На чем уехал Бартон

Вопрос ко всем, кто разбирается в автомобилях - на чем уезжают агенты Романофф и Бартон в финале Мстителей (марка, модель)?
Очень нужно, очень срочно )))

@темы: "Мстители"

---

Простые правила счастья

Еще один маленький вклад в историю газетно-журнальных публикаций о Томе Хиддлстоне.

Спасибо участникам фан-клуба, которые не поленились найти эти советы в многочисленных интервью Тома и выложить их в Интернете,
благодаря чему и стала возможна сия публикация.

@темы: "Том Хиддлстон"

---

О чем мы подозревали

Мои дорогие, пока мы тут мечтаем о фильме про Локи, в суровой действительности происходит вот что.

С разрешения Frau Hela размещаю здесь любопытную статью, взятую из ее дневника

(celtic-dream.diary.ru/p187963083.htm)

из которой мы узнаем, что Марвел - это... Марвел. Собственно, так мы и думали. Но надеялись на лучшее.

Жду ваших впечатлений о прочитанном. (И спасибо Оскару за то, что навела меня на этот материал!)


Пишет PrimaVega:

Марвел Студиос и их проблемы
10.05.2013 в 16:43
Пишет PrimaVega:

А будет ли продолжение?
Кинопоиск опубликовал интересную статью, разоблачающую внутренние финансовые разногласия Марвел с актерами, в том числе подробности о дальнейшей возможности участия или не участия Дауни и других актеров в проектах. Советую почитать всем, кому интересно.


Роберт Дауни-мл. получил 50 миллионов долларов за «Мстителей» и уже начал собирать миллионы положенных процентов с прибыли «Железного человека 3». В понедельник вечером представители Marvel собрались на ужин, организованный супругой актера, чтобы провести переговоры. Студия оказалась в непростой ситуации: «Мстители 2» под угрозой из-за финансовых разногласий с актерами.

Уже несколько недель Роберт Дауни-мл. терроризирует Marvel через прессу, намекая всеми возможными способами, что Тони Старку пора бы на покой. Но сейчас главной головной болью студии становится сиквел «Мстителей». Фильм, заработавший в мировом прокате полтора миллиарда долларов, не может обойтись без продолжения. Вот только одна загвоздка: участие Роберта в «Мстителях 2» пока ничем не подкреплено.

«Он нужен Marvel, но его у них пока нет. У Роберта сильное преимущество», — говорит инсайдер сайта Deadline. А как же остальные актеры? Скарлетт Йоханссон платят за каждый фильм Marvel, возобновляя контракт. Крис Эванс подписал договор на «Мстителей 2» одновременно с сиквелом «Первого мстителя». Крис Хемсворт стал гораздо известнее с момента первого «Тора», и у него нет контракта на «Мстителей 2». Хорошо, что публика с радостью приняла доктора Брюса Баннера в исполнении Марка Руффало, а то это уже третий актер, играющий Халка. Все участники сборной супергероев, включая Джереми Реннера и Сэма Джексона, рассчитывают как минимум на 5 миллионов аванса и процент от сборов сиквела.

Вообще у Marvel, помимо всех положительных качеств, есть один недостаток — жадность. Студия получила единственную номинацию на «Оскар» в категории «Визуальные эффекты», но могла бы рассчитывать на большее количество технических премий. Просто боссы Marvel решили не тратить средства на оскаровскую промокампанию. Disney, владеющая студией, предложила свою помощь, но Marvel ее отвергла.

Но вот еще один пример вопиющей несправедливости, которая имеет место в «Мстителях». В то время когда Дауни-мл. получил за фильм 50 миллионов долларов, кое-кто из его коллег заработал всего 200 000. Ясное дело, этот кто-то не очень-то рад существующему раскладу. Агентство CAA, представляющее большинство звезд Marvel, всеми силами пытается удержать переговоры своих клиентов вдали от прессы, но это удается с трудом из-за тактики сжигания мостов, которую практикует студия. Инсайдеры говорят, что Marvel чуть ли не выворачивает руки актерам, чтобы те подписывались на сиквелы на условиях студии. «Меня достало слушать, как Кевин Файги хвастается, что компания Marvel заново изобрела кинобизнес, — говорит анонимный источник журналисту Deadline. — Они лишь изобрели заново бизнес — и точка».

Поговаривают, что боссы Marvel уже пригрозили судом строптивым звездам, требующим повышения гонораров. Правда, есть еще один вариант: особо несговорчивых заменят другими актерами. «Валяйте», — сказал один из Мстителей. Подозревают, что это был Крис Хемсворт. Инсайдеры говорят, что актеру совершенно не улыбается возвращаться на жесткую диету и изводить себя тренировками в спортзале, чтобы вернуться в форму скандинавского бога Тора для сиквела.

Кое-кто из агентов CAA поразился «щедрости» Marvel, предложившей его клиенту повысить гонорар на 500 000 долларов, когда сборы перевалят за отметку в 500 миллионов. Ни о каких миллионных зарплатах речи не идет.

Deadline утверждает, что главным защитником «Мстителей» является Роберт Дауни-мл. Все актеры фактически собрались за спиной Железного человека. Он может выторговать гонорары побольше для своих коллег. «Только у него в данной ситуации есть настоящая власть и стальные яйца, — говорят инсайдеры. — И он уже дал знать студии, что не собирается работать там, где с его коллегами обращаются как с дерьмом». Роберт в шутку называет себя «стратегическими издержками» студии, но его ирония на публике сменяется совсем другим отношением, когда речь заходит о бизнесе.

Marvel, глазом не моргнув, заменила Терренса Ховарда, дерзнувшего просить повышения гонорара после «Железного человека». Дон Чидл оказался сговорчивее и продержался в двух фильмах. Брюс Баннер в фильмах Marvel сначала был похож на Эдварда Нортона, а потом стал Марком Руффало (картина Энга Ли с Эриком Баной снималась на другой студии). На сегодняшний день о «Железном человеке 4» не идет речи. По крайней мере сначала студия попробует договориться с Робертом Дауни-мл. по-хорошему.

Даже Джосс Уидон в своем интервью признавался, что компания Marvel может быть чересчур экономной. Режиссер «Мстителей» получил 100 миллионов долларов за работу над несколькими фильмами для студии, а также за постановку пилота сериала про агентов Щ. И. Т. и за консультацию по вопросам супергероев. Однако Уидон намекает, что когда-то было время, когда за большими гонорарами не гнались. «А потом внезапно случилось разделение: Джим Керри и остальные актеры. Актеров среднего класса больше не существовало».

Какова будет жизнь Marvel без Дауни? Аналитики называют примерную цифру: минус 9 % от всех доходов. Остальные супергерои в одиночку не собирают так, как «Железный человек». У Marvel началась так называемая вторая фаза супергероических фильмов, в создании которых принимают участие люди поскромнее: режиссер Джеймс Ганн пришел снимать «Стражей Галактики» из недорогих хорроров и независимых фильмов, постановщик «Человека-муравья» Эдгар Райт пока не требует огромных денег. Впереди «Доктор Стрэйндж», «Железный кулак», «Черная Пантера» и прочие герои комиксов. Помним, что недавно на студию вернулись блудные сыновья Блэйд, Призрачный Гонщик, Сорвиголова и Каратель — фильмы о них можно будет запустить заново.

Главный вопрос стоит так: хочет ли Роберт Дауни-мл. стать пятидесятилетним супергероем?

PS. Чем закончился ужин супругов Дауни с представителями студии, пока не сообщается.

источник кинопоиск

@темы: "мое кино"

---

Ты мне не брат? Да ладно! Часть 2

Возвращаемся к теме "братьев" Локи в разных мифологиях. Что мы вспоминаем при слове "вуду"? Чернокожих колдунов, зомби, Барона Субботу и фигурку из луковицы, которую вырезал Локи в фильме "Догма". Между тем, вуду - это не разновидность магии, а вполне себе солидная политеистическая религия, то есть, религия с большим пантеоном богов, по большей части вполне себе мирных.
Одним из наиболее почитаемых в пантеоне является озорник Легба.

Легба - типичный трикстер. Он - седьмой, младший сын главы богов Маву-Лиза в мифологии народа фон, создавшего в Западной Африке царство Дагомея, которое просуществовало 280 лет и было завоевано французами. Ныне это государство Бенин. Французы вывозили из Дагомеи рабов на Гаити и другие острова Карибского моря. Поэтому здесь также распространилось вуду, причем, на островах оно слилось с элементами католицизма, и возник новый вариант старой африканской религии, который, собственно, и знают сегодня. О вуду прекрасно пишет гаитянский писатель Жан Стефен Алексис в романе "Деревья-музыканты".
Но вернемся к Легбе. Маву-Лиза - существо сложное, то он представляется мужчиной, то (чаще всего) женщиной, то он един, то в двух лицах. Видимо, от него Легба унаследовал свою неоднозначность. Он представляет собой образец избалованного младшего ребенка в семье. Большинство его проделок вызвано сознанием полной безнаказанности и интеллектуального превосходства над другими богами. Легба, действительно, превосходит братьев умом и ловкостью. Так, он единственный выполнил условие состязания, устроенного Маву-Лиза - сыграл на всех музыкальных инструментах одновременно, при этом еще и танцуя. За это Маву провозгласил Легбу первым среди богов. Однако, это своеобразное первенство. Так, бог войны и кузнечного дела Огун значительно превосходит Легбу силой, повелитель грома Шанго - могуществом. Но ТОЛЬКО Легба знает тайный язык Маву-Лиза и языки других богов ( а фон верили, что у каждого бога - свой, особый язык). Поэтому он выполняет роль посла и дипломата в вышнем мире. Легба посещает миры своих братьев, а потом рассказывает Маву, что там делается. Пользуясь своим преимуществом, Легба то мирит, то ссорит богов, выступая попеременно на стороне каждого из них.
Легба первым в мире занялся магией. В те времена люди еще не приносили жертвы богам, и те голодали. В поисках вкусной еды Легба сотворил змею, положил ее на дороге, ведущей к рынку, и велел жалить проходящих. Ужаленных Легба предлагал вылечить за хорошее вознаграждение. Так он добыл себе пропитание.
Один из прохожих по имени Аве заинтересовался занятием Легбы, и тот обучил его магии и искусству врачевания от змеиных укусов. В наказание за то, что Легба открыл секреты магии людям, Маву сделал его невидимкой.
В другой раз Легба поплатился за свою сексуальность. Будучи, как и все трикстеры, неутомимым по этой части, он разделил ложе с божеством-андрогином Фа, воплощающем тайную речь главы богов и всю систему тайных знаний. За это Маву-Лиза обрек Легбу на вечную неудовлетворенность
Легба является посредником не только в мире богов, но и между богами и людьми. Поскольку он знает язык Маву и Фа, то может помочь во всех жизненных ситуациях. Поэтому первая, предварительная жертва при жертвоприношениях всем богам, предназначается Легбе. Через Фа Легба тесно связан с сакральной системой гаданий, широко распространенной у дагомейцев. Дело в том, что, по представлениям фон, все, что происходит на Земле, ранее произошло на небе. Фа и Легба могут давать людям советы, потому что они уже давно предрешили все возможные ситуации в мире людей.
Легба может помочь, но так же легко осложняет ситуацию и создает препятствия. Неудачи в делах, а также стихийные бедствия (например, засуху) зачастую объясняли капризом Легбы, либо его нежеланием встать на сторону людей в спорах богов, заведующих разными природными явлениями.
Интересно, что в карибском варианте вуду Легба отождествляется со... святым Петром Папа Легба почитается как Страж Врат, ведущих в разные миры. Ну, а Святой Петр - ключарь рая. По этой причине их и отождествляют.



А вот на родине, в Бенине, его представляют так

@темы: "Локи", "легенда и символ", "ты мне не брат?"

---

Еще один папа

Появился новый кандидат в отцы нашего злокозненного. Однозначно, сходства больше, чем с Лафеем.

@темы: "Локи"

---

Из-за него тут бьются насмерть, а он улыбается!

Нет, ну должен он быть здесь, и все тут!

@темы: "Локи"

---

Как их отрастить-то?

Боялась, что придется стричься наголо. Морально настраивала себя (а начальство как настроить?). И тут выходит трейлер "Тора-2". Уфф! - бриться под машинку не надо. С другой стороны - а как мне успеть обрасти к октябрю? Люди, у кого есть рецепты быстрого отращивания волос - поделитесь! Готова попробовать все, кроме горчичных (на горчицу аллергия) и живодерских (ежей и ужей на сало переводить не буду)

@темы: "Локи", "косплей"

---

Прощания и встречи

Была у меня задумка написать фик под названием "Дочь Локи". Рассказала о ней Egressa, она меня вдохновила, и я взялась писать. Сочинила две главы и поняла, что дальше дело не пойдет. Во-первых, Локи-семьянин, муж, отец - это не моя тема. Читать могу с удовольствием, писать - нет. Нельзя писать о том, чего не чувствуешь. Во-вторых, меня перестала интересовать связка Тор - Локи. И, вообще, уже тесно в рамках марвеловских сюжетов. Хочется оторваться от привычных героев и ходов. На горизонте вырисовывается силуэт нового Локи. Не знаю, получится ли что-то путное, но, во всяком случае, интересно попробовать. С другой стороны, когда я писала упомянутые главы, выкладывалась в полную силу и не хочу, чтобы они совсем канули в небытие. Поэтому размещаю здесь, в дневнике, эту начатую и неоконченную повесть. Может быть, когда-нибудь найду достойную сюжетную линию и продолжу.


ГЛАВА I
Тягучий послеполуденный зной каплет в море, словно мед из сота. Зелено-голубая гладь застыла, растеклась до самого горизонта жаркой летней истомой. Все потеряло первоначальный цвет. Небо выгорело до белесого оттенка, вода переливается, словно хвост сказочной Птицы-Пламя, а стены Белой Крепости окрасились желтой охрой.
Исполинская громада стен и башен вырастает прямо из моря. Здесь не найдешь суши величиной и в ладонь. По просьбе Одина Всеотца утгардские зодчие вырубили в теле белого утеса бастионы и двойные ряды стен, крытые галереи и скрытые переходы, парадные залы и помещения для воинов, винные погреба и глубокие подвалы. Здесь располагался дворец Владыки миров, пока асы строили свою столицу.
Теперь крепость служит тюрьмой. Правда, в ней всего один узник. Но от его судьбы зависит судьба всех Девяти миров, и мало кто из их обитателей желает, чтобы он вышел на волю. Особенно в Мидгарде надеются, что приговор достаточно суров, и вряд ли Локи Асгардский увидит что-нибудь еще кроме этих белых стен.
Впрочем, за пределами Асгарда истинные события так обросли слухами, что уже не отличить правду от домыслов. Особо усердствует по этой части опять-таки Мидгард. Теперь уже почти все смертные верят, что неудавшегося завоевателя доставили в Асгард в цепях и железной маске и тут же упрятали в подземелье, куда не проникает ни единый луч света. Можно представить, как бы они возмутились, узнав, что Локи стоит сейчас на верхней галерее Белой Крепости, опершись о каменную ограду ничем не скованными руками, и смотрит на море, вместо того, чтобы считать подземельных крыс и падающие со сводов капли. Но Асгард никому не позволяет вмешиваться в свои дела. Смертным достаточно знать, что Локи осужден на заключение, по-видимому, вечное, ибо в приговоре сказано: «Доколе не искупит своей вины перед Девятью мирами». А как ее искупить, если ты лишен возможности действовать?
***

Прогулка закончена. Стража провожает Локи в его комнату. Декорации поменялись. Декорации, но не суть. Укрытые гобеленами стены защищают от зноя, но не в силах защитить от тоски. Заточение створаживает время. Прежде упругое, словно мышцы атлета, оно рыхлеет и дрожит как колени старика.
Хотя тот старик в городе со странным названием Кобылий Сад (1) не дрожал, когда, единственный из перепуганной толпы, поднялся с колен. Что происходило в его душе? Почему он сначала упал ниц перед страшным сияющим видением в золоторогом шлеме, а потом все же поднялся? В других мирах по-иному. Там или умирают, но не гнут колен, или, согнув, на коленях и остаются. А в Мидгарде добро и зло, страх и мужество, надежда и отчаяние, честь и подлость так перепутаны, сплетены меж собой, что и не отличишь, где одно переходит в другое.
«Навязанный мне роком брат, открытый и простодушный, Срединный мир, о котором ты так печешься, создан не для тебя. Он принадлежит мне и служит мне, даже пленному. Мы так подходим друг другу – запутавшийся в своих грехах и вожделениях мир и его отверженный повелитель».
Локи силится улыбнуться. Но от прежней острой, словно лицо разрезали ножом, улыбки осталась лишь тень. Тишина стирает чувства. В безмолвии разум и воля размякают подобно брошенной в воду ковриге. Остается лишь мутная жижа отчаяния.
Проиграв битву в Мидгарде, мятежный ас ждал, что его покарают смертью. Его покарали тишиной. Лучше бы уж отрубили голову.
Локи вспоминает лицо Одина во время чтения приговора. Странно, он совсем забыл подробности тех дней, когда решалась его участь. О чем его спрашивали, что говорили судьи, как вели себя асы… Он не может даже припомнить, все ли друзья Тора пришли узнать о злодеяниях «демона ночи» (это прозвище закрепилось за Локи с легкой руки закованного в броню смертного). Впрочем, они всегда виделись ему неким безликим целым. Что с того, что Сиф – женщина, а Огун не похож на асгардцев еще больше, чем Локи? Они все равно представлялись их злокозненному товарищу на одно лицо. Смертные, действуя заодно, одним все же не были. Даже закабаленный магией Селвиг сохранял собственный разум, у Бартона оставалась его воля к действию. А у друзей Тора ничего своего, все поделено на четверых…
Да, так он многое забыл. А вот лицо Одина запомнил. Застывшее, холодное, отрешенное. Владыка асов ни разу не взглянул на Локи во время суда, хотя тот настойчиво искал его взгляда. Он не говорил с сыном, ни разу не вызвал его к себе, ни разу не пришел на допрос, который вели назначенные по его приказу Улль и Форсети. Да и правду сказать, допрос каждый раз превращался в комедию, на которой Владыке Асгарда нечего было делать. Локи остроумно и зло издевался над асами, а те в ответ лишь катали желваки и сжимали кулаки. Бедняги! Чем могли они, свято чтущие законы чести и благородства, устрашить того, кто побывал в руках Таноса?
Он и на суде смеялся, но за злорадством пряталась лютая тоска. Невидящий взгляд Одина ранил больнее самых изощренных пыток. Безумное желание вернуть отцовскую любовь с новой силой овладело Локи и окончательно истерзало и без того больную душу. В последний день суда мятежник ждал приговора как ждут праздника. Он не сомневался, что его осудят на смерть и жадно вслушивался в пустые, истертые слова:
«…и лишается высокого права именоваться асом, обитать в Светлом Граде Вечности, лицезреть владыку асов, общаться с асами и асиньями, равно как и со всеми друзьями Асгарда; как выкуп же за совершенное против Асгарда и Мидгарда зло взимается с Локи, сына …»
Читавший приговор судья нерешительно взглянул на Одина. Но царь не спешил прийти ему на помощь. Помедлив мгновение, судья продолжал:
«…взимается с Локи, сына Одина…»
«…голова», – беззвучно зашевелились губы Локи, словно подсказывая судье верное решение.
«…свобода, – закончил судья фразу и продолжал в мертвой тишине, – Приговаривается оный преступник Локи, сын Одина, к заточению в Белой Крепости. Никто не смеет, под страхом изгнания из Асгарда, говорить с ним. Никто не должен его навещать и с ним видеться. Имя Локи, сына Одина, надлежит вычеркнуть из списков имен асов. Под страхом изгнания его не должно поминать ни письменно, ни устно, ни во время праздников, ни в дни скорби, ни на улицах и тингах, ни в домашних стенах. Отныне и доколе стоит Асгард. Воля…»
– Постойте! – голос Тора, стоявшего рядом с Золотым троном и напряженно слушавшего приговор, прозвучал так неожиданно громко, что судья вздрогнул.
– Позвольте мне сказать! – Тор выступил вперед и склонился перед отцом:
– Я прошу убрать из приговора слова «доколе стоит Асгард». Никому не будет пользы, если Локи проклянут навечно.
Один молчал. Тор судорожно сжал висевший на поясе Мьелльнир, повернулся к сидевшим в зале асам и внезапно опустился на колени:
– Я прошу Асгард об изменении приговора! – выкрикнул он и замер, склонив голову.
Лицо громовержца побагровело от волнения, пальцы, вцепившиеся в рукоять Мьелльнира, побелели.
Локи овладело бешенство. Опять слюни распустил, глупец!
– Я не нуждаюсь в вашем убогом снисхождении! – зло выплевывая слова, закричал он. – Приговорите меня к смерти, лицемеры! Вы ведь знаете, что я не сын Одина. Убейте своего врага!
Один не шелохнулся. Он смотрел мимо сыновей, только негромко приказал:
– Перестань, Тор! Поднимись!
– Нет, – Тор упрямо, по-бычьи, нагнул голову, побагровев еще больше. – Надежда должна оставаться всегда. Я прошу Асгард о надежде!
– Во имя твоих подвигов, мы принимаем твою просьбу, Тор, – поднялся со своего места Хеймдалль. Впервые за последний век он оставил свой пост, ибо в день вынесения приговора, как самый старший, после Одина, должен был присутствовать на альтинге. – Асгард согласен. Согласен ли царь?
Один перевел взгляд на Стража. Они что-то безмолвно сказали друг другу.
– Доколе не искупит своей вины перед Девятью Мирами, – объявил Игг и ударил Гунгниром о подножие трона. – Внесите это в приговор.
Судья перевел дух и прочитал надтреснутым от волнения голосом:
– «…доколе Локи, сын Одина, не искупит своей вины перед Девятью Мирами. Воля Всеотца».
***
Дверь открывается, возвращая Локи в его безмолвную ловушку. В комнату входят слуги. Все же, как ни крути, Локи – сын царя, и даже в тюрьме обращение с ним соответствующее. Первый из вошедших зажигает светильники, другой накрывает стол. Локи только сейчас замечает, что солнце, которое, казалось ему, все еще высоко, садится за горизонт, окрашивая море золотом и багрецом. Значит, стол накрывают к ужину. Да, воистину, разум его мутнеет. Он уже начал терять чувство времени.
Слуги двигаются проворно и бесшумно. Локи молча наблюдает за ними. Он знает их по именам – Нари и Нарви. Эти двое были верны ему, когда он провозгласил себя царем Асгарда, и последовали за ним в Белую Крепость, прекрасно понимая, что и себя обрекают на вечное заточение. Их необъяснимая и необусловленная верность, не зависящая от магических жезлов и заклятий, не нуждавшаяся в щедрых посулах, ничего не ждавшая и не требовавшая, пробуждала в Локи мысль, с которой он никак не хотел согласиться, упрямо гнал от себя, но все чаще к ней возвращался. Мысль о том, что он устал злиться на жизнь. Какая-то в нем неправильная ётунская кровь. Ётун зол органично, злоба – часть его существа, подобно голове, сердцу, ледяным наростам на руках. А он тащит зло, как раб тащит чужой тяжелый скарб.
Вот озорство – да, не отнять ни при каких обстоятельствах. Слуги пробуждали в Локи невольное уважение, и он оберегал их от самого себя. Не пытался вовлечь в разговор, понимая, что тем самым создаст для них неразрешимую проблему. Пожелания же, обращенные к ним, старался облечь в немногие слова и высказывать как можно реже. Зато он с лихвой возмещал добрый порыв за счет стражников. Если раньше служба в Белой Крепости считалась синекурой, то теперь назначение туда приравнивалось к отправке на войну. Да и то иные предпочли бы на войну, чем в охрану Хведрунга.
Первое время Локи развлекался тем, что мультиплицировал себя и отправлял двойников гулять по крепости, весело прислушиваясь к звукам тревоги и делая большие глаза, когда взбудораженные стражники приводили очередной призрак в комнату узника.
«Кого вы привели? – спрашивал он, заложив руки за спину. – Девятого младшего принца Асгарда? Всеотец усыновил сиротский приют в Ётунхейме?»
По ночам караулы, дежурившие на башнях, подвергались нападению огненных шаров. Шары рождали невероятную суматоху, пока стража не разобралась, что особого вреда они не приносят. После столкновения с зеленым великаном Халком в Мидгарде Локи утерял большую часть таинственной силы, не свойственной ни асам, ни ётунам, и дававшей ему возможность не только мгновенно овладевать сложнейшими магическими приемами, но и усиливать их действие. Теперь он больше походил на фокусника, чем на Повелителя магии. Но его изобретательный ум оставался при нем, и каждый день любого из стражей Белой Крепости можно было смело засчитывать за год. За время, прошедшее с первого дня пребывания Локи в крепости до великого летнего праздника Света комендант четырежды подавал прошения об отставке. Один как будто и не читал их. Похоже, все, что было связано с Локи, перестало для него существовать.
Однако улитка времени ползла вперед, невыносимо долгий день все же сменялся другим, и Локи, наконец, надоели его забавы. Он чувствовал, как, против воли, им овладевает уныние. Лофт никогда не забавлялся просто так, веселья ради. Его проделки были вызовом – соперникам, врагам, обстоятельствам. А когда на вызов не отвечают, он теряет смысл.
Постепенно все начало терять смысл. Безликие дни, безмолвные слуги, неусыпные стражи, такие же обреченные, как и он… Разум бился о клетку заточения, ища выхода, и падал, обессиленный. Из памяти мало-помалу исчезали образы, заполнявшие его жизнь.
Сегодня он вдруг понял, что боится забыть, как выглядит его отец. Даже отрешенное и холодное, лицо Одина было для него точкой света в непроглядной ночи когда-то начавшегося безумия, а теперь и эта точка грозила потонуть во мраке.
Зато он наверняка не забудет лицо матери. Он и теперь может живо представить каждое ее движение, хотя не видел мать дольше. Фригг отказалась приходить на суд. Это было выше ее сил.
Как прекрасна ее улыбка… Локи хочет улыбнуться в ответ, но внезапно стонет и кривит губы от отвращения. Память выдает коленопреклоненного Тора. Наследник престола и здесь не дает Локи покоя.
Пытаясь отвлечься от незваного гостя, Друг волков медленно втягивает в себя воздух и так же медленно отпускает его. Картина меняется. Толпа смертных, тоже стоящих на коленях. Старик, который бросил ему вызов. А рядом со стариком – та девушка… Первая дань, которую принес мир людей. Она была привлекательна и пробудила в Локи любопытство, которого он не ведал прежде – любопытство к женщине. Что, впрочем, не помешало ему поставить свою сладкую добычу на колени вместе с другими любителями смешных музыкальных сказок, в которых перевирается история асов. Возможно, потом он позволил бы ей еще раз доставить ему удовольствие, но тогда было не до таких мелочей…
Вспоминает ли она демона ночи и если да, то как? Тогда, в опере, она испытала потрясение в его объятиях, поняв, что имеет дело не со смертным. Позже она испытала потрясение иного рода. Совместилось ли в ее сознании существо, дарующее огненную любовь, и то же существо, несущее испепеляющую ненависть? Способен ли мозг смертного, да к тому же женщины вместить это?
А запах от ее тела исходил чудный. У смертных тяжелый дух. Они пытаются изгнать его с помощью таких же тяжелых, нескладных ароматов, что не делает их более привлекательными. У этой девушки тело пахло водяными цветами из сада Идунн, и это был ее природный запах. Может, она не совсем смертная? Хотя вряд ли…
Локи вспоминает строку из древней мидгардской поэмы: «Союз с богом никогда не бывает бесплоден». Он не успевает обдумать эту мысль. В голове возникает маленькая точка боли. Она ширится, растет, чудовищным ударом обрушивается на сознание и подминает его. Левую руку сводит длинная тягучая судорога. Такое случается с ним уже в третий раз, и с каждым разом боль все сильнее…

Глава II
Он распластан во тьме. Мрак пропитывает воздух, проникает в тело, погребальными пеленами укрывает разум. Мрак сожрал свет и торжествует, смрадным жиром растекаясь по мирозданию.
Что-то царапает его лицо. Лапа Таноса. Ее узнаешь сразу.
– Помнишь наш уговор? – раздается хриплый шепот. – Так вот, мой мальчик, мы с тобой пойдем в школу. И сегодня ты выучишь первый урок. Он называется: «За все надо платить».
Голова взрывается изнутри жуткой болью. В ушах нарастает резкий, непрерывный звон, перед глазами пляшут огненные круги и точки. Когтистая лапа ухватывает изнутри спинной хребет и выдирает его из живого тела. Локи скребет ногтями пол, чтобы не закричать. Он горит в фосфоресцирующем фиолетовом пламени. Боль такая, что сознание давно должно померкнуть, но что-то удерживает его, заставляя запоминать каждый миг запредельной пытки. Всеотец, где ты? Приди, как тогда, в Ётунхейме! Убей, но не дай этому скоту торжествовать!
Боль кружится, подобно водовороту, и вдруг сворачивается в ту же точку, из которой возникла. В полубреду Локи чувствует, как тот же острый холодный металл вновь царапает щеку. Так вождь читаури выражает свое расположение.
– Спасибо, милый, – вновь шепчет Танос. – Ты был неподражаем. Еще увидимся. Тебе многое предстоит узнать. Думаешь, это боль? Это всего лишь неприятные ощущения.
***
– Радостного утра, матушка!
Фригг улыбнулась. Как не радоваться, видя это добродушное выражение на покрытом здоровым румянцем лице! Царица залюбовалась статным красавцем-сыном, который так живо воскрешал в ее памяти молодого Одина. И пусть не гордятся более плодовитые асиньи – этот стоит десятерых! Хорошо бы только…
Лицо Фригг затуманилось, но она тут же согнала грустную тень.
– Славного дня, сын!
По-прежнему улыбаясь, она протянула Тору руку. Хозяин Мъелльнира звонко чмокнул ее.
Снова еле заметная тень в глазах. Ей по-прежнему не хватает еще одного приветствия, сдержанного и учтивого. Губы Локи всегда были холодны и сухи и взгляд устремлен в себя, но без этих глаз, в которых светилось столько ума и обаяния, утро теряло что-то существенное.
Тор всмотрелся в лицо матери и чуть сжал ее пальцы.
– Странно, я после всего себя вроде виноватым чувствую. На душе как-то… – Тор подумал, подыскивая слова, – противно. Как будто ты с похмелья, а надо в царский совет идти. Хочется быстро все исправить, а как – не знаешь. Не будет мне покоя, пока не верну его.
– Не надо, Тор, – слабо улыбнулась Фригг. – Не надо об этом. Цари не вольны в своих поступках. Мы должны следовать закону строже, чем подданные, чтобы подданным было с кого брать пример. Не нарушай то, что предписал закон, не сей смуту. Достаточно того, что ты уже потерял одного из лучших своих друзей.
Тор упрямо тряхнул светлой гривой.
– Прав или неправ Фандралл, но он не побоялся выбрать свой путь! А я с того времени, как второй раз в Мидгарде побывал, только и делаю, что приказы выполняю, как будто меня тем клятым жезлом ткнули. Право слово, как теленок!
– Больше мужества и мудрости требуется, чтобы подчиниться, помня о других, чем восставать, думая только о себе, – возразила царица.
– Локи виновен, – горячо проговорил Тор, – и не меня убеждать в обратном: я своими глазами видел, что он творил в Мидгарде. Но как ему искупить вину, если он всеми забыт, заперт на этом острове, словно… – силач опять запнулся – … словно птица в сундуке?
Фригг невольно рассмеялась. Неумелые сравнения сына выходили порой очень точными. Тор воспользовался сменой ее настроения:
– Поговори с отцом!
– Ты же понимаешь, что ему нельзя вернуть свободу! – грустно возразила Фригг.
– Но увидеться-то с ним хоть раз можно? Почему приговор запрещает это? А если Локи раскаивается? Как мы узнаем? Бессмысленна кара, которая не дает возможности измениться. Наконец, я просто хочу знать, что делает мой брат!
– Созревает, – раздался сзади голос Одина.
Тор вскочил. Лишь двое во всем Асгарде могли ступать совершенно бесшумно и появляться, словно ниоткуда: Владыка асов и Повелитель магии.
– Зерно прорастает в земле, – продолжал Один. – Вот тьме, тишине и забвении. И тот, кто хочет прежде времени извлечь его на свет, лишь повредит ему своей торопливостью.
Царь подошел к Фригг и, поцеловав в губы, повернулся к Тору:
– Мы еще не виделись сегодня?
– Славного дня, отец! – Тор прижал руку к груди и склонил голову.
– И тебе, сын! – кивнул Один.
– Отец, скажи… Что сейчас с моим братом? – Тор решил, что не даст отцу просто так закончить разговор.
– Ты помнишь решение суда? «Под страхом изгнания…» – голос Одина посуровел.
– Отец, что с Локи? – Тор заговорил громче. Он знал, – если царь дает уклончивые ответы, значит, дело дрянь.
– Ему непросто, – Игг серьезно посмотрел на сына. – Но это не повод метаться по дворцу и приставать к матери с детскими просьбами. Когда приходит время действовать, появляется знак. Пока его нет, жди и молчи! Нам есть, чем заняться. Танос и его король не оставили своих планов, мидгардцы вооружаются, и не думаю, что они окажутся такими уж смирными овечками, когда получат средства противостоять другим мирам. Да и о донесениях разведчиков с Севера лучше бы не забывать. А теперь ступай, там твои товарищи во славу Сиф хребты друг другу ломают. Как же такое веселье да без тебя!
Тор молча поклонился и вышел. Один проводил его взглядом единственного глаза, усмехнулся в сивые усы:
– Оба они – наше с тобой горе, Фригг… И наше с тобой счастье…
***
Тор быстро сбежал по боковой лестнице на лужайку, служившую местом для кулачных боев, борьбы и поединков в полном вооружении, которые затевались асами в честь своих возлюбленных или просто прекрасных асиний. А поскольку все асиньи были прекрасны, то каждая время от времени удостаивалась чести лицезреть, как богатыри награждают друг друга увесистыми тумаками или норовят воткнуть копье под ребра товарища, а потом ухаживала за своим возлюбленным, если того уж особенно щедро угостили полновесными ударами.
Чаще всего собирались ради Фрейи и Сиф. Правду сказать, Сиф, в отличие от Фрейи, не любила наблюдать, как сражаются в ее честь, – она с куда большим удовольствием сама поучаствовала бы в вооруженной игре. Но этикет есть этикет, сейчас ей приходилось сидеть в увитой цветущим шиповником беседке и изображать нежную и невинную деву, трепетно ожидающую, кто ее завоюет.
Раньше ее исправно завоевывал Тор. Но, после того как сын Одина побывал в Мидгарде, он все реже участвовал в молодецких забавах, а их отношения с Сиф и вовсе прекратились.
Сиф сжала губы. Все из-за Локи! Не будь его, Один не изгнал бы Тора в Мидгард, где громовержец встретил эту, как ее там, смертную, которой безоговорочно отдал сердце. А в последнее время он, вообще, кажется, не способен думать ни о чем, кроме своего безумного братца. Тор никому об этом не говорил, но по лицу же все видно. Наследник Одина никогда ничего не умел скрывать. Вот и сейчас понятно, что он в мыслях носится с Локи ровно с красной девицей. Может, стоит наведаться в Мидгард да положить там пару сотен смертных, раз нет другого способа привлечь внимание Тора Одинсона? А еще лучше – устроить покушение на него самого. Вот тут он точно разомлеет.
Сиф искоса смотрит на приближающегося Тора. «Эй, иди к нам!» – зовут его молодые асы, но он лишь машет рукой, улыбается и проходит мимо. «Тоже мне!» – тихо произносит Сиф и закатывает глаза.
«Иди к нам…» Ага! Локи сюда приведите! Тор не придет, а прибежит: «Как тебе, родной, убить меня сподручнее?»
И ведь что обидно: Тор всегда был простым, ясным, жизнерадостным парнем. Такому бы хмельной мед, вкусного кабанчика да горячие ночки с милой. Что еще надо? А его словно дурным зельем опоили.
Асгардская язва достает их даже из заключения. Они потеряли Фандралла. Три воина и леди Сиф – как красиво это звучало! А теперь? Два воина и леди? Так, пожалуй, в Асгарде начнут заключать пари на то, как скоро останется один воин, а потом одна только леди.
Не только для нее, – для всех громом с ясного неба прозвучал отказ Фандралла выступать свидетелем обвинения на суде. Искатель любви и приключений, который никогда ничего не воспринимал всерьез, не дал показаний против Локи, предпочтя уйти в изгнание.
«Ты понимаешь, что делаешь? – взывала к его рассудку Сиф. – Локи не стоит таких жертв!»
Фандралл рассмеялся своим странным прыгающим смехом: «В Ётунхейме Локи спас мне жизнь». – «Фольстагг тоже спасал тебя», – напомнила Сиф. – «Да, но судят не Фольстагга. И, если следовать закону, то, в отсутствие Одина и Тора только Локи мог править Асгардом. Чтобы спасти Тора, я нарушил присягу, данную законному на то время царю. Пора платить по счетам».
«Ты в своем уме? – опешила Сиф. – Во всем Асгарде только двое, кроме Локи, не хотели возвращения Тора – Нари и Нарви. Все нарушили клятву. Все!»
«А мне надоело быть всеми!» – усмехнулся Фандралл, трогая поводья. Скоро он скрылся из виду. Сиф так и не поняла его последние слова.
***
…Знак. Где же найти тот знак, о котором говорит отец? Как долго его ждать? Как распознать, что это именно он? Нет, вся эта магия, знамения и прорицания не для Тора Одинсона. Вот вернется Локи, пусть толкует с отцом или Мимиром о своей любезной магии, сколько влезет. А наследнику асгардского престола привычнее действовать. Знаки, если нужно, придут потом.
Тор взялся было за молот, но тут же опустил его. Так Хеймдалль его сразу заметит. Он и четверть дороги к крепости не успеет пролететь, как Всеотец отдаст приказ, и Локи упрячут куда-нибудь, где его днем с огнем не разыщешь. Или, еще проще, Тора к острову не подпустят.
Шума будет, как при взлете Хеликаррьера, а толку…
Сын Фригг развернулся и направился к конюшням. Пусть пока все выглядит так, словно он решил отправиться на прогулку, – поразмяться, успокоиться. В нынешнем его состоянии такое поведение ни у кого подозрений не вызовет. Конечно, на коне до Белой Крепости не добраться, но в дороге у него будет больше возможностей обдумать свои действия.
– Доброе утро, Хермод! – поздоровался Тор со смотрителем царских конюшен.
– Славного дня, господин! – степенно поклонился ас. Должность смотрителя царских конюшен – одна из самых почетных среди дворцовых должностей. Но Хермод оставался равнодушен к почестям. Он вел простую жизнь, просто одевался, редко бывал на царских пирах.
– Прикажи оседлать Тангриснира, Хермод, – попросил Тор.
Пока слуги выводили великолепного золотогривого скакуна, принц подошел к соседнему стойлу.
– Как Серебристая Челка? – спросил он, погладив черного, с мерцающим серебристым отливом на боках, коня.
– Мы за ним хорошо смотрим, господин, – осторожно ответил Хермод. – Как… Как всегда.
Тор кивнул. Не стоило продолжать щекотливый разговор. Тем более что его конь уже оседлан.
Тор поблагодарил смотрителя конюшен, вскочил на Тангриснира и направил его к боковым, Зимним, воротам.
***
Лесная дорога вот-вот закончится, а он так ничего и не придумал. Еще час-другой, и его «прогулка» привлечет внимание Стража. Хеймдалль не следил за Тором, – он следил за всем и запоминал все. А вот как раз сейчас ему не следовало бы запоминать путь громовержца.
«Зловредный братец, отступи от своих правил, подкинь пару дельных мыслей с помощью магии, для тебя же стараюсь!»
Тангриснир захрапел. Рука Тора по привычке легла на рукоять Мъелльнира.
– Славного дня, сын Одина! – из-за поворота показался всадник на черном коне. Пробивавшееся сквозь дубовые кроны солнце высветило серебряные узоры на черной одежде. Всадник откинул капюшон плаща.
– Нари!
Невысокий, сухощавый, крепкий, слуга Локи был словно выточен из корня векового дерева. По лицу не угадаешь возраст: серые глаза смотрят молодо, а лицо изборождено морщинами, как сухая земля – трещинами. Прямые черные волосы укручены в длинную косу и перехвачены на лбу кожаной повязкой. Никто не знал, откуда Нари пришел в Асгард. Даже Хемйдалль не увидел его дороги. Молчаливый незнакомец в черном появился не перед Вратами, а сразу в Палатах Всеотца, поклонился Локи и, не обращая внимания на ошарашенных царедворцев, сказал, что хочет стать слугой принца. Локи только спросил, как его зовут, и тут же взял на службу. Недовольны были многие, Хеймдалль в первую очередь, но Один дал согласие, и Нари оставили в покое. Он верно служил Локи в то время, как от младшего принца все отвернулись, и, вместе со своим сотоварищем, Нарви, последовал за господином в заточение.
– Почему ты здесь? Что-то случилось? – спросил Тор.
– Ты нужен моему господину, – ответил Нари. – Он не хочет даже думать о тебе, но я знаю: только ты можешь помочь.
– В чем помочь?
– Лучше, если ты узнаешь об этом на месте, а не с моих слов.
– Но я не могу пройти в крепость!
– Пройти можно, – ответил Нари. – Дай слово, что никому об этом не расскажешь, и я проведу тебя так, что Хеймдалль ничего не узнает.
Тор хмуро посмотрел на слугу:
– Локи показал тебе тайную тропу?
– Мой господин ни с кем не делится тем, что знает. Зачем? Если ты достоин знания, оно придет к тебе. Я слышу там, где другие слушают, и вижу там, где другие смотрят. И я умею запоминать.
Нари указал Тору на узкую тропинку, уходившую в лес. Они спешились и пошли, осторожно ведя коней в поводу: Нари – впереди, сын Одина – за ним. Через несколько десятков шагов тропинка неожиданно расширилась. Они вновь сели на коней и поехали рядом друг с другом.
– Скажи, – вдруг спросил Тор. – Локи не звал вас с Нарви в Мидгард?
«Эти двое были бы ему полезнее Стрелка и Селвига», – подумал он.
– Нет, – бесстрастно ответил Нари. – Если бы он это сделал, Мидгард принадлежал бы ему. А он этого не хотел.
– Не хотел? – не поверил Тор. – Он все сделал, чтобы развязать войну.
– Ты уверен? – Нари кинул насмешливый взгляд на Тора.
– Думаешь – нет? К чему же тогда он стремился? Какую цель преследовал?
– Тебе искать ответы, – отозвался Нари. – Мое дело – служить своему господину.
Какое-то время они ехали молча.
– Скажи, а если бы Локи позвал тебя, ты пришел бы помочь ему покорить Мидгард?
– И Мидгард, и Ётунхейм, и Асгард – слуга смотрел туда, где садилось солнце. Быстро темнело, и, чем больше сгущался сумрак, тем ярче начинали блестеть его глаза. – Твой мир, Громовержец, это шахматная доска, поделенная на квадраты. Черное – белое. Тебе не понять, как милосердны сумерки и сколь притягателен туман. В недосказанном больше правды, чем в сказанном напрямик. И больше возможностей.
Он посмотрел на Тора долгим странным взглядом и больше не проронил ни слова, пока они не добрались до места, где начинался вход в иные миры.

1. Штутграт переводится со старинного немецкого диалекта как Кобылий Сад.

@темы: "Локи", "рассказцы"

---

Над пропастью души

Из старых запасов. Эту вещь я сочинила для литературного конкурса, который проводил официальный российский фан-клуб Тома Хиддлстона летом 2012 года. Тогда у меня еще было желание в конкурсах участвовать. Там было три задания, думаю, вот это как раз неплохо получилось. Я его слегка подчистила и размещаю здесь. Пусть будет. Поскольку это конкурсный рассказ, шапкой не снабжаю. Кто меня читает, и так догадается сразу, что это джен, Н-цы нет и речь о Локи.



В горах всегда тянет заглянуть в пропасть, даже если отчаянно боишься высоты. Болезненное (тем болезненнее, чем больше ощущаешь его сладость) чувство иглой пронзает тело, заставляя пододвинуться ближе к краю. Еще ближе… Еще… Разум говорит: «Остановись!» Но искушение сильнее. Так хочется заглянуть за край! Голова кружится, разум уже вовсю кричит: «Хватит!», а ноги, шаркая, сантиметр за сантиметром, подносят тело к границе, за которой нет возврата. Самоубийство? Полноте! Еще пять минут назад человек ни о чем таком не помышлял. Он был доволен жизнью, думал о приятном и болтал о пустяках. Но такова природа бездны…

I

Он был весь ликование. Простор, неохватимый умом, сияющий, словно крылья архангела, триумфальный, как въезд победителя в поверженный город, открывался ему, и он царил в этой безмерности, высоко взмывая над землей, которая казалась такой ничтожной. Годы напрасных надежд, похороненных ожиданий, разъедающее чувство монотонности, – все исчезло, прахом рассыпалось перед этой слепящей невесомой ширью. Он мчался в ней и захлебывался смехом. Вот она, единственная истинная цель и единственно достойная награда! Он гнал вперед легконогих воздушных коней, испытывая неодолимое желание издать боевой индейский клич. Что-то типа: «И-хиии-уу!».
– Привет!– он счастливо помахал рукой приближавшемуся из полутьмы знакомому силуэту. Странно и смешно было вспоминать о прежнем недоверии. Как можно не доверять Локи? Это же друг! Настоящий друг – не тот, с кем выпиваешь по субботам в ближайшем баре, или обсуждаешь футбольный матч, или едешь на рыбалку. Настоящий друг способен обнажить природу вещей, так что ты уже не нуждаешься в собственном взгляде на мир. Его взгляды куда вернее и обоснованнее. Да, Эрик Селвиг, тебе повезло, ты нашел друга, способного промчать тебя по неведомым просторам на воздушных конях мысли, открыть такое, от чего голова кружится!
– Тессеракт больше, чем знание! – небритое лицо Селвига сияло счастьем. – Это – суть! Он показал мне новый мир!
Локи сдержанно улыбнулся. Сейчас, после разговора с вождем читаури, он был мало расположен выслушивать излияния захваченного открытиями ученого. Но ловкий ум подсказывал, что любезность в обращении с подчиненными оказывается полезнее страха. Особенно, если подчиненные видят, что за любезностью стоит железная воля. И особенно, если, кроме как любезностью, ты ничем другим им не платишь. К тому же Селвиг может еще пригодиться. Если тессеракт отойдет к читаури (чего никак не избежать), с чем останется новый повелитель Земли? С клятвами, которым нельзя верить? Двусмысленными обещаниями того, кто владычит над владыкой смерти? По тонким губам скользнула чуть заметная насмешливая улыбка. Нет, Локи разучился доверять. Доверие – признак вырождения ума. Он попридержит Селвига, во вселенной есть и другие источники могущества, помимо Космического Куба. И потом, это просто забавно – потолковать с маленьким человеком, воображающим, что он держит на ладони большой мир. Куда забавнее, чем вспоминать об угрозах скелетоподобного читаурианского вождя.
II
– Так что же именно, доктор, показал вам тессеракт?
Локи полуприкрыл глаза и сомкнул длинные тонкие пальцы, будто готовясь принять исповедь. Впервые с момента их встречи Селвиг имел возможность разглядеть его. Он поймал себя на мысли, что во всем облике Локи – гибком, но могучем теле, вьющихся черных волосах, мистически сияющих, почти бестелесных и в то же время сильных руках, – живет змеевидность. Она столь явно бросалась в глаза, что изображения змей на золотых наплечниках его экзотического одеяния казались излишними, как если бы взрослую книгу снабдили детскими картинками. Наверное, так выглядел искуситель у древа познания добра и зла.
– Тессеракт… – доктор развел руками. – Вам будет скучно это обилие научных терминов! Но Космический Куб заключает в себе столько ответов на вопросы о происхождении и природе материи, что…
– Пожалуйста, не надо! – Селвиг невольно вздрогнул. Он хорошо запомнил интонацию угрожающей просьбы, обращенной к шефу ЩИТа, когда пришелец из других миров внезапно возник в лаборатории.
– Перестаньте прятаться! – Локи открыл глаза и в упор взглянул на собеседника. Под этим взглядом Эрику Селвигу стало не по себе. Он проникал во все подземелья души, во все ее сифонные каналы, до дна вычерпывая грязевые колодцы помыслов. – Не материя вас интересует, вам все равно, что исследовать, – квазар или квант, так же, как безразлично, кто воспользуется результатом.
– Нет, нет! – запротестовал Селвиг. – Я…
– О, конечно, когда этот результат снесет половину планеты, вы будете уверять, что ничего не знали, или с готовностью примете подобные уверения от других. Но в глубине души вы ведь считаете себя личностью, а не просто биологическим материалом? А трагедия личности, – Локи наклонился вперед, приблизив к ученому свое лицо безумного ребенка, – трагедия личности в том, что она всегда ведает, что творит. И ей не укрыться за занавесочкой публичных извинений и оправданий. Каяться можно лишь в невольных грехах, совершенных по молодости, глупости, незнанию. А грехи вольные принимайте так же осознанно, как совершали. И перестаньте врать самому себе!
Селвиг растерянно и как-то заискивающе хихикнул.
– Извините, – учтиво улыбнулся Локи. – Я перебил вас, простите мою бестактность. И… продолжайте.
– Что же говорить, вы и сами все знаете, – пробормотал сбитый с толку Селвиг.
– А вы не мне говорите, – неожиданно просто и весело сказал Локи, снова откидываясь на спинку кресла. – Даже на суде или на исповеди мы признаемся только самим себе, остальные не в счет. Но себе врать нельзя, запомните это!
– Простите, не хочу вас задеть, – осторожно начал Селвиг, – но… мои предки называли вас, – он помолчал, подбирая слово, – богом… озорства, лукавства… и вдруг вы…
– Заявляю себя врагом обмана? – рассмеялся Локи. – Парадоксально, не правда ли?
Селвиг поспешил рассмеяться ему в тон.
– Нет, доктор Селвиг, я говорю только о самообмане, – лицо Локи уже было вполне серьезно, в глазах не отражалось даже искринки смеха. Несчастный раб не успевал за этими мгновенными переходами, чем доставлял откровенное наслаждение своему хозяину.
– Самообман, – продолжал Локи, неотрывно глядя на Селвига, – первый и, возможно, единственный признак слабости. А вас ведь привлекает сила, не так ли? Мечта о силе – маяк в бессонной ночи, опора среди ежедневных мелких унижений, сладкая греза сознания, пораженного бледной немочью вашей так называемой человеческой жизни. Мальчик мечтает одолеть верзилу из соседнего дома, подчиненный – врезать своему боссу, солдат – заставить командира чистить ему сапоги. Вы все бредите силой, которой у вас нет, и ежечасно продаетесь слабости. Вот вы, доктор, сколько блестящих надежд, смелых замыслов, оригинальных проектов вы погребли в себе? Ваша душа давно стала кладбищем. Где-то побоялись отказа, где-то – насмешек, кого-то не захотели обидеть, и уж не будем говорить о том, сколько раз обижались сами. Ничто не обнажает слабость так, как обида. Я прав? – Локи требовательно взглянул на побледневшего, поникшего ученого.
Селвиг провел рукой по горлу, словно ему не хватало воздуха.
– Трудно дышать? – участливо и тревожно осведомился Локи. Никто бы не поверил, что в этих чуть грустных и бесконечно отзывчивых глазах ангела может спрятаться хоть единая частица льда. – Здесь нехороший воздух, подземелье все же… Сейчас… – он коротко и сильно взмахнул рукой, и в комнате повеяло холодным, свежим ветром. – Пейте ветер, доктор, он придаст вам сил!
– Благодарю, – охрипшим голосом произнес Селвиг. Освеженный северным ветром воздух врывался в легкие, но доктору казалось, что он глотает удушливый, жаркий туман. Голова кружилась, сердце клокотало в груди. Ему чудилось, что он оказался у края пропасти. И пропасть манила к себе, готовая принять, утешить, показать тайны, неведомые другим.
– Я как в тумане сейчас, – тихо проговорил Селвиг.
– Нет, – Локи опять рассмеялся легко и просто. – Вы на пути к прозрению. Познать себя – значит изведать настоящую силу, даже если познаешь не самое лучшее. Ну-ка, скажите, работая с тессерактом, вы ощущали, будто летите во весь опор на конях и при том высоко над землей?
– Да, – с чувством признался Селвиг.
– А прежде, когда вы совершали свои маленькие открытия, случалось нечто подобное?
– Нет, – медленно произнес Селвиг, добросовестно стараясь быть честным. – Была радость, профессиональная гордость, было …чувство довольства собой …торжество над оппонентами… Но такого я еще не испытывал.
– Сказать, почему?
– Постойте! – Селвиг сделал умоляющий жест. – Позвольте мне самому ответить.
Локи приглашающе развел руками.
– Тессеракт… Да, признаться, я был очень будничным человеком. Многого боялся и… многого хотел и… быстро сдался. А с Тессерактом я почувствовал себя словно воин на поле боя. И я хочу выиграть этот бой.
– Браво, доктор! – глаза Локи вспыхнули таким торжеством, будто он только что создал нового человека и любуется совершенством своего творения. – Вы достойны работать с тессерактом!
От этих слов и взгляда Селвиг буквально расцвел.
– Беседовать с вами – подлинное наслаждение, но время не ждет, – Локи поднялся. – У нас еще будет возможность продолжить наш разговор. И – договорились? – себе не врать!

III


Селвиг работал как одержимый. Почти не спал, не притрагивался к еде. Казалось, ему впрямь передалась сила таинственного куба и поддерживала тело, которое в других обстоятельствах давно бы не выдержало. Селвиг не заботился более ни о чем, кроме одного – завершить свой труд. Он словно летел со скалы, уносимый порывом северного ветра. В глубине души он понимал, что это – верная гибель, но шел навстречу ей с восторгом. Так, наверное, когда-то берсерки выходили на бой. Лишь однажды загнанный в подполье разум вырвался из своей темницы и заставил его подстраховать тессеракт через не менее удивительное копье. А может быть, дело было не в доводах его собственного разума, а в словах Локи: «Личность всегда ведает, что творит». Возможно, без них Селвиг не придумал бы способ закрывать портал. И Земля перешла бы во власть Локи. Но – дверь открывается с двух сторон – и софизм черноволосого демона сработал не так, как тот ожидал.
Это был последний проблеск в урагане, подхватившем Селвига. Больше он уже ничего не замечал вокруг, несся вперед в нечеловеческом, диком упоении, пока резкий удар не вышиб его из седла и погрузил во тьму…

IV
Сейчас он старался не вспоминать то, что увидел, когда пришел в себя на вершине Старк Тауэр. Горящий город, паника на улицах, пикирующие с неба монстры – полет в лазурном просторе обернулся хаосом, триумф его работы с тессерактом – триумфом смерти.
Стоя в отдалении, Селвиг наблюдал за тем, как Капитан Америка, Тони Старк, Хоукай, доктор Беннер и Наталья Романова передали громовержцу Тору тессеракт и скованного Локи. Подойти у него не хватало духу. Уйти тоже. Доктор уже знал, что в Асгарде Локи ждет суд. «Он ответит», – сказал Фьюри. Один за всех. Другие ни при чем. «Вы не виноваты, – успокаивала доктора Романова. – Вы не знали». Но он-то – «договорились? – себе не врать!» – не мог так просто уйти от собственной вины, от ноющей пустоты в душе, от вопросов, оставшихся без ответа. Ему вспомнились строки поэта, столь любимого в молодости:
Змею полей людская мощь могла
Смирить искусной ворожбою,
Но та змея, что сердце обвила,
Нам навсегда дана судьбою.
Вовек ее никто не заклянет,
Ни мудрость, ни лады псалтири,
И суждено до смерти этот гнет
Душе терпеть в подлунном мире…*
Кто мог знать, что эти слова окажутся для него пророческими?
Селвиг поднял глаза и вдруг, к ужасу своему, встретился с непостижимыми, как бездна, пугающими его глазами. Локи, уводимый Тором, обернулся и адресовал Селвигу прощальный взгляд. Насмешливый и торжествующий. Доктор явственно услышал: «Тессеракт – не единственная сила во вселенной. Есть то, что намного выше. Если я останусь в вашем мире как ИДЕЯ, что останется вам?»
Доктор пошевелил побелевшими губами. Харизматичный демон – боже, какая приманка для ума! Пропасть всегда притягивает. Селвиг не мог не признать, что чувство полета над бездной, пережитое им, было весьма неординарно. Хотелось бы об этом забыть. Хотелось бы притвориться, что забыл. Это было бы так полезно для здоровья души. Но – «договорились?»! Простяга Эрик, ты не знал, что обещание не врать себе тоже может стать договором с дьяволом.

* Дж.Г.Байрон

@темы: "Локи", "конкурс", "рассказцы"

---

А Старком в тебя не бросить?

Прикольную штучку нашла

@темы: "Локи"

---

Сакура

А у нас каштаны цветут и сакура!

@темы: "я живу в красивом городе", "сам себе праздник", "сезоны"

---

Лед тронулся?

Говорят, Том активизировался. На странице фан-клуба появилось сообщение, что он ведет переговоры о том, чтобы сняться в римейке "Ворона". Даже грим сам придумал. А в фейсбуке появилось фото Тома в этом самом гриме. За подлинность фото не ручаюсь, но выглядит неплохо.

Хочется, чтобы все это сбылось наяву.

@темы: "Том Хиддлстон"

---

Приключения лазутчика в Хейвагарде

Небольшая восточная фантазия на тему... нашу любимую тему

Тень легла на славный город Хейвагард....




...тень Лазутчика





Он замыслил недоброе. Он вообще странный. Но есть кто-то, кто, кажется, к нему неравнодушен. Эти сердечки...
Агент Романофф-ханум, это любовь?





Лазутчик маскируется под здешних. Ему плевать, что он на здешних совсем не похож. Первый раз, что ли?





Лазутчик рвется к власти! Трон хейвагардских ханов захвачен узурпатором!










Но, как всегда, Чип и Дейл, Старк и Халк или кто-то еще пришли на помощь Хейвагарду. Вот что ждет Лазутчика!





Минуточку! Вот что ждало бы Лазутчика, если бы не... помните окошечко в сердечках? Кто-то помог Лазутчику скрыться. Через старый колодец.





Лазутчик на свободе и вновь строит коварные планы!





Фоторепортаж от студии "Лазутчики dostanut". Благодарности - Локи, фотоаппарату и моему терпению.

@темы: "Локи", "рассказцы", "дорога"

---

Путешествие в Хорезм

Была в командировке в Хорезме целую неделю. Хорезм - удивительный регион, даже для нас особенный. Семнадцать часов ехала в поезде Ташкент-Ургенч-Шават. Но все было неплохо, а, главное, удалось сделать фото.

Вот так выглядит полупустыня весной

Дорога в пустыне




Из сухого саксаула и тамариска делают такие заграждения-квадратики, чтобы песок не пер на рельсы



Бархан




Здесь было маленькое озерцо, высохло, осталась соль. В этих местах редко можно найти пресную воду, в основном, она соленая.

Космический пейзаж

Подходит изнуренный путешественник к озеру, а оно ему и говорит: "не пей меня, воблой станешь!"



Еще одно озерко соленое




До свиданья, пустыня!

@темы: "дорога"

---

Ты мне не брат? Да ладно! Часть I

Эдды называют Локи братом Бюлейста (а эддоведы говорят, что Бюлейст - это Один). Марвел настаивает, что Локи - брат Тора (хоть и не родной. но все же). На самом деле у Локи куда больше братьев, куда более задорных, веселых и лукавых, чем Один и Тор, вместе взятые. И вот я решила собрать их здесь, на этих страницах. Мне это нужно для исследования, а вам,
возможно, будет просто интересно почитать.

Итак, часть первая - Иктоми


Его еще называют Икто и Иктинике. Это один из самых озорных персонажей мифологии североиндейских племен сиу. Дакоты представляют его в виде паука (ну, кто бы сомневался! Паук - излюбленный образ трикстера. Вспомним неповторимого Ананси! И наш любимый Локи когда-то, оччччень давно, любил попрясть паутину и выпрясть из нее что-нибудь интересное). Иктоми мухами не корми, дай только кого-нибудь разыграть или с кем-нибудь поссорить. В его присутствии духи начинали наезжать друг на друга, не догадываясь о первопричине. А первопричина угорала про себя. Но Иктоми - это вам не проказливый мальчишка. Он на многое горазд. Например, это именно он подарил людям красноречие (вспоминаем красноречивого Локи). И это он избавил племена сиу от злобного духа Ийя (вспоминаем норвежскую сказку о великане и крестьянском сыне!).
Иктоми обладает способностью принимать любой облик (а в кого только не превращался Локи!). Иктоми чаще общается с животными, чем с людьми или собратьями-духами, но все, без исключения, становятся жертвами его бесконечных розыгрышей. Племена понка и омаха видят в Иктоми (Иктинике) покровителя волков (а по моему глубокому убеждению, Фенрир - это одна из древнейших ипостасей Локи).
Вот такой брат Повелителя обитает на просторах Северной Америки.


Благодаря Ива Эмбла, эта запись пополнилась красивой легендой о подарке, который Иктоми сделал людям.

Последнее время Ловцы Снов стали очень популярными. Мало найдется людей, которые о них совсем ничего не знают, но вряд ли кто-то вразумительно ответит, что же это такое. Так что такое Ловец Снов?

Ловец снов - это шаманский талисман, уберегающий спящего человека от кошмаров и привлекающий хорошие сны. Ловец Снов вешается над изголовьем кровати. Считается, что Ловцы Снов - исключительно изобретение североамериканских индейских шаманов, однако аналогичные Ловцы Снов были в ходу в шаманских практиках почти всех северных народов.

Существует несколько легенд о возникновении Ловца Снов. Вот одна из них:

Давным-давно, когда мир еще был молод, старец-шаман из племени Лакота был высоко в горах, когда ему пришло видение. В этом видении, Иктоми, Великий Шаман и Учитель Мудрости, предстал перед ним в обличии паука. Иктоми говорил с ним на сокровенном языке. Во время разговора, Иктоми поднял ивовый обруч старца, на который были прицеплены перья, конский хвост, бусы и начал плести паутину.

Он говорил старому шаману о циклах жизни; о том, что мы начинаем жизнь детьми, пройдя детство, мы взрослеем. После чего мы, обычно, старимся, и за нами снова приходится ухаживать, как за детьми, завершая цикл.

Но, сказал Иктоми, продолжая плести паутину. – В каждый момент жизни мы сталкиваемся с множеством сил, и некоторые несут нам вред, некоторые, наоборот могут помочь. Если ты будешь прислушиваться к добрым силам, откроешься им, то они с радостью помогут тебе идти в нужном направлении. Но если твой выбор окажется неправильным, то ты можешь попасть в ловушку и пострадать. Так что, эти силы могут и помочь, и вмешаться в Природную Гармонию и нарушить ее. Он говорил, продолжая плести паутину.
Когда Иктоми закончил повествовать, он подал шаману паутину и сказал: «Эта паутина идеальный круг с дырой в центре. Используй паутину, чтобы помочь своему народу достичь их цели, черпая из источника идей, видений и снов. Если ты доверишься Великому Духу, паутина будет ловить добрые идеи, а злые будут проходить сквозь дыру». Старый шаман передал видение своему народу, и с тех пор многие индейцы вешали Ловец Снов над своей постелью, чтобы отсеять сны и видения.



Одно из изображений Ловца Снов - тоже от Ивы

@темы: "Локи", "легенда и символ", "ты мне не брат?"

---

Он никогда не грустит

Мой друг никогда не грустит,
И пьет эту ночь вместе со мной
(Би-2)

Вперед, бодхисаттва, нам пора в ресторан!
(БГ)

@темы: "Локи"

---

Мои рецензии

Зимой официальный российский фан-клуб Тома Хиддлстона объявлял конкурс рецензий на фильмы, в которых снимался Том. Я отметилась семью рецензиями, из которых одна таки удостоилась, как говорят спортивные комментаторы, почетного третьего места. Победители определялись читательским голосованием. Из моих работ больше всего голосов собрали комментарии к "Генриху IV", хотя я думала, что народ больше привлечется отзывами на "Мстителей": они и короче были, и оригинальнее. Решила выложить здесь обе, и еще рецензию на "Тора" - на память о конкурсе.
Итак,


КИНОтеатр

Трудно не потеряться на фоне необъятного живота и безграничного остроумия сэра Джона Фальстафа. Этот колоритный циник и полноправный наследник мифологических трикстеров способен заслонить собой сцену или, раз уж речь зашла о кино, экран. Старому доброму Джеку сам король не брат и наследный принц для него мелковат… если, конечно, старый Джек не споткнется о нового Хела.
«Генрих IV», кинодилогия режиссера Ричарда Эйра (Великобритания, 2012 г.) – один из немногих примеров того, как молодое вино можно удачно влить в старые мехи.
Сначала – о мехах. Есть такой подзатерявшийся среди «блокбастеров» и «сиквелов» термин – «кинопостановка». «Генрих IV» – кинопостановка в буквальном смысле. Театр, перенесенный на экран. Убедительный до осязаемости. Ты почти слышишь покашливанье в партере (непременный атрибут театра, в кинозале другая звуковая дорожка) и гамму запахов, которая начинается нотой пыли, идущей от кулис, а завершается нотой Bellogia Caron, идущей из первых рядов. И эта ни с чем не сравнимая близость зрителя к актерам. И – счастливая возможность для тех, кто никогда не видел Тома Хиддлстона на сцене, понять, наконец, как он играет, когда играет в театре.
Прелесть нынешней экранизации еще и в том, что она выдержана в традиционном стиле. Принца Гарри не нарядили в джинсы, а Хотспера – в плащ от Хьюго Босса. Трактир в Истчипе – настоящий трактир шекспировских времен, а не ночной клуб с танцполом и ди-джеями. И почти нет вольностей с сюжетом, только дали понять, что победа над Хотспером досталась Гарри тяжелее, чем это показано у Шекспира, да того же Гарри умирающий отец не велит привести к себе, а за ухо стаскивает с трона. К слову, оба эпизода убеждают: лучше все же довериться Шекспиру, психологически достовернее бы вышло. Как достоверно все то, что следует в фильме великому первообразу. Убедителен в своих тревогах и горестях, вероломстве и подозрительности, любви к короне и сыну Генрих IV, виртуозно сыгранный Джереми Айронсом. Убедителен безумный, отважный и упоенный победами Хотспер (Джо Армстронг), живущий войной и сиюминутным порывом. Колоритны и убедительны кумушка Куикли, Долль Тершит, Бардольф, судья Шеллоу и его (поцеловать хочется такое чудо!) кузен Сайленс. А уж как убедителен сэр Джон (Саймон Рассел Бел)! От толстого живота до циничных размышлений – прямо-таки икона стиля.
Ее величество традиция царствует в этом удивительно живописном (а ведь настоящий театр – всегда безупречная эстетика) экранном действе. О караваджистской живописи «Генриха IV» можно бы написать отдельную статью. Этот фильм стоит посмотреть хотя бы для того, чтобы открыть бесконечное число оттенков тени. Большая часть действия происходит в полутьме скупо освещенных ночных залов и комнат или сумеречном свете зимнего дня; персонажи облачены в темные одежды, и музыкальная игра теней ведется вокруг единственно яркого цветового пятна – принца Гарри.
Вот мы и добрались до молодого вина. Принц Гарри… «Цвет юности моей», – называет его король Генрих. «Беспутный и безумный отпрыск царственного древа», – именует Фальстаф. В мире шекспировского театра (причуды времени: когда речь заходит о комиксах, то непременно – «вселенная», а у Шекспира всего лишь «мир») есть роли-головоломки. Сыграть принца Гарри в определенном смысле сложнее, чем Гамлета. Принц Датский – центральный персонаж и по сути, и по времени, проводимому на сцене. Действие выстроено под него. Принц Уэльский de jure характер первой величины (дилогия призвана проследить становление идеального монарха – Генриха V), а de facto – роль второго плана. Обе части пьесы, в целом, выстроены под Фальстафа. Но эту роль второго плана надо играть как главную. Мы видели что-то похожее год назад, или я ошибаюсь?
Создатели фильма решают головоломку просто и гениально, оставляя форму и меняя содержание.
До сих пор принц Гарри был
– бунтарем, подобно Гамлету, ищущим свободу и смысл жизни;
– жизнелюбивой натурой, сопротивляющейся дворцовым условностям;
– обаятельным, но неглубоким авантюристом.
Но таким, как в нынешней экранизации «Генриха IV», похоже, его еще не видели. Чем же отличается «главная роль второго плана» в исполнении Тома Хиддлстона?
Самое очевидное – мы впервые поняли, что титул «принц» заимствован не из сказок. Перед нами предстал не идеальный герой, а вполне реальный наследник престола. Человек, обладающий властью. Он имеет право распоряжаться судьбами окружающих его людей и, хоть до поры до времени им не пользуется, но никогда не забывает. Мысль о власти для него привычна, – так мы привыкли включать свет, не задумываясь об электричестве.
Сознание власти делает весельчака и жизнелюба порой страшным. Он страшен, когда спрашивает Пойнса: «Я должен жениться на твоей сестре?» и неподвижным взглядом наблюдает за всеми фазами паники, переживаемой его незадачливым товарищем. Страшен, когда называет Фальстафа «грязным куском сала». Страшен, когда во время коронации обрывает еще не сознающего свой крах сэра Джона: «Не смей мне отвечать дурацкой шуткой!» И все это без криков, гримас и пароксизмов бешенства. В прямом смысле слова тихий ужас. Просто человек обладает властью отправить своего собутыльника прямо с попойки на виселицу или загнать в колодки и оставить гнить в тюрьме. Он этого не делает, контролирует свои эмоции, но зритель понимает: он МОЖЕТ это сделать в любую минуту. Пожалуй, нигде, даже если вспомнить легендарные фильмы, ДУХ абсолютной власти не выражен так рельефно, полномерно и, одновременно, без аффектации.
Том Хиддлстон играет принца Гарри как короля по рождению, задавая иную, чем актеры предыдущих поколений, мотивацию образа. Его Хел с самого начала ведает, что творит. Кабаки Истчипа для него – возможность узнать без прикрас страну, которой предстоит править. «Выпьем, поворотим и в донушко поколотим», – говорил пушкинский Варлаам. Принц Гарри пьет английскую кружку до дна, изучая тех, кого поведет потом в бой при Азенкуре. Кстати, о бое. Сцена сражения и поединок с Хотспером в первой части дилогии – явная психологическая неувязка. Не то, чтобы будущий король Генрих V должен легче победить своего противника, – в своем первом бою он должен понять, что создан для сражений, как и для власти. А этого мы не видим.
Зато блестяще показано, как Гарри учится говорить с «медником на его языке», чтобы такая страна как Англия безоговорочно признала его своим королем. Принц позволяет «медникам», скроенным на самый разный фасон, тереться возле, даже не скрывая своих намерений в один прекрасный день прекратить игру. Сэр Джон Фальстаф может думать, что Хел с ним дружит, а для Хела он – всего лишь «один из…». Финал просвечивает с самого начала. Похвальба Пойнса (принц якобы обещал жениться на его сестре) и откровения Фальстафа лишь подводят черту. Слишком много тех, кто убежден, что будущий король у них в кармане. И пора напомнить о разделяющей их дистанции.
Отрекается ли принц от Фальстафа? Отречься можно от чего-то существенного, а для этого Хела Фальстаф никогда чем-то существенным не был. Да, принца, как человека с живой душой, можно растрогать уверениями в том, что нет друга лучше, чем «милый Джек Фальстаф, добрый Джек Фальстаф, преданный Джек Фальстаф». Растрогать, но не купить. Гарри знает, как поведет себя «милый Джек», коли станет королевским фаворитом. И у зрителя не остается сомнений на это счет: сцена, когда Фальстафу сообщают о том, что его «кроткий агнец» стал королем, а он кричит в ответ судье Шеллоу: «Выбирайте какую хотите должность!», смотрится почти жутко. Но «преданного Джека» ждет крушение. Обычно предполагается, что принц Гарри меняет Фальстафа на корону. Том Хиддлстон дает нам понять, что его герой никогда не променяет на Фальстафа страну.
За похождениями сэра Джона стоит безудержная жажда жизни – плотской, плотной и, по сути, простой. За похождениями Хела – непростое отношение к людям, где в нераздельном полу-единстве, полу-противостоянии переплетаются человечность и (употребим современный термин) профессионализм. Любит ли принц Гарри отца? Скорее, жалеет, как профессионал дилетанта. И вот еще одна неожиданная сторона образа: искатель приключений, который, казалось бы, о серьезных вещах и на мгновение задуматься не способен, больше понимает, как управлять государством и как управляться с людьми, чем вечно встревоженный и подозрительный Генрих IV. То, что так мучительно делал его отец, новый король разыграет как по нотам: и друзей привлечет, и провозгласит приоритет закона, и отрежет путь к трону нежелательным для него личностям.
И венец он забирает из рук спящего отца осторожно, но уверенно. И упреки выслушивает, не сходя с трона (здесь, правда, еще одна психологическая неувязка – такой Гарри себя за ухо с трона стащить не позволит даже отцу, здесь режиссер явно увлекся действием в ущерб убедительности). Для Генриха IV корона – фетиш, для его сына – атрибут профессиональной принадлежности. Как iPad для Стива Джобса. Он сознает меру ложащейся на него ответственности (вспомним глаза Гарри, когда архиепископ надевает на него корону), но он готов ее принять.
В принце нам показали короля. Он умеет не швыряться властью и не злоупотреблять ею. Знает цену себе и всегда оценивает тех, кто рядом с ним. Умеет воздать должное врагу. Сочувствует ближним настолько, насколько это не вредит государству. Безупречно выверенный, роскошный в своей сложности характер. Такой не потеряется даже на фоне сэра Джона Фальстафа.





Дальнейшее – молчанье…

Он горд, мстителен, самолюбив. И в его распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтобы осуществить. Никого не напоминает?
Приведенными выше словами характеризует себя самый знаменитый принц в истории литературы – принц Датский. От другого принца, Асгардского, его отделяет пропасть всего – эпоха, жанр (да какое там жанр – вид искусства), средства воплощения, авторская оценка, восприятие аудитории. И все же, пользуясь правами зрителя, которые мне зачитали перед входом в кинозал, я нагло утверждаю, – это один и тот же персонаж.
Великое рождается в рутине. Отписав последнюю строчку и поставив последнюю точку в «Гамлете», думал ли Уильям наш, что создал образ-зеркало? Каждый век смотрится в него и видит свое. От героя до труса, от святого до демона, от интеллигента до свирепого викинга, от жертвы до палача – кем только ни был принц Датский. В своей новейшей интерпретации даже богом. Правда, проиграл сражение за право владычить над коленопреклоненной паствой, но что с того. Шекспировский герой ведь тоже ничего не выиграл, нагромоздив гору трупов и так и не промочив горло.
Эпоха вторичной культуры, в которую мы живем (то ли это беда наша, то ли привилегия), предпочитает не обращаться к Гамлету напрямую, как это делали предыдущие поколения и даже не оценивать ситуацию со стороны, как Розенкранц и Гильденстерн Т.Стоппарда. Подобные потуги терпят поражение, будь ты хоть сам Франко Дзефирелли. Наше время желает образ образа. Гамлета в другом обличье, с другой судьбой и другими ценностными ориентирами. Но с неизменной бурей в душе, игрой в безумие на грани подлинного помрачения чувств и саркастической усмешкой, отсылающей к чертям все вокруг.
Каким бы ни было ожидание героя, если оно есть, герой придет. Наша жажда его увидеть, увидеть именно таким, вызовет образ из небытия либо забвения. Мне хотелось бы, чтобы когда-нибудь создатели видео-фан-арта воплотили такой сюжет: Гамлет подходит к зеркалу, разглядывает себя, и, разглядывая, начинает преображаться. Что мы имеет в оригинале? У принца Датского – «впалость черт», бледность лица, черное одеяние. Романтики выводили его на сцену черноволосым. Много ли добавлять, чтобы появился Локи Асгардский? Вот принц надевает на себя доспехи с золотыми узорами, зеленый плащ, берет в руки сверкающий скипетр…
Кстати, о скипетре – наконец-то он может сказать вслух то, что подозревали иные критики и режиссеры. Заявить о своем желании власти. О ревности к тому, кто эту власть отнял. О противостоянии старшему. Степень родства не играет существенной роли: брат ли, дядя. Гамлет, вернувшись в Данию, вполне мог бы спросить Клавдия: «Ты скорбел?». А Локи – Одину: «Совсем не сын, и далеко не близкий» («Гамлет», акт I, сцена II).
Внутреннее родство куда существеннее внешнего сходства, рожденного культурными стереотипами. Говоря о последнем, стремление выворачивать культурные традиции наизнанку – тоже характерная черта нашего времени и отражающего время кинематографа. То, что ранее воспринималось как признаки благородства и царственности, теперь характеризует маньяков и вампиров. Миру «Макдональдса» симпатичнее толстый и румяный Фольстагг, чем худой и бледный Локи. Для массового зрителя человечность Тора измеряется способностью не столько сострадать, сколько съесть упаковку печенья или закусить шаурмой. Представить Локи и Гамлета жующими невозможно. Еще бы, от обоих «несет безумием», как сказал бы доктор Беннер.
От обоих, добавила бы я, разит еще жестокой подростковой честностью, не щадящей ни себя, ни других, глубинной болью и потерянностью в мире, который они по разным причинам одинаково не принимают, доходя до готовности его разрушить. Но безумие является, пожалуй, главной чертой образа, вынужденного со времен Шекспира констатировать вывихи времени. Зеркало Гамлета-Локи отражает паранойю тоталитарных режимов и маниакальную активность разноцветных революций, и горькое одиночество в аномальном мире размытых ориентиров. И как безумие принца Датского проверяло окружающих на вшивость, так и безумный Локи, усмехаясь, демонстрирует нравственный сбой общества. Коулсон говорит ему: «У тебя нет убеждений!» Но нет убеждений и у его противников. Позволительно ли благородным героям рейтинга G хотя бы обсуждать возможность допроса с пристрастием, как это делают Тор и Фьюри? Стоит ли говорить о готовности сдать всех за одного, как агент Романова? И ужли намордник и кандалы – единственное средство спасти демократию? Вот еще одно свидетельство «изнаночности» нашего мышления. Предшествующая культура знала образ Прометея Прикованного как символ героизма, а цепи – как знак рабства, которому следует сопротивляться. Нынешняя вкрадчиво объясняет нам, что цепи – вовсе неплохо и очень правильно, если они надеты на кого надо. Мы разорвали преемственность времен. Гамлет стал антигероем, и «он ответит». За «базар». Дальнейшее – молчанье…





Больше чем кино
Они встретились – непривычный для массового зрителя герой и нетипичный для современной киноиндустрии актер. Из всех планов Локи это самый коварный.
Театральные актеры знают: есть постановки и роли с особой энергетикой. Задумано одно, получается другое, и, как правило, лучше, чем задумано. То же самое относится к кино. Достаточно вспомнить историю создания «Апокалипсиса сегодня» Ф.Копполы, когда замыслы режиссера планомерно рушились, а результатом стала картина, достойная войти в список культурного наследия человечества. Фильм Кеннета Браны «Тор», увидевший свет в 2011 году, в один ряд с историей полковника Керца не поставишь, но ситуация схожая.
Создатели фильма относились к нему всего лишь как к очередной попытке экранизировать серию комиксов о приключениях бога-громовержца из скандинавских мифов. К этому проекту в Голливуде подбирались неоднократно, но безуспешно. Не готовили ящики с шампанским и на сей раз. Приглашенный из Англии режиссер Кеннет Брана имеет большой опыт классических театральных и кинопостановок, но на момент съемок «Тора» был совершенным дилетантом во всем, что касается голливудских авантюрных боевиков, да еще с уклоном в фэнтези. На руках он имел несколько тяжеловесный сценарий и несколько легковесный сюжет. Из-за собственной заносчивости и интриг брата (как выясняется, не родного) Тор, наследник царя богов Одина, лишается видов на королевскую власть, бессмертия и боевого молота Мъелльнира. В виде смертного человека он оказывается на Земле, где находит любовь – девушку Джейн Фостер, а через нее и смысл жизни, внутренне меняется, совершает подвиг самопожертвования и возвращается в Асгард в блеске силы и славы. Коварный брат Тора, Локи, естественно, терпит поражение и добровольно обрекает себя на гибель, которой, впрочем, благополучно избежит, чтобы строить интриги в очередной франшизе. Исполнителями ролей Тора и Локи стали «широко известные в узких кругах» молодые актеры. Расклад ясен. Разумеется, предполагалось, что фильм соберет достаточную (в основном, подростковую) аудиторию и окупит расходы, но больших открытий, похоже, никто не планировал. И наверняка у тех, кто вкладывал деньги в дело, мелькала мысль, что вытянут его на своих плечах очарование Натали Портман (Джейн Фостер) и послужной список сэра Энтони Хопкинса (Один).
Но, видимо, недаром это фильм не только о Торе, но и о самом непредсказуемом персонаже скандинавской мифологии – Локи. Хочется верить, он веселился, видя, что не «звезды», а молодые актеры рвут кинозалы как тузик грелку. И пока одна часть аудитории бурно сопереживала главному герою, которого играет австралиец Крис Хемсворт (Тор), другая, еще не совсем понимая, что происходит, чувствовала: брат-антагонист Тора в исполнении британца Тома Хиддлстона – больше, чем просто кино. Не громкие имена, а эта роль вытянула всю картину, придав ей неожиданные объем и глубину. Фильм, не предполагавший больших открытий, открыл блестящего актера, благодаря которому мы узнали, что в эпоху спецэффектов можно не играть, а быть тем, кого ты представляешь зрителю.
Ирония, достойная Локи: первую роль, которая принесла Тому Хиддлстону мировую известность, трудно назвать ролью. Актер как будто освободил себя для своего героя, предоставив тому жить и действовать на экране сообразно его трагической логике. Локи – это именно Локи, а не Том Хиддлстон, которого перекрасили в брюнета и одели в зеленый плащ. Лишь долгое время спустя после просмотра фильма вспоминаешь, что речь идет о роли, и ее кто-то играл. Недаром некоторые из смотревших фильм признаются, что Локи в исполнении Тома Хиддлстона воспринимается ими отдельно от Тома, а поклонники именно этого образа сформировали отдельную когорту зрителей.
За таким преображением стоит не только огромная работа, без которой редко получается что-то заметное, и не только огромный талант. За ним – уважение актера к своему герою. Сам Хиддлстон называет это сочувствием: «Актер, играющий злодея, должен сочувствовать ему». Качество, заметим, необходимое исполнителю каждой роли, играет ли он злодея или героя, но чрезвычайно редко встречающееся в современном кинематографе. Его отсутствие порождает бесконечную череду штампов и банальностей, не стоящих затраченного времени. Его наличие создает шедевры.
Пусть это прозвучит пафосно, но я утверждаю: Локи в исполнении Тома Хиддлстона – роль-шедевр. Совместной волей режиссера и актера, давних соратников по театру и кино, прекрасно понимающих друг друга, в обрамлении приключенческого сюжета появился образ, заставивший вспомнить о классическом наследии. О пьесах Шекспира, добром старом театре, Культуре с большой буквы. А еще о том, что душа – не совокупление будничной рутины и скабрезного житейского опыта, а пребывающая в нас неизвестность. Она чудовищно неизмерима и отчаянно беззащитна. И находится в постоянном поиске себя.

«Тор» – это фильм о поиске. Себя ищут все его основные герои – Тор, Джейн, Локи. Но у последнего поиск бесконечно осложнен и тайной происхождения, и привязанностью к Одину, которого считает отцом, и ревностью к брату, и полной несхожестью с окружающими. Те благополучно «в характере», а он, от старта до финиша – ООС самому себе. Как актеру удается выразить за бесконечно малые промежутки времени бесконечное число душевных состояний, остается за пределами разумения, но образ, как бриллиант, ежесекундно сияет десятками граней. Самая великолепная на сегодня игра лицом, давно забытое и ожившее на наших глазах искусство передавать эмоции движением, жестом и, главное, – невероятные, почти невозможные глаза подняли роль из типичного приключенческого фильма до уровня мировой классики. Мы давно не видели такого. Мы не скоро еще увидим подобное. И, к сожалению, вряд ли сможем увиденное по достоинству оценить. Дядюшки «Оскары» и пальмовые ветви Канн вручаются по несколько иным критериям.
Но, к счастью, не все определяется решениями «академиков», давно забывших, что же такое настоящее кино. Есть другая реальность – реальность кинозала. И в ней порой случаются чудеса.
От великодушного порыва до холодной ярости, от мучительных сомнений до трезвого, продуманного расчета, от детской открытости до виртуозно разыгранной интриги, от безумия до абсолютного спокойствия, от тоски до ликования – Локи Тома Хиддлстона проходит через все мыслимые состояния души. Кроме трех. В нем нет веры в себя, надежды на других и любви. Невозможно любить иноподобных. Локи отторгается окружающими и сам, в свою очередь, отторгает их.
Так задумывалось изначально. Вроде бы так, по законам жанра, и должно быть. Но энергетика актера сотворила чудо. Не-положительный персонаж, тот, кого для краткости именуют просто «злодеем», узнал любовь, в которой ему было отказано по сценарию. Любовь зрителей. Это не интерес к необычному образу, как было с героями Энтони Хопкинса из «Молчания ягнят» или Хита Леджера из «Темного рыцаря», а самая настоящая любовь и преданность зрительской аудитории. Такое случается крайне редко. Такое в прошлом назвали бы даром Бога. По сравнению с ним все «оскары» – сущая мелочь.

@темы: "Локи", "Том Хиддлстон", "конкурс", "заметки фана"

---

Снова одуванчики. Много

У нас весна в разгаре. Вот что творится.

@темы: "я живу в красивом городе", "сам себе праздник", "сезоны"

---

"Сценарист" Автор - Victor.Heiz

Очень нравится этот рассказ и неожиданная трактовка в нем Локи. Пусть неожиданных трактовок будет больше, потому что, вижу я, что образ Локи все больше сужается усилиями фикрайтеров. А ведь Локи - это сама непредсказуемость, он многообразен и изменчив. Да и вся трактовка сюжета "Мстителей" в "Сценаристе" - это маленький шедевр. Спасибо автору -Victor.Heiz за разрешение разместить рассказ здесь.
Источник - campfire.diary.ru/?query=%D1%F6%E5%ED%E0%F0%E8%...

Солнечный свет касается ровной полоской письменного стола, стоящего у окна однокомнатной квартиры в центре Бруклина. У света также есть возможность располосовать собой небольшой шкаф, кровать и единственную действительно дорогую вещь в комнате - новое эргономичное кресло. Ну и по мелочи - ноутбук на столе, пепельницу с уловителем дыма, пачку сигарет и две гантели на полу рядом с кроватью. Владелец квартиры практичен и не заводит то, что ограничивает свою функциональную нагрузку собиранием пыли. И он немного аскет.

Стив щурит глаза, вместе с ноутбуком отодвигается от света и продолжает печатать. Время от времени он хмурится, поджимая губы, и трет глаза, но не прекращает работать. Роджерс не срывает сроки сдачи заказа. Никогда. И на этот раз он этого не сделает. Даже если этот сценарий выжимает из него все – его время, его сон и его реальность. Стив хочет сдать эту чертову работу и вернуть себе Бруклин, который здесь и сейчас, а не там, за монитором, и никогда…

Он не сразу слышит звонок, но тот не собирается сдаваться и замолкнет не раньше, чем откроется дверь. Своих соседей, по неизвестной причине полюбивших сценариста как родного, Стив узнает по тому, как те давят на кнопку звонка. Роджерс выдыхает, недовольный тем, что его прервали, но все-таки встает из-за стола и идет открывать.

Наташа. На этот раз на ней узкие брюки, чуть выше щиколоток, легкий летний джемпер бледно-терракотового цвета и простые туфли без каблуков. И никаких украшений, не считая взгляда, выражающего что-то среднее между мягкостью домохозяйки и задором девчонки из соседнего двора. В целом, она походит на рекламу кока-колы годов пятидесятых, не хватает только румянца.

Впрочем, соседка меняет образы чаще, чем проходят заседания ООН по Сирии, и Стив смутно догадывается - она делает это не только потому, что для актрисы такое поведение естественно. Но Роджерс никогда не задумывается над этим всерьез.

- Привет, красавчик! - по-голливудски улыбается Наташа, девушка с загадочными корнями и загадочными актерскими талантами. - Представь, я, - она делает паузу, но не затягивает надолго, - получила роль! Не могу держать это в себе! Не ахти какой фильм и не ахти какой режиссер, но с «не ахти» все начинали.

Роджерс всерьез опасается, что она начнет всех этих "не ахти" перечислять. Он ошибается - она говорит о кастинге, о сценарии… Это слово Стив еще успевает зацепить краем сознания, но следующего уже не слышит. И пока Наташа говорит, Стив думает о том, что рыжий цвет был бы ей к лицу. Рыжий цвет и чуть меньше простоты. И эмоций. А сцену с Трикстером надо бы усложнить, но ее все равно порежут, так что можно не стараться... Доверял бы Капитан Черной Вдове в отличие от Железного Человека или … Он, Стив, не смог бы, но Капитан… А она стоит, томно касаясь плечом стены, топит его в море слов и улыбается – Вдова, которая играет Наташу. Это Вдова легко переходит от образа милой девушки, в которую влюбился бы каждый, к тому, что называется «свой парень». И если ты не хочешь ее любить, ты будешь с ней дружить. Как вариант, больница или морг. Это Вдова убивает и не любит улыбаться, но умеет это делать… Стив хотел бы поговорить с ней. У него есть вопросы. Но везет не ему, а герою Америки…


- …в общем, приходи вечером, часиков в восемь - отметим!

Наташа подмигивает ему и направляется к своей квартире дальше по коридору. Она не дожидается, когда ее обидят, придумав очередное оправдание, и попросят зайти потом, когда Стив не будет в таком цейтноте.

Он закрывает дверь и возвращается к столу. Частые приглашения Наташи Стив для себя объяснить не может. Он еще ни одного не принял и даже не знает, какого цвета обои в ее комнате. Но она продолжает приглашать.

Он правит текст как раз в том месте, где Вдова впервые говорит с Капитаном. Роджерс курит, печатает и не курит – его слишком увлекает процесс. Нет, Капитан не доверял бы ей, но он не может не уважать агента, который служит Щ.И.Т.у потому, что это –осознанный выбор, а не давление обстоятельств или компромисс. Вдова свободна, а принцип свободы для Капитана - основа основ.

Солнце перекатывается по горизонту и тянет луч по столу.

А потом снова раздается звонок. Он звонит. И звонит. И даже когда Стив его замечает и, раздраженно сжав зубы, решает не открывать дверь, звонок продолжает заявлять о себе. Бартон.

- Привет, Писатель!

Именно так, с большой буквы, умеет говорить только Бартон. Искреннее уважение к интеллектуальному труду Стива он выражает всеми доступными способами - от матюгов на подростков, чьи крики, по его мнению, могут мешать Стиву работать (причем о том, что ему вообще кто-то мешает, Стив, как правило, из этих же матюгов и узнает), до приглашений на то, что Бартон полагает ужином. Ужином он, как правило, полагает жидкость любой градусности, ветчину в банке и, почему-то, булки для ход-догов. По крайней мере, Стив никогда не видел в пакете соседа что-нибудь, кроме перечисленного набора.

В чем можно положиться на Бартона, так это в стабильности. Он даже одет, в отличие от Наташи, всегда в одни и те же джинсы и одну из двух начинающих выцветать футболок. Кроме продуктового набора и одежды, стабильным в жизни Бартона остается чувство гордости русскими корнями. Насчет русских предков Стив сомневается, потому что знает, что ни родители Бартона, ни даже родители его родителей никогда дальше соседнего штата не выезжали. Но, возможно, это очень глубокие корни.

- Посидим сегодня вечерком, а? Я тут пару случаев вспомнил - твой Голливуд сдохнет. Я хочу сказать, хорошие истории. Кстати, я тебе рассказывал…

Все то время, что Бартон говорит, а говорит он обычно много – с эпитетами, аллегориями и юморком - Стив крутит в голове образ Соколиного Глаза. Немногословный профессионал и обычный человек в команде супергероев, вооруженный только луком и понятием о «своих» и «чужих». У него есть приказы, сожаления… И сердце.

- Все, не мешаю! – заканчивает Бартон. - Ты, давай, работай. На кино не забудь пригласить.

У Бартона такие глаза, что Стив чувствовал себя последней сволочью каждый раз, когда отказывал. Роджерс неоднократно объяснял соседу, что пить он не любитель. Но Бартона это откровение не смущало. Стив предполагает, что его просто не слышали - мозг Бартона напрочь отказывается фиксировать в сознании такой феномен, как непьющий мужик, поэтому пропускает все объяснения Стива мимо. В конце концов, Роджерс отказывать перестал, он просто не приходит. Это Бартон почему-то принимает и не обижается.

Стив снова смотрит на экран, еще раз перечитывает предложение и, наконец, понимает, что не дает ему покоя - пропущенная запятая и то, что он так надолго вычеркивает Соколиного Глаза из команды. Это не мешает ему проявить себя в другой, но чем дольше он не со своими, тем дольше он против них. Это Вдова орудует собственными защитными механизмами проще, чем домохозяйка пылесосом, а Соколиному Глазу не так просто справиться с чувством вины…

Экран ноутбука моргает, когда Стив уходит в работу настолько, что прекращает видеть строчки на мониторе. В ту же секунду на кухне замолкает холодильник, который обычно шумит так, как будто работает на паровом двигателе.

Роджерс сжимает кулаки и закатывает глаза, чувствуя, что заводится. Он на девяносто девять процентов уверен в причине, по которой техника в квартире вдруг чувствует себя хуже. Стив поднимается из-за стола и третий раз за день открывает дверь. Когда Роджерса это окончательно достанет, он просто перестанет ее открывать. Или разнесет. Что вероятнее всего.

В коридоре хозяйствует парень в фирменном комбинезоне муниципальной электрической компании. У парня и кепка есть, - она всегда заткнута за пояс - но Стив еще ни разу не видел ее на голове электрика. Это можно объяснить тем, что никто в здравом уме такой «манок» - роскошные, соломенного цвета, волосы - от мира прятать не будет. Но Роджерсу импонирует то, что парень на всю эту свою неземную красоту внимания не обращает, а просто запихивает волосы за ворот комбинезона или, как придется, перетягивает в хвост куском проводки. А кепка ему не нравится.

Сейчас Стиву плевать на все эту непосредственность и обаяние. Он без удовольствия, но зашвырнул бы их вместе с владельцем в фургон и оправил бы экспериментировать куда-нибудь подальше от дома.

- Здорово, Роджерс! - браво чеканит Тор. Ни капли сожаления на его лице Стив, как обычно, не обнаруживает. Только отблески едва ли не научного интереса к свисающему с потолка клубка проводки и открытому на стене щитку, а также уверенность в том, что сейчас он точно знает, что делает, и у него даже получается. - Что новенького?

- Привет.

Стив много чего и давно хочет сказать парню, хотя понимает, что говорить бесполезно – все равно присылать из компании будут закрепленного за домом электрика, то есть того же Тора, на которого естественно никто никогда не жаловался (и Стив не будет). Но на этот раз Роджерс не сдерживается:

- Купил ноут. Меня достало, что каждый раз, когда ты появляешься в доме, мой компьютер ловит инфаркты от замыканий. Так что ты мне должен 800 баксов.

- Это не я тебе должен, а те идиоты, которые перегружают сеть, - отмахивается Тор. - Но свои 50 баксов я тебе, конечно, задолжал, что уж. Готов их тебе в клубе пивом отдавать, заодно послушаешь, как мы играем. Кстати, а куда ты старый комп дел, если не шутил?

И все. И ничего с этим сделать нельзя. Нет, однажды Роджерс послал электрика. На курсы повышения квалификации. Но Тора это не смутило - он тут же отчитался, что был там как раз месяц назад и кое-что новое для себя почерпнул, хотя меньше, чем ожидал. На заре их знакомства Роджерс полагал, что Тор - знаток тонкой словесной перепалки и психологической игры, но вскоре пришел к выводу, что в действительности это вариант той самой простоты, против которой все бессильно.

Про долг Стив, конечно, шутит, хотя ни секунды не сомневается в том, что проблема не в идиотах, а в отношениях Тора с электричеством. Отношения эти сложные, неоднозначные и пока взаимностью не отличаются, но Тор над ними упорно работает. И все бы хорошо, если бы эти выяснения не заканчивались короткими замыканиями.

В том мире, который сейчас подвергается правке на ноутбуке, Тор не просто приручает электричество, он - бог стихии. Громовержец, еще не окончательно разобравшийся в себе, стремительно продвигается вперед через миры и собственные чувства. Этих, по сути человеческих, чувств в нем намного больше, чем божественной беспристрастности и, возможно, именно поэтому он так надежен и именно поэтому он становится своим в команде людей.

Роджерс закрывает дверь, оставляя Тора наедине со своим хобби. Если повезет, то сегодня обойдется без аварий. В крайнем случае, Стива действительно подстрахует ноутбук. И, даже если не повезет, хотя бы умолкнет звонок. В любом случае, Роджерс дверь никому больше не откроет, пока не закончит править сценарий.

Стив не мстителен, но все-таки добавляет богу сложностей в жизни, и в качестве брата Громовержец получает того, чей прототип сейчас обрывает телефон Стива.

Телефон. Роджерс не знает, почему не швырнул его в стену. Наверное потому, что вечером надо созвониться с агентом и убедиться, что сценарий он получил и даже сел его читать. А с другой стороны, да к черту этот сценарий – разбить телефон, а потом звонок вырвать с корнем, раз пошла такая пьянка.

- Двести баксов, - объявляет телефон.

Роджерса озвученная сумма удивляет настолько, что он даже успевает задуматься, не произошло ли на это раз что-то действительно серьезное. Потому что обычно цифра как минимум в 3 раза больше.

- А что не пятьсот?

- Так это не мне, - хмыкает в трубку младший, – это полиции. У них тут бюджет урезают, все дела. Если бы не это, отпустили б под честное слово, но надо же с чем-то вискарь пить. Так что двести баксов – и я снова с вами.

То есть надо встать, сесть в машину, доехать до полицейского участка, подписать стопку бумаг высотой с Тора на стремянке, получить на руки младшего брата, довести его до дома, потом… Существует такой предел ярости, когда возникает желание приложить не только объект, но весь тот мир, которому объект принадлежит, для закрепления результата. Так вот, Роджерс только что этот предел миновал. Он спокоен, собран, холоден и ему совершенно все равно, где брат проведет эту ночь.

- Я занят. Освобожусь завтра после одиннадцати и завезу тебе двести баксов. Участок как обычно?

В трубке молчат, но недолго. Долго он не умеет.

- А что, я тут уже как родной, - весело соглашается Локи и кричит куда-то в сторону: - Правда, Хилл? – затем продолжает в трубку: - Но, что ты матери скажешь? Что оставил меня на ночь в обезьяннике? Ага, круто! Домой можешь не приходить. Нет, я словечко за тебя потом вставлю, но, ты же понимаешь...

Роджерс думает, что вариантов развития событий два: либо он удавит Локи и сценарии будет строчить уже в тюрьме (там, наверняка, и с сюжетами проблем нет), либо тот пройдет все стадии подросткового идиотизма ускоренными темпами. А еще он сомневается в том, что правильно обошелся с Громовержцем. С другой стороны, братья научатся друг у друга больше, чем у кого-либо другого, включая Одина. Возможно, когда-нибудь они уравновесят друг друга, но Роджерс не уверен. И развитие этого сюжета выходит за рамки текущей истории.

- Ничего, я готов к разговору с матерью. А ты – к ночи в участке?

- Да нуууу, - тянет младший. – Скучный ты. Ладно, расслабься. Я дома. Пока. Подумал, вдруг тебе делать нечего, мозги не варят и надо взбодрить. Давай, еще позвоню.

Локи ржет и отключается. Самое обидное, что голова у этого малолетнего придурка есть, просто не на плечах. У Трикстера, в отличие от Локи, она там, где и должна быть, но в нем слишком много эмоций. И все его продуманные планы в последний момент ломаются о порыв. И в отличие от младшего брата Роджерса, всю долгую божественную жизнь Трикстера предают - специально или случайно. Мать - равнодушна, отец использует как фигурку в шахматной игре. Он не может найти себе союзников, он не может найти даже себя самого, как будто в нем не один, а все девять миров. Громовержец его единственная ось, но Громовержец не умеет говорить правильно и вовремя…

Прошло. Пять. Минут. Телефон звонит снова. Звонит Человек С Чувством Момента. Этому человеку, если он решил, что ему кто-то очень нужен, неслабо сесть в машину и приехать лично, потому что телефон не отвечает. Роджерс взвешивает последствия и отвечает на звонок. Ему, собственно, уже все равно.

- Привет! Не забыл, естественно... Готово, последняя считка... Перекину тебе к вечеру... Я помню, что к десяти... В кой-то веки и ты помнишь, раз сам позвонил... Нет, можешь... Слушай, если я приму все приглашения на выпивку, я сопьюсь... Нет, с тобой буду, но не утром... Да, спасибо, без тебя бы никак... Какой сарказм, тебя там больше, чем всех читаури вместе взятых... Я и фразочки твои не придумываю, а вспоминаю... Славно... А теперь сарказм... Давай, до завтра!

Филантроп, гений и далее по списку раздражает Стива настолько, что когда тот не появляется слишком долго, Роджерсу становится скучно. Кроме того, есть одна "мелочь". Старк, конечно, раздолбай редкий; обязательности в нем примерно столько же, сколько перьев на носороге; от адреналина зависит так, как другие от воздуха; он от себя почти объективно без ума, но при этом рискует таким ценным собой при любой возможности, иногда эти возможности сам и создает. Так вот "мелочь" заключается в том, что Старк его друг. Он забывает о десяти назначенных им же встречах, но когда нужен, приходит без приглашения и пошлет, если надо, к черту мир, если тот будет против Роджерса. Причем пошлет так, что Стиву его еще останавливать придется. И Тони Старка он пишет с Тони Старка. Вот так просто.

Луч сползает со стола и растворяется в сумерках. Стив отправляет текст агенту, закрывает окно, выключает ноутбук и идет на кухню.

В холодильнике – джентльменский набор полуфабрикатов. Если у Роджерса есть время и желание, он готовит сам - и тогда едет за хорошими продуктами на фермерский рынок. А вот замороженные, покрытые инеем, коробки, которые, по его мнению, достаточно подписывать словом «еда», Роджерс покупает всегда в одной и той же лавке. Он не видит смысла платить десять баксов за то, что по вкусу ничем не отличается от содержимого упаковки за доллар с лишним. Кроме того, он предпочитает оставлять этот доллар с лишним именно в лавке Беннера. Это не жалость и даже не сочувствие - Роджерс чувствует потребность хоть как-то сбалансировать патологическое невезение владельца магазина, располагающегося на первом этаже дома.

Роджерс сомневается, что существует человек, которому бы не везло в жизни больше, чем спокойному и стоическому Беннеру. Его никогда не забывают проверками пожарные и налоговые службы, а также пожары и потерянные налоговиками декларации, которые, Роджерс готов биться об заклад, Беннер заполняет противоестественно честно и отправляет в налоговую без единого дня задержки. За почти одиннадцать лет скромной торговли, в лавке устраивали разборки и перестрелки, влетали в витрину на угнанной машине, грабили, рожали и блевали чаще, чем продавали газеты. И за все это время Роджерс ни разу не видел, как Беннер зеленеет от злости, достает биту или конституцию и предъявляет человеческому фактору и обстоятельствам свои права на допустимую самозащиту.

Поэтому в истории Роджерса у Беннера появляется Халк – сгусток всего того, что не позволяет себе владелец маленького местечкового магазинчика, Халк – собственное имя личной свободы Беннера. Роджерс не знает, нужна ли она человеку, торгующему кока-колой, сигаретами и журналами, но в реальном Беннере столько непротивления злу насилием, столько сдержанности и воспитания, загоняющего его в рамки того, что нельзя, что Доктору Роджерс прописывает внушительных размеров «можно». И это персонифицированная ярость так выпячивает индивидуальность Доктора, что ее видно за квартал, и никто не посмеет его не заметить.

Стив ужинает, принимает душ и ложится почти в то же время, что всегда, когда работа позволяет придерживаться графика. Он очень дисциплинированный. Он засыпает почти мгновенно. Тоже как всегда. Но сегодня он засыпает так быстро еще и потому, что устал думать о том, чего у него нет.

У него есть мирная, но ответственная работа; есть взбалмошный Нью-Йорк, жители которого примут любого иномирянина за своего хотя бы в силу привычки; есть соседи, сконцентрировавшие в себе Америку, которую он не очень любит, но очень хочет любить; есть друг, который Старк. И Роджерс уже очень взрослый и серьезный, чтобы служить тайной организации, сражаться с инопланетянами, быть Капитаном Америкой и верить в команду, такую нереально... ему подходящую…

Америка говорит Роджерсу доброе утро и поднимает в восемь бодрой перебранкой, слышной с улицы через закрытые окна. Ему все равно пора вставать.

Ровно в десять Роджерс подходит к дверям неприлично большого кабинета Тони Старка и улыбается мисс Поттс. Она предлагает кофе и пять минут ожидания Старка. И предоставляет и то, и другое: кофе нужной крепости и температуры и ровно 5 минут до того момента, как появляется Старк. Роджерс иногда сомневается, что Поттс живая девушка, а не искусственный интеллект.

- Сейчас ты удивишься, - предупреждает с налета Старк, одаривает Поттс улыбкой и влетает в кабинет, кивком головы предлагая Роджерсу следовать за ним.

- И тебе доброе утро, - Роджерс напрягается, потому что удивить Старк может чем угодно. Например, тем, что не прочитал сценарий.

- Как мелкий? – спрашивает Старк. У Роджерса есть подозрение, что тот его брату симпатизирует. Примерно так, как рыбак рыбаку или как опытный аферист новичку. Старк, разумеется, все отрицает, но каждый раз интересуется у Роджерса похождениями младшего.

- Рискует, - пожимает плечами Роджерс. Он готов удовлетворить любопытство Старка деталями, но после того, как работа будет закончена.

- Слушай, давай его в армию отдадим. Двух месяцев, думаю, хватит. У меня знакомый есть, полковник…

- Это не Фьюри, случайно?

Роджерс давно заметил за Старком научно-исследовательский интерес, который заключается в том, чтобы подкинуть Локи сложностей в жизни (в воспитательных целях, разумеется), а потом наблюдать, как он из них будет выпутываться.

- Примерно… Да, он.

- Знаешь, по сравнению с тобой, я со своими мыслями убить брата, гуманист. И что там со сценарием? - Роджерс возвращается к тому, зачем пришел. Если Старка не остановить, он уйдет от темы настолько далеко, что даже Стив ее забудет.

- Расслабься, - бодро призывает Старк и усаживается в кресло, - я его прочитал. Почти весь.

- Уточни, насколько почти? – Роджерс подозрительно щурит глаза. И он терпеть не может слово «расслабься».

- Нууу, понимаешь, - Старк отщелкивает крышку ноутбука на столе и молча пробегает пальцами по клавиатуре.

Роджерсу становится не по себе. Он даже не может ручаться, Старк действительно не успел дочитать текст или намеренно тянет время, заставляя нервы Роджерса зудеть.

- Ты бы себя видел! – довольно констатирует Старк, глядя в напряженное лицо сценариста. – Спокойно, я не дочитал титры. Не скажу, что это лучшее, что ты написал, - он неопределенно щелкает языком и продолжает после небольшой паузы, - только потому, что ты наверняка еще напишешь что-нибудь не менее улетное! Но то, что я прочел, это по-настоящему круто, парень! Я уже вижу контракты на красивые цифры.

- Что, все настолько хорошо? – Роджерс продолжает подозревать, что не все так радужно, хотя Старку он обычно верит. По крайней мере, в том, что касается работы.

- На пару пунктов ниже высшего класса. Начну с первого и главного, - Старк опирается на стол локтями, подтягивается немного вперед и тоном друга, который поймет и примет любой ответ, вопрошает: – ты гей?

- Ты рехнулся? – вопросом на вопрос отвечает ошарашенный Стив. Он знает эту кухню и знает, что тему наркотиков, нетрадиционной ориентации и шовинизма критики могут найти даже в документальном фильме о процессе производства английских кексов, но лично он про это не писал.

- А что мне еще думать? Ты пойми, у тебя на двести страниц текста всего две особи женского пола, не считая той томной девицы в рогатом шлеме, и до фига парней. Где романтика? Где страсти? И где секс? – Старк откидывается обратно в кресло. - Как я буду продавать сценарий, в котором вообще нет секса? Даже намека на секс нет.

- Какой секс, Старк?! – вспыхивает Роджерс. – Это кино для всех возрастов. Я тебе больше скажу, в кинотеатры отцов потянут дети сантиметров ста пяти, а не девицы сантиметров ста восьмидесяти.

- Роджерс, очнись! Выходи из образа замороженного рыцаря в белом. Секс и насилие - вот за что несут деньги в кассу. Детские рейтинги уже не так прибыльны, как были раньше, спроси у Диснея. И, кстати, один труп на фильм мало. Добавь трупов.

Стив хочет сказать что-то о работе в команде, нормальной мужской дружбе и старого доброго «один за всех», но молчит. Он смотрит на своего агента и не видит в нем того Старка - в броне и с пламенным мотором в груди. Он видит человека в деловом костюме и с калькулятором, соразмеряющего сценарий с кассовыми сборами. Роджерс не собирается биться головой о стену, потому что вдруг почувствовал себя разочарованным. Но ему не по себе. И не потому, что в этой реальности Старк зарабатывает деньги, а не спасает мир, а потому что Роджерс, отнюдь не наивный, пошел на поводу собственной фантазии и идеалов выдуманного им персонажа.

- Будет тебе второй труп, - мрачно обещает Роджерс. – Пафосный, тебе понравится. Это все?

- Да, больше претензий не имею, особенно, если ты все-таки добавишь что-нибудь про поцелуи. В общем, Стив, порадуй девочек, а то они после кино не дадут мальчикам. Почему, ты думаешь, Сумерки кассу сорвали.

В кабинет заходит Поттс. Она несколько секунд выразительно смотрит на Старка, прежде чем констатировать:

- Коулсон в приемной.

- Какой Коулсон?! – Старк впивается взглядом в помощницу. - Какого черта он приперся без звонка?

- Он, как ты выражаешься, приперался вчера по звонку, но ты был на совещании, - Поттс невозмутима, и язвительности в ее голосе не услышать, но она вполне доходчиво доносит до шефа, что вчера ей пришлось поить Коулсона кофе, выражать некую долю сожаления отсутствием мистера Старка и оправдывать мистера Старка совещанием. – Я скажу, чтобы зашел?

- Нет! Скажи, что я уже ушел. Нет, лучше, что я умер и меня уже закопали. Цветов не надо!

- Старк, будь взрослым мальчиком, прими его.

Поттс выходит, не давая Старку шанса ответить.

- Так, все плохо, - выдыхает Старк. – Роджерс, никуда не уходи.

- Можешь объяснить, в чем дело? – Стив смотрит на Старка так, как смотрят на комету, которая пролетает мимо земли один раз в тысячу лет – с интересом, удивлением и удовлетворением от того факта, что стал свидетелем редкого явления. В конце концов, не каждый день можно увидеть, как Старк паникует.

- Нет, ты представь! Он в моем кабинете проявляет чаще, чем реклама на канале CNW. Старается, конечно, но приносит полную херню. Правит и ходит, правит и ходит. Я его убью, Роджерс! Оставайся, будешь свидетелем, что я это в состоянии аффекта и целях защиты своего психического здоровья.

- Мистер Старк.

В кабинет входит человек настолько непримечательный, насколько это возможно. Роджерс знаком с таким типажом. Человек с подобной внешностью может оказаться Ганнибалом Лектором или агентом спецслужб, преподавателем в Клубе авиастроителей или высокооплачиваемым киллером. Его можно не заметить, даже если он будет сидеть пять часов напротив вас в поезде, а можно запомнить на всю жизнь, пообщавшись меньше минуты в очереди к банкомату.

- Знакомьтесь, Стив Роджерс, Филл Коулсон.

Коулсон подходит к Роджерсу и протягивает руку.

- Мистер Роджерс. Большая честь для меня.

Рукопожатие у него крепкое, хотя ладонь влажная. Пытается держаться, но волнуется.

- Не буду вам мешать, - Роджерс сдержанно улыбается и, взяв в руки газету с журнального столика, демонстративно переключается на заголовки первой страницы.

Старк разговаривает с Коулсоном. Точнее, больше слушает. Тот говорит что-то о том, что внес изменения в соответствии с замечаниями Старка, что-то там переработал и добавил второстепенного персонажа, который, по мнению Коулсона, удачно вытягивает на себя какую-то там линию. Старк, к удивлению Роджерса, кивает и улыбается. Судя по комментариям, он действительно прочитал то, что Коулсон выслал ему два дня назад.

- Давайте сюда редакторский текст, Коулсон. Вы молодец, редко, когда работу не бросают после двадцатой правки, - Старк встает и провожает Коулсона до дверей. – Отправлю, посмотрим, что скажет наш денежный мешок.

Он жмет Коулсону руку и, закрыв за ним дверь, кидает полученную от него папку на стол.

- Опять понаписал километры текста, который хрен продашь, - Старк подходит к бару, берет бутылку, но передумывает, и ставит ее обратно. – Сюжет слабый, характеры туда же. Но не могу, старается же. Трое, что б его, детей разношкольного возраста, а с дочерью вообще какая-то история с врачами.

Он, наконец, оборачивается на Роджерса.

- Если ты хоть кому-нибудь расскажешь, что я тут… - Старк не в состоянии сформулировать порыв своей души, - даже Поттс, даже своей вечерней пицце.

Мир Роджерса снова переворачивается и надевает на Старка броню Железного Человека. Команды у Стива, конечно, нет, но Железный Человек – пожалуйста. А то, что ему казалось десять минут назад, ему казалось.

- Понял, - ухмыляется Роджерс. – Но ты мне теперь должен.

- Ага, как же, - отмахивается Старк. – Это ты мне должен. Жду в семь, как договаривались. Утром он не пьет!

Роджерс подходит к двери и оборачивается.

- Перешли мне работу Коулсона и дай его телефон. Посмотрим, что можно сделать.

- Началось, - бурчит Старк в закрывающуюся дверь, потом вспоминает и кричит, - свой текст доработай сначала. С тебя секс, Сосулька!

@темы: "Локи", "Мстители", "на diary.ru живут талантливые люди"

---

Локи всякие нужны

Не поклонница комиксов, но эта картинка меня чем-то зацепила. Тут Локи лукавый как жизнь моя. Буду на него медитировать и поднимать себе настроение.

@темы: "Локи"