Восточный город наполнен неясной тоской. Он кажется веселым, болтливым, шумным, блестящим, но в глазах-куполах светится грусть, и тянутся вверх тонкие пальцы минаретов, словно желая коснуться неба и удостовериться, что хотя бы там можно утолить неутолимую жажду — чего? Любви? Радости? Покоя?
Город не знает. Его мало любят: показательно восхищаются и норовят оставить при первом удобном случае. И о каком покое может быть речь на улицах и во дворах, переполненных людьми с горячим восточным темпераментом? Но город упрямо грезит о несбыточном и неявном в звонкой, певучей тишине ночи, ворковании утра и тугом, как тетива, свете дня. И не так уж ему важно, сбудутся ли эти мечты. Важнее, что они есть, и что в них никогда не умрет его душа.