мы принесли в жертву Локи и Лаувейе. Положили их в маленькие дупла в дереве. Загадали желания.
Пожелали всем добра.






Следующий пункт - музей прикладного искусства. Возле этого сундука я рассказывала миф о Гейрреде.





А где-то здесь спрятался Брисингамен.




Мы так долго говорили о Локи, что, в конце концов, явился он сам...




... и напугал экскурсанток (в роли Локи - Октавиан).





И, конечно же, был Биврест! Вот одна из участниц экскурсии по нему пробирается.







Завершили экскурсию мы в кафе "Асгард". Здесь играли в кости и обсуждали
виденное-читанное-слышанное

@темы: "Локи", "сам себе праздник"

---

Колдунья из Железного леса

Рассказ от Marita~

Мне нравится этот стиль




В том лесу белесоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы.

Из земли за корнем корень выходил,
Точно руки обитателей могил.

Под покровом ярко-огненной листвы
Великаны жили, карлики и львы,

И следы в песке видали рыбаки
Шестипалой человеческой руки.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Может быть, тот лес - душа твоя,
Может быть, тот лес - любовь моя,

Или, может быть, когда умрем,
Мы в тот лес направимся вдвоем.

(Н. Гумилев, «Лес»)


Змеи.

Холодно-серые, чешуисто-гладкие тела – скользили, текли, извивались, гибкими водопадными струями лаская лоно и грудь, тугими кольцами цепей сжимая запястья и бедра, на шее, в ногах, блестяще-влажным клубком по земляному полу – бесчисленное множество змей. Ядом лоснящиеся жала, глаза, осколками янтаря, изгрызенного морской водою – точно стремительно-приливная волна, змеи захлестывали, скрывали с головой, от выдоха до вдоха, пенными каплями чешуек на высохших губах, медвяно-желтой, ядовитою росой, истаивающей на коже быстрее, чем водная морось в прибрежном галечнике.

Ярнвид*, унизанное стальными шипами сердце Ётунхейма, сердце, полное дикой, беспокойною кровью, хищный, сумрачно-еловый, пахнущий железом и страхом – словно разбуженный зверь, дышал за порогом ее хижины, зеленовато-синими всполохами болотных огней пульсировал сквозь незадернутые окна, изогнутыми кинжалами волчьих когтей скребся снаружи о костяные стены, сопел по-медвежьи, высвистывал птичьими, пронзительно-скрипучими голосами, манил, магичил, зазывал – новых и новых тварей, что мутно-серым потоком лились через распахнутую дверь. Змеи – тяжелые морские буруны, змеи – шторма и приливы, она тонула, сдерживая вдох, падала на дно, дубовой ладьей, опрокинутой бурей, погружалась в рассыпчато-желтый песок, и буро-зеленые водоросли качались над ней, как змеи, изготовившиеся к прыжку, и едкой горечью жгла губы соленая морская вода, и бледно-белые раковины сияли перламутровыми боками, точно белесовато-мутные глаза линяющей змеи…

– … Оковы Мира, Иор*, Вечноменяющийся, – она вскинула ладонь, змеино повела пальцами, очерчивая вкруг лица многоголовую руну. – Пусть завершится то, что было начато, и пусть начнется то, что станет завершением, жизнь – за смерть, и смерть за жизнь достойною платой… – и огромный, белотелый змей, свернувшийся на груди ее, качнулся, словно бы согласительно кивая, раздвоенным жалом языка прошелся по щеке, оставляя на коже влажновато-липкие следы.

– … Иор-веревочное кольцо, Иор-ни конца, ни начала… – змей рос, раздувался, точно дымный столб над кровлей в ненастную погоду, жег не мигая в упор зелеными, малахитовыми глазами, и каплями медвяной росы яд золотился на кончиках кинжально-острых клыков его, и пасть, распахнутая бездонной пещерой, грозила поглотить ее, и хижину, и многозмеиное море вокруг. Она едва успела свести пальцы в оборотничью Уруз*, руну лесных охотников, руну Госпожи Волчьего Клана, как змей зашипел, и бросился вперед, и темная пасть его заслонила солнце и звезды, и бледными лунами зажглись в непроглядной ночи чудовищные клыки его, и, теряя опору, она рухнула вниз, в бесконечно глубокое ничто…

… и распахнула глаза на лесной поляне.

Солнце клонилось в закат, и красно-багровым, закатным огнем пылали над поляной косматые островершинные ели, и темно-густые, как волчья шерсть, бродили по траве на длинных ходулях-ногах предзакатные тени, и ветер, звонким охотничьим рогом, трубил, продираясь сквозь силками сплетенные ветви, и в воздухе пахло сумерками и дождем.

– Клацк… хру-ум… – сплошная еловая стена вкруг поляны хрустела, поддаваясь, ломаясь, осколками свежеобгрызенных костей сыпались на траву скручено-изломанные ветки – он шел, учуяв запах добычи, черный, как сама ночь, высокий, как горы Нидфьёлль, Хозяин Железного Леса, свирепейший из сыновей его, и, пискнув испуганной мышью, она метнулась в сторону, прочь из ловушки-западни.

– Шва-арк… – пропахав землю когтистой пятерней, серо-черная, обхватом в два еловых ствола, щетинистой шерстью обросшая лапа тотчас преградила дорогу, толкнув в плечо, играючи швырнула на траву. – Гр-р…р-рр…

… Цепь натянулась, подрагивая и звеня, и, запрокинув к небу косматую голову, зверь завыл, потерянно и жалко, огромный, словно могильный курган, бесформенно-темный, и пена, окрашенная красным, тяжелыми как снег хлопьями валилась с жемчужных клыков его, и красно-рубиновым светом сияли в сгущавшихся сумерках глаза под густо-мохнатыми веками, и, потирая ушибленное плечо, она поднялась на ноги, смахнула с подола шерсть, терпко пахнущую лесом и псиной.

– Конец наших страхов, Пожиратель любви, Ждущий всех у последних врат… – острые, точно густой частокол, ели-часовые на границе меж лесом и травой качнулись, стряхивая с вершин припозднившиеся звезды, и месяц, наточенным волчьим когтем, всплыл над чернеющей поляной, и сумрачно-серые тени, точно звери, изготовившиеся к прыжку, смотрели на нее из-за каждого пня, и земля под ногами ее дрогнула, расступаясь, зияюще-черной, как жадная волчья пасть, бездонно-глубокою ямой, и длинными языками корней оплетая лодыжки, с чавканьем потянула в себя. – Сильнейшая из всех скорбей мира, Безжалостный, Кровавозубый…

… Эар*, трупно-серого цвета, руна могилы и смерти, холодными пятнами гнили проступала сквозь кости ее, и толстые личинки червей копошились в ее глазницах, и где-то там, над пластами глины и камней, грызлись друг с дружкою волки, растаскивая на куски ее плоть, лакали взахлеб, как новорожденные щенки молоко, парную, теплую кровь ее, а потом появилась Она, в длинном черном плаще от горла до пят, точно озеро, полное тьмы, и протянула ей руку, и сказала: «Пойдем».

И бледная кожа Ее опаляла испепеляющим жаром, и холоднее всех ледников Нифльхейма, смотрели глаза Ее, Гиннунгагап*, колодцы бездонной черноты, и ослепительно-белым венцом стальных, остроточеных лезвий, сияла на голове Ее царственная корона, Она спросила: «Что тебя так страшит?», Она сказала: «Принеси мне в дар свои страхи», Владычица Мертвых, Королева Хельхейма, Неумолимая Стражница Душ.

– Настанет час, и наши страхи вырвутся на свободу, поглотят солнце и луну, последним погребальным костром зажгут Иггдрасиль, и свет его будет виден во всех Девяти Мирах, – она замолчала, теряясь на мгновение пред хищно ощерившейся улыбкой Королевой, но Королева кивнула: «Продолжай», и трупные черви белесовато-серых волос вились у висков Ее, и гнилью смердело Ее дыхание, и голос Ее отдавался в густой тишине, точно раскатистое пещерное эхо, – … во всех Девяти Мирах, и не один из них не избегнет разрушения. Хозяйки Веретена, норны-паучихи, плетут, не останавливаясь, нити нашего вирда, Урд прядет, Верданди ткет, Скульд перерезает, и тот, с кем будет сплетена моя нить, завязана тремя крепчайшими узлами, тот, кто станет погибелью этого мира…

– Нет нужды думать об этом сейчас, – медленно, точно разжевывая во рту влажные земляные комья, произнесла Королева, и жухлые цветы в волосах Ее шуршали высушенными шкурками змей, и белые, как кость, клыки Ее были по-волчьи остры, порывом промозглого ветра, гиблыми туманами хельхеймских озер веяло от слов Ее, Хозяйки Последнего Дома, Хель Красно-Черной… – Придет время – и судьба сама постучится в твои двери, и ты узнаешь ее – в любой маске, под любым обличьем. А теперь – прочь.

«Прочь», – выдохнула Она, и кожа Ее, бледно-гнойного цвета, словно обваренная кипящей водою, за доли мгновенья зажглась красно-алыми бутонами незаживающих язв, клочьями пошла с тела Ее, обнажая розовато-влажное мясо, мясо сходило с костей, кости с сухим, глиняным треском крошились, точно сгнившие от болезней и старости зубы, Королева обращалась в прах, едким дымом погребальных костров уходила в сумеречно-серое небо. Дым ел глаза, густой паутиной забивая ноздри и гортань, она закашлялась, замахала руками, сплевывая густую, тягуче-горькую слюну, рванулась прочь, сквозь неподвижно-вязкий воздух, как муха, влипшая в прозрачную древесную смолу…

… и солнце обожгло веки золотыми, пронзительно-колкими лучами. Словно румяное яблоко, оно каталось в окне – рыжее, сочно-наливное, свет полз по стенам и потолку, дожирая остатки ночных теней, клоками изорванной паутины тьма расползалась по дальним углам до следующей ночи, и Ак*, руна молнии, дубовый посох Жрицы Волчьего Клана над изголовьем ее, светилась алмазным и алым, точно железо, раскаленное в горне докрасна.

– Сегодня ночью ты видела странные сны, Ангрбода, – она коснулась пальцами щеки, словно стирая с лица невидимые пятна сажи. – То, что прорицала первому среди асов воскресшая вёльва, должно быть, уже недалеко…

– Ближе, чем ты думаешь, о, всеискусная в сейде!

… Его улыбка была подобна остроточеному ножу, лукавством плавились его изумрудно-сияющие глаза, он весь – огненно-рыжий, в красной, как свежепролитая кровь, дорожной рубахе, с потертой позолотою на плаще – казался вестником самой Суль, осколком солнца, неосторожно оброненным на землю. Облокотившись о дверную притолоку, он стоял на пороге, стоял и бесстыдно смотрел на нее, полуприкрытую одеждой, спросонья разметавшуюся на волчьих шкурах широкого спального ложа, и не отвел глаза в ответ ее недоуменно-просительному взгляду.

– Мое имя – Локи, сын Лаувейи, Госпожи Лиственного Острова, и от нее я узнал о тебе, Ангрбода, искуснейшей из ётунхеймских магичек, что, ходят слухи, не брезгует брать себе учеников…

… Нос, острый, как ястребиный клюв, худые, торчащие скулы – ей вспомнилась его мать, жена ётуна Фарбаути, с волосами, рыжими, точно лисиный мех, маленькая, тощая, незаметная рядом с гигантом-мужем, она провела в Ярнвиде три зимы, потом ушла, унося в раздавшемся чреве еще не рожденного сына, и Фарбаути сказал: «Погас огонь моего очага», и Турс*-руна, ядом истекающий шип, язвила сердце его, отравленным жалом горечи и тоски с каждой зимою вонзаясь все глубже и глубже…

– Зачем же ты не пришел к своему отцу, сын Лаувейи? Его мастерство сейдмана* ничуть не слабей моего, и кровное родство не позволило бы ему дать отказ в ученичестве!

… Веснушки, огненно-золотые на снежно-белой коже его, точно крапинки солнца, искры из-под ног златоупряжных коней Суль Светоносной – говорят, его мать была ванских кровей, слишком чистая для темной, истинно рёккской* магии Железного Леса, и Ярнвид не принял ее, исторг из себя, как пораженное болезнью тело исторгает и воду, и пищу...

– Боюсь, что для отца своего я был бы лишь источником горьких воспоминаний и острых сожалений о несбывшемся, – точно солнечно-алые крылья, плащ бился, горел за плечами его, солнечно-рыжим огнем опаляли его пышные, женски длинные волосы, карминово-алые губы на бледном лице пылали свеженанесенною раной. Приблизившись к ложу ее, он встал на колени, паучье длинными пальцами зарылся в косматый мех распластанных шкур. – И потому я пришел к тебе, Госпожа Волчьего Клана, искусством своим сравнимая с лучшими из ётунхеймских делателей чар…

– В искусстве говорить комплименты тебе тоже не откажешь, но знай – я требую от учеников прежде всего беспрекословного послушания… до тех пор, пока в знаниях своих они не сравняются со мною, – она сделала знак, и гибкими языками пламени он перетек к ней на ложе, красноволосый, кровавогубый, в одеждах, красных, как восходящее солнце, огненно-жарким плащом укрыл колени и бедра, и Кеназ*, золотом сиявшая фибула на плече, жарко слепила глаза, когда, нависнув над нею, он распустил шнуровку на тонко-осиной талии, когда проник в нее, горячий, твердый, как камень между углей очага, когда входил в нее снова и снова, до боли, до наслаждения, острого, как ожог…

– У тебя слишком ясные глаза для рёкка. Справишься ли ты? – кончиком ногтя, острым, как сточенный волчий коготь, она царапнула по бледно-нежной щеке, в пушистой тени длинных, рыжевато-светлых ресниц. Глаза – зелеными лесными озерами с растревоженной водою, росой блестящие изумрудные луга под ясно-утренним солнцем… Сын Лаувейи, сокровище, что пуще жизни берегла, прятала от недоброго, единственное, обожаемое дитя – зачем отпустила, мать, зачем позволила вернуться туда, где не было места тебе самой?

– Странно так говорить о том, кого породило семя Фарбаути, могущественнейшего из рёккских колдунов, – вспыхнув на миг коварно-золотым, сияюще-изумрудные глаза его потускнели, покрылись мутью, точно стоячая болотная вода, – поверь, во мне достаточно рёккского, Ангрбода, чтоб справиться с любыми испытаниями, что даст мне Железный Лес. Не сломает, не искорежит – а лишь подскажет дорогу к себе, понять позволит – что есть я, и что есть мое предназначение. Веришь ли мне?

И ей верилось ему.

***

Эар, руна могилы, мясницкой стойкой для туш разлапилась на дубовом стволе, угольно-черная, в рыже-бурых корках запекшейся крови, раскинула руки-ветви у подножия шаманского шеста, и пахло от нее – чем-то гнилостно-сладким, и серо-зеленые мухи роились над ней, и бледной, щербатой улыбкой скалилась ей с неба луна, обглоданный лошадиный череп.

– Ангрбода, я…

– Раскрась ее заново, – как требует ритуал, она протянула нож рукоятью вперед, чуть сжала в ладонях – и теплым, влажно-алым от крови ее, сын Лаувейи принял клинок за рукоять; точно пытая на прочность, прохладными, лунно-белыми пальцами скользнул по зубчато-острым краям, смеясь тому, как с легкостью расходится кожа, как соком перезрелой вишни кровь падает из неглубоких порезов, мешаясь с ее, темною и рёккски густою. – Жизнь прерывается смертью, а смерть порождает новую жизнь, умри для прошлого, чтоб будущее стало доступно тебе…

Широкой, полной до краев молочною чашей луна висела над пиками елей, парной, сияюще-белый, свет лился сквозь щербатые края, причудливо-ломанной тенью рёккских рун ложился в дорожную пыль. Алое в серебряно-белом, кровь и молоко, металл, раскаленный докрасна, что окунают чан с водою, дабы остудить жар – прямой, тонкий, как обоюдоострый клинок, в одеждах цвета луны и серебра, сын Лаувейи склонился к подножию шеста, изрезанными в кровь пальцами нанизываясь на оленерогую Эар.

… Эар, кровь, холодно-лунное сияние. Месяц рождается и умирает, олени сбрасывают рога в талые послезимние сугробы, давая место новым росткам, хрупким, как первовесенние почки, жизнь прорастает в смерти, смерть кормится жизнью, Эар радуется с шаманского шеста, красная, как разверстая рана. Сон, смерть, неотвратимость...

– Достаточно, Локи, – круглая, как колесо, тугой, обтянутый кожей бубен в руках шамана, луна плыла над млечно-холодными звездами, сияющая, ясно-звонкая, она тянула к луне ладони, исчерченные красным, и мягкий, успокоительно-белый, свет тек в нее сквозь кончики пальцев, и, сбросив одежды, она кружилась, в запутавшемся в волосах венке из лунных лучей, и где-то над елями все била и била в бубен невидимая рука, и лес откликался ей черными, вороньими криками. – Не видишь разве – Эар смеется, и губы ее красны от крови, кровь брызжет на землю, кровь льется через край!

Земля с разбегу толкнулась в грудь, серая, как пепел погребальных кострищ, луною выбеленные травинки защекотали кожу, серебряные, красные, черные – луны плыли перед глазами, наслаиваясь друг на дружку, серебряно-красно-черные молоточки звенели в ушах – где-то там глубоко, в недрах земли, альвы-искусники ковали новый месяц, стальными заклепками ладили острые рога, месяц рвался из рук, блестящий, гладкобокий, шипел, точно неснятое молоко…

– Ангрбода! – худое, острое, как молодой месяц, лицо склонилось над ней, прохладно-лунными пальцами сын Лаувейи гладил ее по щеке, и кожа его пахла кровью, землей и каленым железом кузниц. Холод, молчание, серебро. Она перехватила его запястье, жесткое, как кость, холодное, точно стальное острие, не опасаясь изрезаться, притянула к губам.

– Обратной дороги… уже не будет. Эар попробовала тебя на вкус, – и красная, как занимающийся день, Эар щерилась им с дубового шеста, и изжелта-бледная, словно взбитое масло, луна таяла в кадушке небес, холодными каплями звезд стекая за черновершинные ели, и хрустким, румянобоким караваем из недр огненной печи, над Ярнвидом вставало рыжее, пылающее солнце.

И не было дороги назад.

***
Уруз, распахнутая волчья пасть, от неба до земли – непроглядно-белесой пеленою, точно дыхание зверя в зимнем морозном воздухе, точно льдинками стынущий пар на морде его. Снег – белый, как несточенные волчьи резцы – колючими, злыми укусами в щеки и шею, к теплой, кровью пульсирующей артерии, пометить, прогрызть, напиться сладко-красного… ар-рр…

– … не стой на месте – замерзнешь, – тяжелой, косматою рукавицей она сжала его плечо, худое, костистое, даже под слоем одежды; сын Лаувейи поднял глаза – прозрачно-светлые, как у новородившегося волчонка.

…Уруз – ярость и сила, Уруз – оскаленные в бешенстве клыки, волки мчат по заснеженной равнине, кинжальные росчерки когтей на снегу, поземка, юркая, как хвост, несется следом, вьюжно-белым танцует по звонко-скрипучему насту.

Голод, азарт, добыча.

– Тише, Ангрбода. Я почти не слышу их, – он сдернул с головы шапку, и ветер, обрадовано взвыв, холодными крючьями когтей впился в красно-рыжие кудри, взлохматил, растрепал, ушатом воды в дотлевающий костер – обсыпал серебряно-белым; запрокинув лицо в мутно-серое небо, сын Лаувейи замер, вслушиваясь чутко, по-волчьи. – Они рядом… и в то же время далеко.

– Глупый. Так ты их никогда не настигнешь! – воздух резал гортань острыми, ледяными клыками, она закашлялась, пряча рот в рукавице. Тяжелым, багрово-алым, Уруз билась под кожей свежетатуированною меткой, пульсировала ноющей болью, точно невскрытый нарыв, жаркая, как головня, безжалостная, как наточенный меч, Уруз – руна жестокости и испытаний. – Для начала… позволь им… услышать тебя.

… И у метели есть уши – звериные, настороженно-чуткие – слышать скрип унт по морозному насту, хриплое, кашлем лающее дыхание заплутавших, их бледно-исчезающие голоса, их кровь, стынущую в венах рекою, скованной панцирем льда, метель смеется – беззвучным, снежинками рассыпающимся смехом, в снегу, подо льдом, в белесой мутью затянутом небе… Ее позови – и услышишь тоже.

– Волк, вырвавшийся на свободу, рок, ждущий каждого у последних врат… – присев на корточки, кончиком ножа сын Лаувейи царапал на снегу углобокую рогатину Ур, острые косульи рога.

… Morsugr*, голодный месяц, мороз вслед за оттепелью, кора на деревьях звонкая, как лед. По щиколотку проваливаясь в коркой стынущий наст, косули бредут сквозь холодно-бледную равнину, кроваво-теплым тянущие следы цепочкой ложатся за ними, острыми мордами к земле, волки крадутся по следу, прозрачными, ледяными ручьями стекает в снег голодно-нетерпеливая слюна. Они уже близко.

– … бесшумнее кошачьих шагов, тише, чем рыбье дыхание, крепче медвежьих жил… – Уруз обнажала клыки, волчьей, белозубою пастью скалилась из-под снега, рычала придушенно, точно скованный цепью пес, тянула, манила, звала – Уруз, разрушенье и смерть, Уруз, борьба до последнего… – прочнее, чем корни гор, горше птичьей слюны, длиннее, чем бороды женщин…

И они ответили.

Это скорее напоминало внезапную, стремительную атаку – снег, в мгновение ока окрасившийся густо-красным, метелью нарастающий вой. Хватаясь тонкими, враз побелевшими пальцами за горло, сын Лаувейи медленно опустился на землю, и плащ на спине его взметнулся бордовыми, глубоко-острыми надрезами, точно невидимый кто-то полосовал его наточенными ножами когтей… точно волк наконец-то вырвался на свободу.

Битва, испытание, боль.

– Они здесь! Сражайся! Покажи, что ты стоишь против них! – и ветер бил в лицо колючими горстями снежинок, с ног опрокидывал, запутывал, слепил, и Ур стучала в грудь огненно-красным, от мощи ее, казалось, хрустели ребра, и сердце, кровью исходящий комок, вспугнутою птицей рвалось из груди, она была беспомощна, скована, цепями привязана к жертвенному камню-алтарю, и Уруз, зазубренный нож, неумолимо простирался над нею, и воя по-волчьи, с лицами, скрытыми маской, жрецы в одеждах цвета огня и крови обступали алтарь… и серый, косматый, желтоглазый, волк прянул из-за плеча ее, грудью принимая обоюдоострую Ур.

И бой закончился.

– Я… дрался, и меня едва не одолели, – растерянный, оглушенный, сын Лаувейи поднимался на ноги, ощупывая бережно кровью набухающий плащ. – Это было… слишком сильно, даже для…

– … даже для сына Фарбаути, – закончила она, подавая ему ладонь. – Но как видишь, тебе удалось-таки укротить… своего Зверя.

– Скорей, потуже затянуть цепь на упрямой волчьей шее, – он засмеялся ей тихим, рассыпчато-снежным смехом, кончиками пальцев смахнул с уголков рта темные капельки крови. – И вирд свидетель, Ангрбода – это был полезный урок!

Метель стихала, укрощенная, присмиревшая, пушистым волчьим хвостом мела перед ними дорогу, и ранние звезды над головою сияли, точно бесчисленные волчьи глаза, небесная стая ждала, затаившись, своего часа…

… и терпению их не было предела.

Иор, змей о пяти головах, бледно-зыбкою тенью мерцал сквозь литой, хрустальнобокий сосуд, плыл, утопая в прозрачно-золотистом, ленточно-длинным хвостом бил янтарную пену. Иор, спирали и кольца, вода бурлила, пузырчатыми ягодными гроздьями вскипая через края, с тихим змеиным шипеньем Иор погружался на дно.

Яд, магия, безграничность.

– Пей, если не устрашишься, – сияюще-перламутровые брызги на коже – сотнями ласкающих жал, Иор истекал ядовитыми соками, как перезревший на дереве плод, сорвать, поднести к губам, вкусить ароматно-терпкой отравы… Осколком нифльхеймских ледников, колкой, острогранною льдинкой, кубок плавился, хрустально-золотистою влагой тек в ладонях ее, едва не скользнул из рук, точно извивающийся веревкою угорь, когда холодными, как змеиный живот, бледно-тонкими пальцами сын Лаувейи стиснул ее запястье, когда ласкающими друг друга змеями их руки сплелись над бурлящим пеною зельем, когда с первым, судорожно-торопливым глотком, отрава вошла в него…

… и где-то там, посреди океана, Великий Змей заворочал боками, точно снимая с себя тесную, давящую плоть старую кожу.

Иор, море, перерождение.

Словно яйцо, распираемое изнутри, скорлупа шла мелкими трещинами, отжившей свое оболочкой ссыпалась с живота и коленей. Иор, мельнично-острые жернова, размалывающие прежнюю плоть, Иор – колесо возрождения и смерти, царапая ногтями земляной пол, сын Лаувейи корчился у ног ее, точно теряющая шкуру змея, и красно-рыжие кудри его были мокры от пота.

– Да, во мне и вправду достаточно рёккского, – сухой, как чешуинки, слетающие с кожи, голос его показался ей непривычно тонким и тихим. – Смотри, Ангрбода!

… Нежная, как молодая кора ивового деревца, веснушчато-бледная кожа, губы – красные, как вишни вечноцветущих ванахеймских садов… нет, рёккского в нем не было и в половину, и сотой доли темных, проклятых кровей потомков Бергельмира и Бёльторна*. Слишком ясные глаза. Слишком невинные помыслы. Слишком…

– Находишь меня в женском обличье не менее привлекательным, чем в мужском? – отбросив на спину огненно-рыжие пряди, он поднялся с колен, гибкий, как танцовщица, и рыжий плащ покрывалом по полу стелился за ним, и изумрудно-ясным, невыносимо светлым огнем горели его глаза, и пальцы его извивающимися змеями скользнули по ее бедру, и, раня ладонь о точенобокую Кеназ, она рванула завязки на рубахе его, обнажая нежно-белые груди, острые, точно холмы благословенного Ванахейма.

Двуликий. Пересмешник. Лукавец. Мужчина в женском своем естестве и женщина – в мужском…

… Иор, змей с серебристой чешуей, с кожей холодною, как морская волна, сжимал ее в давящих кольцах-объятьях, и влажные жала языков его, лаская, скользили по телу, и море вышло из берегов, безжалостной приливной волною накрыло Ярнвид, и Ётунхейм, и все Девять Миров, и солнце, пламенно-жгучий шар, растворилось в волнах крупицами соли, соленой, обжигающей влагой коснулось губ, огнем опаляющим вошло в ее ждущее лоно…

– Ты сводишь с ума в любом обличье, – щекою прильнув к худому, угловато-острому плечу, она пыталась восстановить дыхание, и пальцы ее купались в огненно-рыжих волнах распущенных волос, и женственно-мягкие, припухшие губы под губами ее горчили морскою солью, сын Лаувейи смотрел на нее, и отступающее море плескалось в глазах изумрудно-зеленого цвета. – Уже сейчас твоим способностям могли бы позавидовать сильнейшие из магов… что же станет, когда ты войдешь в полную силу?

… Рёкк – сумерки, тьма, непроглядная ночь, луна и солнце, с хрустом ломающиеся в волчьих зубах, рёкк – черные тени на жухлой траве, бледный дым, ползущий с могильных курганов, рёкк – бурлящий котлом Мировой Океан, вода, разрывающая в клочья сушу, гибкие, как змеиный хвост, зелено-серые плети волн, с маху впивающиеся в кору Иггдрасиля…

Рагнар-рёк – сумерки богов. Иор, Эар, Уруз.

– Мать рассказывала мне – когда-то мы были могущественнейшими во всех Девяти Мирах, пока потомки Бора и Бестлы* обманом и подлостью не присвоили себе власть, – вкрадчивый, точно шуршание змей по речному песку, ядом по капле сочащийся голос, зеленым прищуром из-под ресниц – взгляд, тяжелый, неподвижный, змеиный. Он вдруг показался ей старше – ее самой, Фарбаути, Железного Леса… древний-предревний рёкк, родившийся на истоке времен, в морозно-стылом дыхании Спящего*, непостижимое рассудку создание, чьими силами будет разрушено то, что великим трудом создавалось долгие века… – Но придет время – и отнятое вернется к нам, по законному праву, и в этот день ты встанешь со мною, Ангрбода, ты и твои сородичи – плечом к плечу, в сияющих боевых доспехах, на белой, как ногти мертвецов, палубе Нагльфара*, под черными хельхеймскими парусами…

…Черные, как вороньи крылья, смоляно-вязкие волны лизали округло-гладкие бока драккара, белого, как ногти мертвецов, еще не изъеденные тленом, волны шумели в ушах, накатывали, грозно рокочущие, дальние, тенью под сонно тяжелеющими веками, и Змей, сияя стальными пластинами чешуи, ворочался в волнах, грозя расплескать океан, и Иор гремучими якорными цепями тянул его ко дну, Иор – якорь о пяти головах, Иор – перемены, что наступят нескоро…

Зарывшись лицом в тепло-рыжие волосы, мягкие, точно лисиный мех, девичье нежные, змеино-длинные косы, она спала, и сны о грядущих переменах не беспокоили ее этой ночью.

***

– Локи!

Стройный, как молодая ива, с глазами цвета первовесенних, едва распустившихся листков, он обернулся на пороге хижины, и красным, драконово-жарким огнем взметнулся за плечами его дорожный плащ, и Кеназ, острая, как стрела, пылала под сердцем его, слепила солнечно-огневыми лучами.

… Вирдом сплетенные в единую нить – три лета, три зимы, три прочно-крученых узелка на долгую-предолгую память – их нити застыли на ткацком станке, в паучье проворных пальцах прядильщицы Урд, и Верданди, улыбаясь, качала головой, и нити в ладонях ее пахли яблоками и кровью, холодным мрамором асгардских крепостных стен и золото-янтарным ожерельем, нагретым женскою кожей, и каменно-жесткими гранями мерцали из темноты ножницы Скульд, черные от едко-змеиного яда, и Урд повела челноком, распутывая нить, и Верданди пела за работой, и Скульд разомкнула губы и сказала: «Пора».

– Иди, и пусть свершится то, чему назначено быть, – Ак-руна, крепко-дубовый ствол, молнией выжженный до сердцевины, обуглено-черною тенью корчился со стены, и красно-рубиновой короной горело над ним предзакатное солнце, и, пачкая ладони в красном и черном, она простерла руки над головой в благословляющем жесте. – Да сохранит тебя вирд!

И Кеназ, сведенные в схватке боевые мечи, огнем и золотом пылала сквозь красно-алое зарево, до слез, до рези в глазах, и гибкий, как деревце-первогодок, сияюще-рыжий, клинок, закаленный огнем, магией и водой, сын Лаувейи вскинул ладонь, прощаясь, и воздух искрил от улыбок его, и солнечными кострами Биврёста в сумрачно-черных зрачках его вспыхивали и угасали миры.



Примечания

* Ярнвид – Железный Лес, сосредоточие всего самого темного и колдовского, что есть в Ётунхейме

* Иор – руна изменчивости, непредсказуемости, перемен, посвящена змею Ёрмунганду, младшему сыну (или дочери, ибо оно двуполо) Локи и Ангрбоды

* Уруз, Ур – руна агрессии, битвы, отваги, выносливости и умения приспосабливаться к изменяющимся условиям. Посвящена волку Фенриру, сыну Локи и Ангрбоды

* Эар – руна могилы, олицетворяет собой постепенные, но неотвратимые перемены. Своими очертаниями напоминает стойку, на которой мясники разделывают туши животных. Посвящена Хель, богине смерти, дочери Локи и Ангрбоды

* Гиннунгагап – бездонный колодец в царстве Хель, с водою, черной, как ночь

* Ак – руна дуба, самого крепкого дерева, олицетворяет стойкость перед лицом испытаний. Посвящена Ангрбоде, воительнице, охотнице и колдунье

* Турс – руна, формой напоминающая шип, служит олицетворением темной ётунской магии

* Сейдман – колдун, владеющий искусством сейда (прорицания, оборотничества, исцеляющей и вредоносной магии)

* Рёкки – могущественнейшие из ётунов, объекты поклонения

* Кеназ – руна огня, олицетворяет собою стремление к знаниям, а также огонь энтузиазма и вдохновения. Является одной из рун бога Локи

* Morsugr – «сосущий жир» в переводе с древнескандинавского, в современном календаре соответствует периоду с 20 декабря по 20 января

* Бергельмир – внук великана Имира, Бёльторн – сын Бергельмира, прародители всех ётунов

* Бор – сын Бури, прародителя асов. Бестла – жена Бора, мать Одина, Вили и Ве, виновных в смерти великана Имира

* Спящий – великан Имир, первосущество, возникшее из ожившего камня, был огромен и беспомощен, все время проводил во сне

* Нагльфар – корабль, сделанный из ногтей мертвецов, на котором Локи и его армия двинутся к месту последней битвы

@темы: "Локи", "легенда и символ"

---

Кришна!

Оооо! Какой Кришна! Синий как ётун и с рыжими волосами. Свалилась в корчах!

(художник aka Nisachar, серия "Эпическая Махабхарата")

@темы: "индуистом был, индуистом останусь"

---

04.05.2014 в 02:43

Пишет  fandom Loki 2014:

fandom Loki 2014: пост набора

Капитан:
  Старскрим

  Alean_dreamer
  Alice_in_the_green_apple
  Ann Shee
  BigM
  curious_mechanic
  Daminitri
  Diary of Jane~
  Egressa
  Eir.Neiris
  Ejewichka
  Ellawissa
  Evan_evi
  Fatum_magic
  Frau Hela
  Friday 13-th
  Gaya_Leto
  Hayumi_Konan
  HelenMacleod
  Hitorik
  iCindy
  Jackie-Sparrow
  KameletAzari
  KannaTC
  karakula
  katarina.
  Killjoys never day
  kravsonne
  Ledi-Alucard
  Lie Vital
  Lofi Laufeyson
  Loki of Asgard
  LokiPollii
  LouLouLou
  lunar beast
  Lyiza)
  Maranta
  Mari Kilkenni
  me234
  NastyaM17
  Paint-it-Black
  polis girl
  rock-n-rot
  snowflake_flying
  Sofya Blackford
  Solli
  Sonias
  sveddem
  The Third Alice
  Vas Eva
  Vigu-san
  Wild_thing
  ZirratyKat
  Ананасовый Ёж
  Безумный Кочевник
  Бремя рук Сигюн
  Влада Рогоза
  Вла
  Галадриэль в кроссовках
  Древо Обманов
  Ива Эмбла
  Муравьиный лев
  Несмешной Шут
  Очередная_Записка
  Полтора метра.
  хомба
  Шестизарядник
  |maXKennedy|
  |_ordik
  ~loony_loner~

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/3/3/3233326/81045957.png"></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/2/3/3/3233326/81035626.png" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm" target=_blank><img src="http://5.firepic.org/5/images/2014-04/18/n0tydwuirq27.png" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm"><img src="http://2.firepic.org/2/images/2014-04/10/vba8u1bkh8us.jpg" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm"><img src="http://2.firepic.org/2/images/2014-04/10/tspatsekhrfd.gif" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm" target=_blank><img src="http://i.imgur.com/CGzWdqd.png" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm" target=_blank><img src="http://i.imgur.com/mIFbeNr.png" width='90%'></a>

<a href="http://fk-2014.diary.ru/p197292699.htm" target=_blank><img src="http://i.imgur.com/khh5QR5.gif" width='90%'></a>

---

Береги свой хой!

@темы: "Локи"

---

Место света

Этот маленький городок называется Нурата. "Нур" с арабского переводится как свет, "ата" с тюркского - "отец". Что-то вроде "светозарный отец". Предание говорит, что здесь жил суфий с таким именем, творил разные чудеса. Местные жители показывают гробницу Нураты и водоем со священными рыбами рядом. Судя по всему, Нурата - один из древних центров поклонения силам природы. Расположен городок в Навоийской области Узбекистана, в предгорной зоне. Побыть бы здесь пару дней, да пока не получается... Все галопом. Спасибо экологам, которые организовал в прошлом году эту поездку.

Комплекс с мавзолеем Нурата и мечетью.





Руины крепости времен Александра Македонского. Александр был в этих местах.



Водоем со священными рыбами. Есть их запрещено, кормить тоже. Чем живут, не знаю.



Семья на паломничестве.

@темы: "легенда и символ", "дорога"

---

Ты мне не брат? Да ладно! (часть 6)

Возвращаюсь к теме.
Вот еще один любимец Ж.Дюмезиля – Брикрен Злоречивый. С легкой руки исследователя Брикрена именуют ирландским Локи, хотя…
Хотя для начала разберемся, кто он, собственно, такой. Брикрен (или Брикриу) – один из уладов, мифических героических предков ирландцев. В своих доблестях и достоинствах улады соперничают с богами, а порой и превосходят последних (особенно величайший из героев уладского цикла – Кухулин). Так вот, среди этих могучих богатырей, которые что ни махнут мечом или каким другим оружием, то встанет улица, примостилась весьма примечательная своим не-героизмом личность – Брикрен, сын Карбада. Согласно древнеирландским генеалогиям, он приходится то ли двоюродным, то ли даже троюродным братом королю уладов Конхобару (как позднее сенешаль Кей станет молочным братом короля Артура). При этом Брикрен тесно связан с противником Конхобара – Фергусом, который поджег столицу уладов Эмайн-Маху и неоднократно сражался с уладскими героями. Вместе с Фергусом Брикрен уходит в изгнание к королеве Медб. Некоторые саги называют Брикрена поэтом Фергуса.
По одной из версий имя «Брикрен» происходит от brecc – «пестрый». С какой радости он пестрый, неясно. Может, действительно, в крапинку как пятнистый Фейрефиц Вольфрама фон Эшенбаха, а, может быть, любил наряжаться во что-нибудь пестрое. А, может, это указание на его характер – мол, такой вот шут гороховый и змея-гадюка в одном лице. Потому как главная функция Брикрена в уладских сагах – сеять раздоры среди героев. Зачем он это делает, тоже неясно, потому как последствия этих раздоров валятся на его же голову, как видно из самой известной связанной с этим трикстером саги – «Пир Брикрена». В саге повествуется, как Брикрен выстроил прекрасный дом, пригласил на пир героев во главе с Конхобаром и, конечно, перессорил их. Результатом ссоры явилось то, что герои разнесли дом Брикрена по кусочкам.
Именно склонность Брикрена к сеянию раздоров послужила одной из главных причин к тому, чтобы провести параллель между ним и Локи. Вроде бы убедительно, только Локи… раздоры не сеет. Нет, он, конечно, послал всех асов куда подальше и высказал все, что о них думает, но сталкивать их лбами – что-то я за ним такого не припомню. А вот Брикрен именно этим и занимается – он ссорит героев между собой. Хобби такое.
Но переклички с Локи у нашего ирландского трикстера, конечно, есть Заслуживает особого упоминания дом, построенный Брикреном. Один из исследователей ирландских мифов, Т.Ф.О`Рахилли считает Брикрена трансформировавшимся богом загробного мира, следящим из окна своей горницы за пирующими героями. Окно – один из древнейших мифологических символов, в том числе, и символ «сообщающихся» миров – земного и потустороннего. Стоит вспомнить, что, согласно Снорри Стурлусону, Локи после перебранки с асами, построил дом с четырьмя дверями (замена окна), чтобы «глядеть из дому во все стороны».
Брикрен упоминается во многих сагах уладского цикла, хотя по большей части именно упоминается. Так, в саге о рождении Кухулина он вместе с героем Коналом Победоносным отправляется в разведку. Здесь он не злоречив, не труслив и не зловреден – нормальный воин с адекватным отношением к окружающим. В «Разговоре двух мудрецов» Брикрен изображается как филид – поэт и знаток поэтического искусства. Иногда его называют изобретателем огама – интереснейшей разновидности письменности-тайнописи. В некоторых древнеирландских юридических текстах он упоминается и как авторитет по вопросам права.
Как и другие улады, Брикрен погибает, однако, не героической смертью. По одной версии, рассказанной в обширной саге «Угон быка из Куальнге», его затоптали быки, по другой (в той же саге) Брикрен поссорился с Фергусом, и тот пробил ему голову фигуркой, используемой в игре фидхелл.
Да, как подавляющее большинство древних героев (в том числе, трикстеров), Брикрен примерный семьянин. Женат, имеет сына. Судьбу жены и отпрыска автору данного поста проследить не удалось. Так же, как, увы, не удалось найти картинки по теме.
Даже когда искала фан-арт, везде натыкалась на Локи (гы!).

@темы: "Локи", "легенда и символ", "ты мне не брат?"

---

Три в одном

Господи, какое чудо! Ахаха! Спасибо автору!

@темы: "Локи", "мое кино", "нормальные злодеи всегда идут вперед"

---

Все это рок-н-ролл

Какой очаровательный рисунок! Все как один социально опасны, и по каждому плачет тюрьма.
И как же они мне нравятся... эти двое по центру

@темы: "Локи", "нормальные злодеи всегда идут вперед"

---

Накатило

Нашла вот это и накатили воспоминания.
2011 год. Тысяча лет назад. Все воспринималось по-другому.
Тогда мой знакомец Tungus состряпал этот маленький, нехитрый и светлый такой подарок.

@темы: "Том Хиддлстон", "подарки я люблю"

---

Длинный Том

Народ продолжает обсуждать, какой Том прекрасный, няшный и сексуальный.
А я все никак не отвяжусь от мысли, какой он длинный

@темы: "Том Хиддлстон"

---

Жорж

Ну, с Жоржем нас!
Локи Тома Хиддлстона - лауреат народной кинопремии "Жорж" в номинации "Зарубежный злодей года".

Ох, злодей!





Еще одно приятное. "Гравитация" получила два специальных приза -
от сайта Filmz.ru и фестиваля Старкон

@темы: "Локи", "мое кино"

---

06.04.2014 в 00:35

Пишет  Oskar Rimanetz:

..расчувствовалась..ибо много чего заделось....

05.04.2014 в 23:39

Пишет [J]Maeve.[/J]:

Чудесную и совершенно, я бы сказала, русскую по гармонии мелодию написал сэр Энтони

Это прекрасно

50 лет назад Сир Энтони Хопкинс написал вальс. И вот впервые он исполняется.
André Rieu - And The Waltz Goes On.
сам вальс начинается с 4й минуты

@темы: "поющий алмаз"

---

В этой крепости вино и асы. Кто хочет сладенького - НА ШТУРМ!

17.03.2014 в 17:28

Пишет  fandom Loki 2014:

Фандомная Битва 2014

Команда Локи приглашает всех неравнодушных поддержать своего бога на пути к мировому господству)

Если вы жизнерадостны, задорны, полны энергии и желания говорить о Локи, думать о Локи, творить во славу Локи - мы ждём вас!

Для записи в команду - оставляйте комментарий под записью или пишите в умыл.

@темы: "Локи", "Фандомная Битва"

---

Фанатам всех "звезд" посвящается

Чем меньше я вижу, тем веселее смотрю на жизнь. Не удержалась от искушения перепостить этот ржач.
Боже, как все знакомо!


КАК ПРАВИЛЬНО СТРАДАТЬ ОТ НЕСЧАСТНОЙ ЛЮБВИ.
1. Возьмите один человеческий объект фертильного возраста. Если вы мальчик, берите девочку, если девочка - берите мальчика.
2. Начните в 8 вечера в пятницу. Лягте ничком на кровать. Ничок должен длиться 60 минут. Если за дверью кто-то из родственников, подоприте в этом случае дверь чем-то тяжелым и на все крики отвечайте насморочным голосом “Все нормально, отстаньте“.
2.1. Насморочный голос достигается рыданиями в течение 8 минут. Горькими девичьими или скупыми мужскими. Рыдания должны быть бесшумными.
3. Вернитесь к пункту 2. Вы лежите ничком, теперь нужно думать. Думать нужно по порядку: а) как прекрасен объект любви в общем б) как прекрасен объект любви в частности в) как недоступен объект любви г) как он прекрасен и недоступен.
4. Теперь углубитесь. Думайте следующее: а) ни у кого нет такой улыбки б) ни у кого нет такого голоса. На этом этапе делайте смысловое ударение на “ни у кого больше!“
5. На этом пункте углубитесь еще. Заданная тема - “невозможность“. Думайте: как жаль, что мы не можем быть вместе, это невозможно.
6. Прибавьте “никогда“: как жаль, что мы никогда не сможем быть вместе. Это никогда невозможно.
7. Думайте про никогда подробно, 5 минут. Представьте одинокую старость и несбывшуюся жизнь.
8. Рыдайте бесшумно, ничком, в кулаки, кусайте губы.
9. Добавьте тихой трагичности и отдохните: перевернитесь на спину. Лягте так, чтобы слезы стекали в уши. Губы пока не кусайте.
10. Перерыв. Выйдите из ничка, сходите в ванную и шумно высморкайтесь. Умываясь, посмотрите в зеркало. Нос должен быть красным и распухшим. Если нет, вы халтурили.
11. Вернитесь в место рыданий, полежите там в свободной позе и подремлите. Вам надо набраться сил на всю оставшуюся ночь.
12. Ровно в полночь сядьте за компьютер, выведите портрет объекта на экран и включите любимую романтическую мелодию. Нежно обводите курсором брови объекта, губы и линию подбородка. Шепчите : “никогда“. 10 минут.
13. Перерыв на чай и пописать 15 минут.
14. Уберите портрет объекта с экрана, мелодию оставьте и сделайте громкой. Откиньтесь в кресле так, чтобы голова упиралась во что-нибудь, закройте глаза и представляйте себя и объекта в разных позах и жизненных ситуациях.
15. Вздрогните так, будто вы очнулись. Обведите безумным взглядом окружающие предметы. Осознайте, что объекта с вами нет. Рыдайте. 40 минут.
16. Перерыв на пописать. Налейте себе крепкого сладкого кофе. Сейчас нужна будет физическая выносливость.
17. Поочередно выведите на экран все социальные сети. Сверните окошки, но не закрывайте их. Лезьте в первую с фотографиями.
18. Найдите в социальных сетях в указанной очередности: объект, тех, кто с объектом рядом, тек кто маячит на заднем плане. Прочитайте о них все, что найдете, за последние два года. 4 часа.
19. Если у объекта больше ста френдов, выберите ровно 26 любых ников.
20. Поиск в комментариях по Яндексу. Прочитайте ЖЖ всех, у кого объект оставил комментарии.
21. К семи часам утра у вас должен быть сформирован список новых объектов, с кем вы будете себя сравнивать не в свою пользу.
22. Если попали на интересный журнал, зачитались и забыли, зачем вы здесь, вернитесь к предыдущим пунктам.
23. Добавьте к романтической мелодии трагическую.
24. Ложитесь спать, только предварительно зажгите свечу и пошепчите на нее “никогда и невозможно“. Свечу задуйте и сравните маленький огонек с вашей жизнью и любовью.
25. В следующие три дня закрепляйте успех: все время слушайте “ту“ музыку и рыдайте на ночь.

@темы: "сам себе праздник"

---

Ты мне не брат? Да ладно! Часть 5

Он – сын красавицы и чудовища, чужой в этом мире и свой в потустороннем. Его опасаются, но не могут без него обойтись. Его хитрость, коварство и ловкость рук стали легендой, но без этой хитрости многим богатырям пришлось бы туго. Очаги в домах пылают по его совету, он изобрел сладко поющую арфу и – погубил величайшего из героев.
Речь о Сырдоне, персонаже одного из самых загадочных мировых эпосов, осетинских сказаний о нартах. В чем загадочность? В обилии информации о древнейших религиозных представлениях - шаманизме, поклонении Луне, культе Великой богини, вере в Двуединое Начало. Сказания о мифических богатырях-нартах буквально нашпигованы этими представлениями, да только информация с трудом поддается расшифровке, уж слишком многое утеряно за прошедшие тысячелетия. До сих пор, например, неясен генезис нартовского эпоса, известного практически у всех народов Кавказа; пути его сложения и распространения. А вот параллели с мифологиями других народов очевидны и дают простор для весьма интересных построений.
Один из героев нартовского эпоса, Сырдон, обратил на себя внимание французского исследователя Жоржа Дюмезиля. Дюмезилю, как и многим другим, не давал покоя неуловимый Локи. Все хотелось поймать рыболовной сетью и спросить: «А кто ты еще?» Но, поскольку сам Локи неизменно ускользал, пришлось забрасывать сеть в бурливые реки Кавказа.
Казалось бы, где Скандинавия, где Кавказ, но дотошный француз первым заметил поразительное сходство Локи с осетинским Сырдоном, равно как и с кельтским Брикреном. И вплотную занялся мифологическим триумвиратом.
Вслушайтесь в это имя – Сырдон. Ощущение, как будто поет водная бездна. Сырдон кровно связан с водой и бездной. Осетинские предания говорят, что он появился от союза водяного змея Гатага и красавицы Дзерассы, дочери повелителя вод Донбеттыра (по другим вариантам мифа, его мать – дочь Дзерассы, Шатана). От матери у Сырдона – колдовские знания, от отца – тяга к коварству и непредсказуемость, порой необузданность. Гатаг овладел Дзерассой насильно, и потому она скрывает рождение ребенка. Таким образом, как и многие мифологические герои с окраской трикстера, Сырдон – фактически сирота. Незаконный, приемный, младший сын в мифологии и фольклоре выступают аналогами сиротства. Как и сирота, такой сын ничем не владеет и не имеет прав на владение; все, что он добывает в жизни, он добывает с бою.
Когда Сырдон вырастает, то покидает подводное царство и приходит к нартам. Те долго не принимают Сырдона, заприметив в его облике приметы дьявольской хитрости. Действительно, Сырдон часто проявляет, казалось бы, беспричинное коварство. Он способен обмануть, заманить, украсть (так однажды Сырдон украл у нартов, отправившихся в поход, кресала, заставив их мерзнуть и голодать в темном лесу). Свою жену Сырдон тоже крадет – затаскивает в свой потайной дом. Этот дом располагается возле устоев моста, под водой или под землей, и никто не знает точно, где он находится. Мост во всех мифологиях – символ перехода из одного мира в другой. Таким образом, живущий у моста, связанный с водой (нижним миром) Сырдон выступает в роли проводника из нашего мира в другие. Как тут не вспомнить греческого «связного» - Гермеса, так же осуществляющего связь между мирами. Но проводники бывают разные. Наш Сырдон склонен порой выступать в роли Сусанина, причем, без патриотических порывов последнего. Заведет и бросит. Он вообще весь из себя загадочный, и обиталище его такое же. На Кавказе до сих пор можно встретить камни с изображением дома Сырдона в виде лабиринта.



А теперь вспомним, что, согласно «Младшей Эдде» Снорри Стурлусона, после перебранки с асами Локи построил дом с четырьмя дверями на горе (гора=пещера, образ бездны и перехода в потусторонний мир) и, превращаясь в лосося, часто плескался в водопаде Франангр. Налицо связь с водой и жаль, что мало кто из исследователей обращает внимание на связь Локи с этой стихией, а ведь прямых указаний на нее куда больше, чем на отношение Локи к огню. «Водяной» Сырдон – еще одно косвенное подтверждение, что Локи причастен к воде как первозданному космическому началу. Еще более интересен мифологический образ «огня в воде», жизнетворного тепла, к которому также имеют отношение наши трикстеры. Так, именно по совету Сырдона нарты, возводящие дом собраний, устанавливают в его центре очаг (энергетический центр мироздания) и подвешивают надочажную цепь (вертикальная ось вселенной, аналогичная Иггдрасилю).
Подобно Локи, Сырдон свободно путешествует в мироздании. Более того, и Локи, и Сырдон пользуются сверхъестественными способами перемещения в пространстве. Но, если Локи, как и Гермесу, нужна для этого летучая обувь, то Сырдон может запросто прокатиться на летающей бычьей шкуре, которую он хитростью отобрал у великанов-уаигов. Заметим, что, в отличие от родственных ему богов – Локи, Гермеса – смертный герой Сырдон легко вписывается в формат традиционной народной сказки о плуте, и с ним связано немало типично сказочных сюжетов, которые позволяют проводить параллели с плутом уже совсем другого региона – среднеазиатского, с безбородым обманщиком Алдаром-Косе.
Но вернемся к сказанию о Сырдоне. От похищенной жены у него рождается три (или семь, по другой версии) сыновей. При появлении на свет последнего ребенка жена Сырдона умирает, и Сырдон растит детей сам, выступая в роли и отца, и матери. Весьма характерная деталь, символически передающая андрогинность Сырдона (ну, о том, что Локи может быть и мужчиной, и женщиной, нам в год Лошади забыть не дадут).
Андрогинность проявляется и в связи Сырдона с луной. В нартских сказаниях бросается в глаза параллель: Сырдон – Луна, Сослан – Солнце (та же параллель в скандинавской мифологии – Локи – Тор, в греческой – Гермес- Аполон, в индийской – Шива-Вишну, в финской – Лемминкайнен - Илмаринен). Примечательно, что в общинном доме нартов Сырдон устанавливает рядом с очагом женское изображение (Богиня-Мать).
Многие эпизоды сказаний о Сырдоне носят плутовской и даже комический характер. Но, как и в мифе о Локи, два сказания о Сырдоне поражают своей трагичностью.
Первое – гибель сыновей Сырдона от руки нарта Хамыца. Сырдон и Хамыц – вечные соперники. Однажды Сырдон украл у Хамыца корову (в индоевропейской традиции корова выступает символом изобилия, а, следовательно, благополучия; украв корову, Сырдон, таким образом, лишает нартов процветания, как и Локи, передав Идун великану Тьяцци, лишает асов «цветушей» молодости и силы, без которых невозможна благополучная жизнь). Хамыц идет по следу собаки Сырдона, выслеживает его дом и, зайдя внутрь, обнаруживает сыновей Сырдона, сидящих вокруг котла и лакомящихся мясом украденной коровы. Разъяренный Хамыц убивает мальчиков и бросает их тела в кипящий котел. Узнав о гибели своих детей, пораженный горем Сырдон сотворяет из кисти руки старшего сына фандыр – арфу. Играя на ней, он оплакивает сыновей. Фандыр и песня Сырдона так очаровывают нартов, что они принимают Сырдона в свой круг, признав, наконец, своим (интересно, что чужака Сырдона осетинские сказания упрямо именуют нартом, как и чужак Локи в эддических песнях именуется асом).
Второе сказание прямо посылает нас на… хель. Вернее, в хель, к невинно убиенному Бальдру. Бальдр был почти неузявим, но Локи нашел слабое звено. Чем дело кончилось, мы знаем. Сырдон сделал то же самое в отношении величайшего героя нартского эпоса Сослана (он же Сосруко, он же Сасрыква). Любопытно, что Сослан известен во всех версиях нартского эпоса, и в дагестанской, и в абхазской и в других, а Сырдон только в одной – осетинской. Почему? Возможно, потому что осетины – аланы, сохранили память об эпохе индоевропейской общности, когда формировались основные представления об основных движущих силах вселенной, в том числе, о великой движущей силе перемен, всегда осмыслявшейся в образе «чужака».
Чужак Сырдон находится в недружественных отношениях с нартом Сосланом, хотя, вообще-то, они родственники. Если Сырдон – сын Дзерассы, а Сослан – сын ее дочери Шатаны, то Сырдон – дядя Сослана (как не вспомнить кеннинг Локи «дядя Одина»!). А если Сырдон – сын Шатаны, то они с Сосланом и вовсе братья. И вот «братец» Сырдон сначала делает так, что колода, в которой божественный кузнец Курдалагон закаливает Сослана, оказывается слишком короткой. В результате, Сослан неуязвим только до колен. Аккурат так же происками Локи оказывается слишком короткой рукоять Мьёлльнира, что послужит причиной гибели Тора в Рагнарёк. Через много лет, обратившись в шапку, Сырдон подслушал разговор Сослана с конем, узнал секрет его уязвимости и сообщил о нем богам, которым Сослан изрядно поднадоел своими дерзкими подвигами. Результатом, как вы догадываетесь, стала гибель Сослана.
В отличие от асов, нарты не гонялись за Сырдоном и не пытались его куда-нибудь привязать и что-нибудь противное над ним подвесить. Только поставили столбом в ногах могилы Сослана. Сырдон постоял-постоял, а потом пошел заниматься своими делами.
Умирая, злокозненный нарт наказал похоронить его вдали от мест, где слышатся людские голоса и лай собак. Назло ему нарты похоронили Сырдона на нихасе – месте сходок, аналогичном исландскому тингу. Правда, скоро обнаружили, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, даже если он смеется из загробного мира. Словом, выяснилось, что нарты, заключая договоры и сделки, клянутся именем Сырдона. Пришлось срочно выкапывать тело и бросать его в море. Так Сырдон вернулся в родную ему стихию, где был воскрешен дедом – Донбеттыром.
Такой вот хтонический плут. А, согласно Ж.Дюмезилю, еще и классический образ шамана, олицетворение служителей культа в трехчленной структуре общества древних ариев. Хотя… чем больше я читаю о Сырдоне, Гермесе, Кришне, Шиве и, разумеется, Локи, тем меньше верю, что эти образы можно вместить в рамки какого-то одного, четко обозначенного определения. Да и не только я. Вот что пишет В. А. Цагараев о Сырдоне: «…образ Сырдона ухитряется выскользнуть от исследователя с ироничной улыбкой на своем многоликом лице».

@темы: "Локи", "легенда и символ", "ты мне не брат?"

---

Полный Рагнарёк!

Мои дорогие! Говорят, наступил Рагнарёк. Так с наступившим!
Всем - веселой смены эпох! Армия, на абордаж Биврёста!

@темы: "Локи"

---

"Все звезды", январь 2014

Во втором номере журнала "Все звезды" за 2014 год - постер с Томом Хиддлстоном и
небольшая, но симпатичная подборка его высказываний по разным случаям жизни. На этот
раз грубых ошибок не замечено

@темы: "Том Хиддлстон"

---

День Локи (продолжение)

К этому дню я сделала открытку



вид внутри





и получила вот такие чудесные подарки от Gayana

@темы: "Локи", "сам себе праздник", "день Локи", "подарки я люблю"

---

День Локи (продолжение)

Обещанный фотоотчет. В общем-то день прошел вполне по-домашнему.
Ничего не разносили, никого на коленки не ставили. В основном, готовили прасад.
Вроде никаких особых премудростей, а времени ушло изрядно. Зато было вкусно.
В окончательном варианте выглядело так.



Основное блюдо крупным планом





Сотовый мед и напиток. Хотела сделать уосель, но его надо варить в большой кастрюле,
у меня такой нет. Получилось "типа уосель"



Хлеб не пекла (чур меня!). Такую красоту и купить можно



Вот такое ням

@темы: "Локи", "сам себе праздник", "день Локи"